До мозга костей (ЛП) - Вульф Триша - Страница 41

— Проведу тебе экскурсию. А потом ты останешься.

Я кладу свою ладонь в ладонь Джека, и он ведет меня мимо столовой, по коридору, где он ответил на звонок. Справа — ванная комната и прачечная, слева — кабинет и домашний спортзал с гантелями, тренажером-велосипедом и беговой дорожкой.

— Можешь пользоваться в любое время, — говорит Джек, пока я кручусь в центре комнаты.

— Я бегаю с Корнетто. Вдоль реки.

Джек приподнимает плечо, словно для него это не новая информация.

Я вздыхаю. Кажется, он наслаждается моим слегка хмурым взглядом.

— Ты присоединишься к нам, полагаю.

Молчание Джека — единственное подтверждение, которое мне нужно, и он выключает свет, прежде чем я успеваю насладиться веселым блеском в его глазах.

Затем Джек ведет меня обратно по коридору на кухню и оставляет там, пока сам идет в оранжерею, чтобы вернуть обратно бутылку текилы. Он наливает щедрую порцию в металлический бокал без ножки, который я оставила на столешнице, с укоризненным, предостерегающим взглядом, который заставляет меня ухмыльнуться. Когда его бокал снова наполнен, Джек ведет меня через весь дом к лестнице.

На втором этаже находится большая ванная комната с темно-серой плиткой и очень широкой душевой кабиной, еще одна ваза с голубыми цветами на стойке между двойными раковинами, на этот раз это лилии. Здесь две гостевые спальни, в которые Джек едва заглядывает и, вероятно, в которых никто никогда не оставался. А затем главная спальня с ванной комнатой. Комната оформлена просто и со вкусом, декор — без излишеств.

Я прохожу вперед к одному из окон, выходящих на задний двор и остроконечную крышу оранжереи.

Когда я поворачиваюсь к нему лицом, Джек стоит у входа, кровать возвышается между нами, как крепость. Он изучает меня, прислонившись к дверному косяку и делая глоток напитка. Другая его рука глубоко засунута в карман и что-то методично поворачивает. Его зажигалка. Я скучаю по её весу в моей ладони, по металлическому щелчку крышки.

— Какая комната моя? — спрашиваю я, кивая в сторону коридора.

— Эта.

— Тогда какая твоя?

— Тоже эта.

— Я могу остаться в одной из твоих гостевых комнат, — говорю я, заправляя прядь волос за ухо.

Глаза Джека темнеют.

— Нет. Не можешь.

— Я не хочу доставлять неудобства.

— Ты действительно собираешься лишить меня повода отшлепать твою задницу?

— Уверена, ты найдешь другой.

Мы обмениваемся фальшивыми улыбками, за которыми скрывается желание. Я стараюсь не смотреть на кровать, пряча свои эмоции за большим глотком текилы. И все же я не могу устоять перед порывом прикусить нижнюю губу в тишине, которая затягивается между нами.

— Куклы на чердаке, — говорит Джек. — Хочешь посмотреть?

— Пожалуй, откажусь. Покажи мне что-нибудь ещё. То, что ты никогда никому не показывал.

Веселье исчезает из глаз Джека.

Похоже, он знает, что я действительно не останусь, если он не отведет меня туда, куда я хочу. И если бы это была игра, я бы выиграла. Возможно, сегодня Джек разрушил мои стены, но именно он должен отказаться от того, что ему дорого. Он должен сделать выбор: рискнуть своими самыми темными секретами…

…или рискнуть мной.

Я слежу за каждым движением Джека, какими бы незначительными они ни были. Как он смотрит в свой виски, моргая на долю секунды дольше, чем обычно. Как дергается мускул его челюсти, когда он сжимает зубы. Движение его шеи, когда он сглатывает.

Джек делает ещё один глоток напитка, отпускает зажигалку, а затем протягивает руку.

— Пойдем. Я покажу тебе то, что ты хочешь увидеть.

Когда я обхожу кровать и кладу ладонь в его, он не отходит от двери, вместо этого притягивая меня ближе. Его пристальный взгляд скользит по моему лицу, словно кристаллы льда, и моя улыбка расцветает дерзким цветком под снегом.

— Однажды, lille mejer, я перестану недооценивать твою способность обращать что-либо в свою пользу.

Я приподнимаюсь на носочках, притягивая Джека ближе, чтобы я могла прошептать ему на ухо.

— Очень надеюсь, что нет, доктор Соренсен. Это бы очень помешало моему веселью.

