Повешенный. Том II (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 8

Я, конечно, «резвак», но подстраховаться тоже не мешает

— Петь — тихо шепчу другу, отступая назад, за угол — можешь его даром оглушить? Чтобы я подобрался поближе?

— Попробую. Приготовься!

В этот раз Южинский действует совсем по-другому. Он уже как бы не раскидывает «сеть», а соединяет ладони, сцепляя большие пальцы, и обрушивает на лося мощный поток своего дара, оглушая зверя ментально. Я стою наготове — в правой руке острога, в левой нож с широким острым лезвием.

Увидев, что цель ошалело трясет башкой, пытаясь зареветь, тут же врубаю ускорение, и воздух мгновенно становится вязким. Я срываюсь с места, проносясь в оглушительной тишине мимо неподвижно застывших Котофея и Петьки. Миг — и я уже рядом с лосем. С облегчением вижу, что это все же взрослый теленок — вон, и шишки у него на лбу есть, и «серьга» на шее свисает. Но мельком отмечаю, что по размеру он великоват для сеголетка, скорее уж это двухлеток!

Лось стоит неподвижно, представляя собой идеальную мишень, и я с размаха бью зверя острогой прямо в сердце, а потом ножом наношу ему удар в шею, чтобы еще и перебить яремную вену. Отскакиваю в сторону, выключая дар, и мир сразу наполняется звуками. Вижу, как лось, пошатнувшись и булькая кровью, медленно оседает на землю. Дело сделано. Смерть для зверя стала мгновенной и безболезненной — думаю, он даже не понял, что с ним произошло. Жил, жил и вдруг бац… умер.

— Ну, ты силен, Паш…! — ошалело качает головой подошедший Петр. А сам бледный, даже губы от перенапряжения дрожат. Совсем свой дар не развивает…

В отличие от Южинского, я чувствую я себя вполне нормально, почти не устал. Скосил глаза на свою звезду в вороте рубахи — она лишь чуток потускнела. Еще на несколько коротких рывков меня точно хватило бы. Выходит, что дара во мне гораздо больше, чем в Петре. И нельзя на этом останавливаться, нужно наращивать не только мышцы, но и родар.

— Петь, сходи-ка глотни крепкого чайка! С медом — советую я другу — Лось теперь никуда уже не сбежит, успеешь еще им налюбоваться.

Друг заторможено кивнул и на заплетающихся ногах побрел в дом. На полдороге его под руку подхватил Истислав — видимо мы всех в доме разбудили.

— Ну, что Котофей? — перевожу я взгляд на довольного кота — Печенку ты сегодня заслужил, она по праву твоя. Сейчас позавтракаем и займемся разделкой туши…

Прошла неделя, и Николай постепенно начал успокаиваться, даже ночные кошмары перестали мучить. А за бесконечной чередой дел, требующих неотложного внимания императора, и сам темный ритуал стал казаться нелепым, дурным сном. Он запретил себе его вспоминать, и с каждым днем это получалось у Николая все лучше, и лучше.

Вскоре настал момент, когда выслушивая очередной доклад шефа жандармов о безуспешных поисках беглецов, император оборвал его, небрежно махнув рукой:

— Полноте, Александр Христофорович… Отзывайте уже своих людей. Незачем тратить время и силы на бесцельные поиски преступников, которые давно уже мертвы. У нас в губерниях разбойники на дорогах распоясались — грабят и убивают путников средь бела дня, а жандармы ищут тех, кого в живых больше нет.

Бенкендорф растерянно уставился на царя, не веря своим ушам. Потом осторожно поинтересовался:

— Ваше Императорское Величество, а позвольте узнать: на основании чего вы сделали такое умозаключение?

Николай усмехнулся и одарил шефа жандармов снисходительным взглядом

— Генерал… неужели вы думаете, что в таком важном деле я полагался исключительно на ваших людей? Плохой из меня был бы тогда император! Нет… есть в моем распоряжении и некие люди, и скрытые силы, которым можно доверить дела исключительной важности. А это был, как раз такой случай.

— Позволено ли мне будет узнать хоть какие-то подробности их…расследования?

