Король-одиночка - Дробина Анастасия - Страница 1

• 1/12
• Следующая

В большой комнате горела лампа. Слабый свет не справлялся с темнотой и терялся на тяжелых портьерах и старинной бронзе светильников, стоящих по углам. На столе стояли тарелки с остатками ужина и бутылка вина, уже почти пустая. Из распахнутого в сад окна тянуло сыростью. По крыше стучал дождь. За столом сидели двое, и неторопливая беседа, лишь изредка прерываемая поднятием стакана со словами: «За твое здоровье, дорогой…» – длилась уже около часа.

Хозяин дома взглянул на окно. Вежливым и одновременно властным жестом прервал речь своего собеседника:

– Извини, Граф. Не трудно будет?..

Тот кивнул, не спеша встал, закрыл створки. Зеленая лампа осветила его грубые скулы, тяжелые веки, сросшиеся на переносице брови. Волосы черными крутыми кольцами падали на низкий лоб. Массивная нижняя челюсть придавала лицу угрожающее выражение.

– Спасибо. Садись. Валя, еще вина!

Неслышно вошла жена хозяина – пожилая, еще красивая цыганка с гладко уложенными волосами. Поставив на стол новую бутылку, начала собирать грязную посуду. Граф тронул ее полную руку, улыбнулся, блеснув зубами. Улыбка смягчила его черты. Сразу стало заметно, что ему не больше тридцати.

– Посиди с нами, тетя Валя.

– Спасибо, в другой раз, – с усмешкой отказалась женщина. – Ваши дела мужские. Пей, ешь, дорогой. Ночевать останешься?

Граф покачал головой, тяжело, обоими локтями оперся на столешницу. Когда Валя, взяв поднос, ушла из комнаты, он поднял глаза.

– Товар уже в Одессе. Мне что – прямо завтра лететь?

– Зачем тянуть? – хозяин, казалось, не заметил досады в его голосе. – Не беспокойся. На свою свадьбу успеешь.

Граф усмехнулся. Отпил из бокала.

– Слушай, Белаш… Зачем тебе этот гаджо [1]? Не боишься, что обдурит? Деньги все-таки большие.

– По-моему, это ты его ко мне привел.

– Ну, я… Так это когда было!

– Кто говорил, что он всю Одессу держит? Кто говорил, что Король в порту хозяин?

– И не отказываюсь, держит. А тебе обязательно через море получать? Мои люди давно поездами прямо из Бишкека возят – ни одна цыганка еще не попалась.

– У Короля тоже не попадаются. Сколько лет вместе работаем – все в порядке было. Вы что, с ним поссорились?

– С чего? Нам делить нечего. Только знаешь, что моя бабка говорила? Ром – мэк ромэнца, гаджо – мэк гаджэнца [2].

– Мой отец тоже так говорил. Посмотрим. А пока лети в Одессу. Получи товар – и женись спокойно. Девочку я знаю?

Граф молча кивнул. Чуть погодя встал из-за стола.

– Поеду.

– Ступай. Матери поклонись от нас. Скажи – на свадьбе увидимся.

Когда за Графом закрылась дверь, Белаш некоторое время сидел неподвижно. Его отяжелевшая, грузная фигура заполняла собой все кресло, отбрасывая на паркет бесформенную тень. Свет лампы застыл в немигающих черных глазах. Казалось, мужчина чего-то ждет.

Когда под окном мокро прошелестели шины, Белаш повернул голову. Вполголоса позвал:

– Мария…

Тяжелая портьера качнулась. Из-за нее бесшумно, словно привидение, вышла молодая цыганка в шелковом брючном костюме. Ее черные волосы, собранные в хвост, густыми прядями падали на плечи. Подойдя к столу, она вытащила сигарету из лежащей на скатерти пачки, закурила, несколько раз с силой затянулась. Тонкие, унизанные перстнями пальцы Марии дрожали.

– Значит, женится… – пробормотала тихо, без злости. – Вот дерьмо…

– Поверила теперь?

– Девочку жаль, како [3]. Будет мучить, как меня.

Белаш, не отвечая, смотрел в окно. Молчала и Мария, машинально затягиваясь и стряхивая пепел в бокал на столе. Она не была красивой: слишком крупные губы, большой нос с горбинкой, по-мужски широкие брови. Близко посаженные черные глаза, не моргая, смотрели в пол.

– И не боишься с ним дела делать?! – вдруг взорвалась она, хлопнув ладонью по столу. Белаш медленно поднял голову.

– Бояться – мне?

– Тебе! Тебе! – широкие ноздри Марии раздулись, она всем телом подалась вперед. – Думаешь, ему верить можно? Хоть на полкопейки? Ты послушай, что про него цыгане говорят! С русскими знаться – это как? По кабакам шляться?! С чужими женами спать – это как?! И с его-то рожей, дэвлалэ [4]!.. Страшнее смертного часа!