Наши глаза встречаются, хотя мы так близко, что черты лица Джека расплываются. Провожу губами по его щетине, потом отстраняюсь. Не поцелуй, а соблазнение. Обещание. Может быть, награда. Я чуть крепче сжимаю пальцы на его руке, и, нахмурившись напоследок, Джек спускается первым по лестнице.

Мы возвращаемся в его кабинет, где он останавливается у одного из трех книжных шкафов, стоящих вдоль стен. Джек наклоняется и нажимает пальцем под самой нижней полкой, ожидая, пока тихий сигнал подтвердит его прикосновение. Книжный шкаф открывается и отодвигается от стены, проливая свет на узкий винный погреб с ромбовидными полками, заставленными бутылками.

— Ты собираешься добавлять мои биометрические данные? — спрашиваю я, пока Джек идет в конец комнаты и находит ещё один датчик, спрятанный под рамкой шкафа в дальней стене. Ещё один тихий цифровой сигнал, еще одна полка распахивается, открывая потайную дверь. — Мне кажется, я должна иметь доступ хотя бы к запасам вина.

— Зная тебя, ты найдешь способ войти без моего разрешения, — отвечает Джек, отпирая железную дверь.

— Не могу не отметить, что это не совсем ответ на мой вопрос, доктор Соренсен.

Он лишь бросает мне короткую улыбку, после чего щелкает выключатель и жестом приглашает меня войти внутрь.

Трофейная комната Джека — первая комната в доме, где я могу получить истинное представление о нем. Даже оранжерея больше похожа на окно, которое позволяет мне лишь заглянуть в его мысли обо мне. Но комната трофеев — это всё равно, что открыть дверь в его душу.

Комната длинная и узкая, у одной стены стоит старый диван, его потертая обивка покрыта покрывалами и несочетаемыми подушками, которые каким-то образом всё ещё смотрятся гармонично вместе. Помимо цветов, здесь я впервые замечаю какой-либо цвет и узор, хотя тона по-прежнему темные. Напротив дивана и примыкающих к нему прикроватных тумбочек стоит стол и книжная полка, на которой хранятся тексты с аннотациями и ряд папок. В конце комнаты — небольшой стеллаж для хранения, а рядом с ним — запертая стальная дверь, от её неумолимой поверхности исходит холод.

И повсюду на стенах рисунки Джека.

Карандашом. Углем. Наброски плоти, содранной с костей, — стиль клинический, но вызывающий воспоминания. Некоторые из них — бедренные кости, каждая — уникальная проработка отдельных черт. Блеск гладкой поверхности коленной чашечки. Крошечные полосы на межлопаточной линии возле шейки кости. Другие — ключицы, или нижние челюсти, или малоберцовые кости. Но наиболее распространенными являются подъязычные кости. Красивые и нежные, изображенные под разными углами. Неглубокие впадины на её теле. Малые рога, соединяющие свободно подвешенную кость с шиловидно-подъязычной мышцей. А рядом с набросками — сами кости, хранящиеся в закрытых стеклянных витринах.

Я не тороплюсь, рассмастривая практически каждую из них, сравнивая сходства и различия между набросками и оригиналом. Иногда рисунки являются точным отображением. В других случаях кажется, что Джек рисовал с другой модели.

— Ты рисуешь их перед убийством, не так ли. Вот почему они не всегда похожи, — говорю я, наклоняясь ближе, чтобы рассмотреть одну кость и её нарисованную пару, которые заметно не совпадают.

— Да, — говорит Джек, останавливаясь рядом со мной. Он наклоняет свой бокал к витрине, лед внутри звякает о металл. — Я был удивлен, что они оказались настолько разными.

— Не больше, чем человек, у которого ты её забрал, я уверена, — говорю я с усмешкой, прежде чем отвернуться.

Я иду к стальной двери, с каждым шагом оценивая искусство и трофеи Джека. Замечаю один набросок, приклеенный к стене, который не похож на другие, и сразу же узнаю обстановку. Это моя квартира, где мы убили Себастьяна. На рисунке я сплю на диване, что и произошло после того, как мы провели уборку, а Джек отправился забирать машину со стоянки возле клуба, чтобы перевезти тело через границу штата. Однако на рисунке Джека на мне нет одежды, хотя я знаю, что перед сном переоделась в треники и майку и ждала, когда он вернется и заберет Себастьяна. Я помню, как проснулась и обнаружила, что Джек уже вернулся в мою гостиную и наблюдал за мной темным, нечитаемым взглядом, который, как я думала, был больше связан с холодным телом на полу между нами, чем со мной.