Царь молча встал из-за стола, не спеша, прошелся по кабинету, словно обдумывая вопрос Бенкендорфа. Потом остановился напротив него и холодно произнес

— Нет. Просто примите сие, как данность: преступники мертвы.

— Но…

— И изыщите способ убедительно довести это до сведения нашего общества. Пусть уже все успокоятся: беглецы утонули. Или сгинули в трясине болот, если угодно. Это уже, как вам самому будет удобнее представить их нелепую смерть. Но вы, Александр Христофорович, можете быть твердо уверены — сии преступники уже неделю как мертвы. Все трое. Это мне известно доподлинно, и никаких сомнений в том нет. Дело закрыто.

…Бенкендорф покинул кабинет императора в полной растерянности. И даже не ответил на приветствие фельдъегеря, ожидавшего в приемной — настолько выбили его из колеи слова Николая. Он не знал, что и думать после всего услышанного.

С одной стороны, у шефа жандармов не было ни малейшего повода сомневаться в полном здравомыслии молодого царя. К тому же слова Николая не противоречили донесениям подчиненных из трех поисковых отрядов. Да, след беглецов оборвался в Старой Ладоге десять дней назад, и они никак более не проявили себя. Действительно… словно сгинули в окрестных болотах.

С другой стороны… что это за «некие люди и скрытые силы»? И почему он — шеф жандармов, ничего о них не знает⁈ Соперничества с непонятными силами Александр Христофорович не опасался, они явно были немногочисленными и какое-то влияние на императора с их стороны пока не прослеживалось. Но! Один факт того, что люди такие все-таки существуют, уже давал ему законный повод для беспокойства.

Император в течение последней декады из Царского Села не выезжал и даже дворец не покидал. Вдовствующую императрицу в Гатчине не навещал, сославшись на свое плохое самочувствие, только записками с ней обменивался через посыльного. Но, зная мнительный характер Николая, он вряд ли доверил бы бумаге важное дело… Очень похоже, что секретная встреча с кем-то из этих загадочных людей произошла все-таки здесь, во дворце.

Но в журнале посещений искать запись об этом визите бесполезно. И тем более не стоит дежурных флигель-адъютантов расспрашивать о подобном — те сразу императору доложат, что шеф жандармов проявлял ненужное любопытство. Сам был когда-то на их месте. Остаются фельдъегери и слуги каретного двора. Ну, и еще те гвардейцы, что несут службу в вестибюле первого этажа. Расследованием следовало заняться незамедлительно, пока в памяти у людей хоть что-то сохранилось. Но действовать при этом нужно крайне, крайне осторожно…

…Разделкой лосиной туши пришлось заняться нам с Истиславом, как самым умелым и не брезгливым. Петя после применения родара все-равно был, как вареный, и, позавтракав, сразу же отправился отдыхать. Верный Котофей, конечно же, увязался за ним следом, бросив перед этим на меня многозначительный взгляд — мол, не забудь, Павел, о своем обещании порадовать героического кота парной печенкой!

Тушу Истислав сразу освежевал, и общими усилиями мы подвесили ее на крюк за баней, предварительно сняв оттуда мою самодельную «боксерскую грушу». Перед разделкой сначала нужно спустить всю кровь в подставленное под тушу корыто.

— Знаешь, Павел, а лось-то наш не жилец был: он заднюю ногу где-то умудрился сломать — удивил меня волхв — и если бы не вы с Петром, так волки или медведь его все равно скоро загнали бы.

Сути произошедшего это, конечно, не меняло, но мысль о том, что мы избавили животное от лишних мучений и жестокой расправы хищников, немного меня порадовала. После утренней тренировки и плотного завтрака, мы с Истиславом наточили ножи и занялись делом.

В принципе, разделка лося ничем не отличалась от разделки той же коровы или барана. Если есть навык, то дело это вполне себе рутинное. Просто нужно заранее представлять, что будет готовиться из той или иной части туши. Я представлял, поскольку не раз, и не два, привозил домой мясо с охоты, а потом сам же его и готовил для семьи. Поэтому резал и сортировал отрубы с умом. Истислав в это время промывал готовые куски лосятины колодезной водой и обсушивал их полотенцем.