– Не кричи. Дети спят.

– Не кричу! – Мария села на подлокотник кресла, стиснула ладонями виски. Уже успокаиваясь, спросила: – А кто этот Король?

Белаш усмехнулся краем губ.

– Между прочим, твой родственник.

– Ка-а-ак?..

– Твой брат, Славка, жену взял в этом году? Девочка – из Одессы, сестра Короля.

– Король же гаджо!

– Девочка тоже… наполовину. Ты не знала?

– Да, Славка что-то говорил… – Мария умолкла на полуслове. Белаш положил ладонь на ее пальцы.

– Ты так и живешь одна? Нехорошо, ты – женщина молодая… Не хочешь к нам переехать? Валя рада будет.

– Позорить твою семью? – не поднимая глаз, усмехнулась Мария.

– О чем ты…

– А ты не знаешь, что я шлюха? – снова вспылила она. – Не знаешь? Граф тебе не говорил?

– Ты знаешь, что я в это никогда не поверю.

– Почему же Граф еще живой?

Белаш промолчал. Чуть погодя поманил Марию пальцем:

– Подойди-ка.

Женщина непонимающе взглянула на него. Медленно подошла. Белаш тяжело поднялся. Взяв Марию за плечо, развернул к свету, откинул ее густые, иссиня-черные волосы. Коснулся пальцем красного пятна у самой ключицы.

– У тебя есть мужчина?

Мария вспыхнула. Вырвалась, метнулась к стене. Белаш молча налил себе вина, отпил несколько глотков. Мария, сощурившись, следила за его неторопливыми движениями. Несколько раз она порывалась что-то сказать, но, не решаясь, закусывала губы.

– Ты останешься ночевать? – осведомился Белаш. – Валя постелит тебе с детьми. Ночью на машине, в дождь – зачем?..

– Подожди! Како! Ты же не знаешь… Это же… – Мария отвернулась к окну, обхватила плечи руками. – Это же он… Он.

Несколько секунд в комнате царило молчание.

– Граф? – тихо, не скрывая изумления, спросил Белаш. – Он бывает у тебя?

Не ответив, Мария кинулась за дверь. Быстрые шаги прошлепали под окном. Пискнула сигнализация, хлопнула дверца, взвизгнули покрышки. Тишина.

Все-таки как она похожа на Терезу!.. Белаш прикрыл глаза, вспоминая покойницу-сестру: высокую, темнолицую, никогда не улыбающуюся. От ее огромных неласковых глаз молодые цыгане теряли разум; сватов начали засылать, когда Терезе не исполнилось и четырнадцати. И не только в ее красоте было дело: любому льстило породниться с их знаменитым родом. Отец умер рано, и главой семьи стал Белаш, старший сын. Тереза не спешила замуж. Белаш не хотел принуждать сестру. Тем больнее оказался для него ее выбор. Петька Рогожин, артист. Поляко [5]. Пьяница. Что могло быть позорнее? И какое это дело для мужчины – каблуками зарабатывать гроши на подмостках? Петька и сам понимал, что ему не светит, и благоразумно не явился с официальным сватовством. Тереза решила все сама и умчалась с этим голоштанником на его разваливающихся «Жигулях».

Ни тогда, ни после Белаш не упрекал сестру: что пользы жалеть об уже сделанном? Ни слова недовольства не услышал и ее муж, хотя Белаш едва удержал младших братьев от расправы над «оборванцем». В глубине души он надеялся, что Тереза быстро одумается и вернется домой. Что Петька мог ей дать? Зарплату в шестьдесят рублей? Шефские концерты? Комнату в коммуналке и тоненькую золотую цепочку на шею? Белаш надеялся, что сестра будет гадать и хотя бы этим обеспечит свою семью, но Тереза, к изумлению всех, пошла за мужем на сцену.

Белаш знал, что такое работа в ансамбле. Вечные дороги, тряска в разбитых автобусах, деревянные подмостки сельских клубов и открытые площадки в парках, скандалы с администрацией, нищета. Пять рублей за концерт. Зависть и сплетни за спиной – не дай бог сплясать или спеть лучше кого-то. И его сестра, его Тереза пошла в эту жизнь. Но ни разу Белаш не слышал от нее жалобы. Она приезжала в гости в единственном шелковом платье, высоко держала голову, отмахивалась от охов и вздохов матери. До Белаша доходили слухи о том, что Петька погуливает, подолгу не бывает дома, спускает деньги на ипподроме. Он пробовал допытаться у сестры – правда ли это? Та пожимала плечами:

• 1/12
• Следующая