Остров душ - Пуликси Пьерджорджо - Страница 25

Мара повела ее выпить в «Старую площадь», паб в идеальном ирландском стиле, который стал новым центром ночной жизни Кальяри с тех пор, как мэр сделал улицу пешеходной, как рассказала Раис. Место было заполнено молодежью, многие собирались посмотреть футбольный матч на телевизионных экранах. Воздух был густым от алкогольного выхлопа и дымного запаха жареного мяса, которым славилась «Старая площадь». На заднем плане играл блюз «Яркие огни» Гэри Кларка-младшего[82].

– Здесь слишком многолюдно, давай спустимся вниз, – сказала Раис, повысив голос, чтобы ее было слышно.

Они прошли мимо пивной и проскользнули по каменным ступеням.

– Ого, мы как будто в церкви… – сказала Ева, любуясь крестовыми сводами. Тут атмосфера была намного спокойнее, почти приглушенной. Это было похоже на клуб внутри клуба.

– Стены тринадцатого века, – сказала Раис, ведя ее к столу в конце комнаты, окутанному исключительной аурой. – Это место было частью древнего монастыря Сан-Франческо-ди-Стампаче. Красиво, да?

– Да. Как путешествие во времени.

– Это чувство ты будешь часто испытывать здесь… Пива?

– Да будет пиво.

– Тебе нравится «Гиннесс»?

Ева подняла бровь.

– «Гиннесс»? Я наполовину ирландка, Раис. Конечно нравится, но тебе?.. Я думала, ты пьешь только «Ихнусу»[83].

– Стереотипы, все это стереотипы… – сказала Мара, качая головой.

– Забудь. Просто я все еще в долгу перед тобой за шутку о цвете моего лица.

– Кстати, я заказала тебе на завтра солнечные ванны…

– Да пошла ты, – сказала Ева, улыбаясь.

Через несколько минут официант принес две пинты темного ирландского пива и картофель фри.

Расслабившись, полицейские чокнулись.

– Мы сегодня немало намотали, да? – сказала Кроче.

– И это еще ничего. Думаю, придется ноги стереть, учитывая, что нам еще работать над старыми материалами.

– Боже мой… Значит, мне придется мириться со всем этим нытьем на сардском, которое ты слушаешь?

– Я тебе обещаю: если ты еще раз назовешь это нытьем, арестую. Это же поэзия чистой воды.

– Ну, если ты настаиваешь…

– Настоящее нытье – эти ваши песнопения с арфой, волынкой, флейтой и скрипкой; от них всего за несколько секунд можно покончить жизнь самоубийством.

Ева потрогала свой пирсинг средним пальцем, и ее коллега улыбнулась в ответ.

Несколько секунд они пили молча, наблюдая за посетителями в зале, не чувствуя необходимости разговаривать друг с другом. Это было не смущенное молчание, а молчание двух людей, которые начинают понимать друг друга и выражать свои мысли даже взглядом. Навык, который им нужно было развивать и оттачивать, чтобы работать в паре.

– Ну и что ты думаешь? – в итоге спросила Раис.

– Ты говоришь о Морено?

– Нет, о Папе Римском, – кисло возразила Мара.

Ева сделала вид, что не услышала, и спросила ее:

– Знаешь, что такое когнитивное искажение?

– Болезнь?

– Нет-нет… Это своего рода предвзятость оценки, вызванная предубеждением.

– Что-то типа туннельного мышления?[84]

Кроче кивнула, все более и более убеждаясь, что Раис гораздо умнее, чем казалась; этот ворчливый вид, диалект и шутки были словно позой, маской, чтобы скрыть дьявольскую ясность ума и заставить собеседника ослабить бдительность, дав себе стратегическое преимущество.

– Именно. Это убеждение – чаще всего не абсолютное, – выработанное на основе не слишком объективной интерпретации имеющихся у тебя свидетельств, которое поэтому вызывает своего рода искажение реальности, изначально неправильное суждение, потому что оно выработано на основе туннельного мышления. Понимаешь, к чему я?

– Конечно. Морено начал рассматривать механику убийства априори как ритуал, и это обусловило все последующие рассуждения… У меня тоже было такое, а это очень часто случается с детективами. Но то, что он говорит, имеет смысл.

– Это правда. Но даже тезисы о том, что Джим Моррисон все еще жив и инсценировал свою смерть или что американцы никогда не были на Луне, если к ним присмотреться, через некоторое время кажутся правдоподобными.

– Ну, не перегибай…

– Хорошо, но ты же не будешь утверждать, что он не одержим этим делом, – сказала миланка.

– В этом нет никаких сомнений, я тоже в этом убеждена… А что ты скажешь по поводу того, что случилось в машине?

На обратном пути, когда его везли домой, Мара спросила Баррали, почему он двумя днями ранее сказал ей, что уверен, что следующей жертвой станет Долорес. Полицейский повел себя, как будто не помнил этих слов; он начал запинаться и дрожать, словно охваченный приступом тревоги, и Ева вмешалась, пытаясь успокоить его, сказав, что Мара почти наверняка ошибается.

– Ты уверена, что он тебе это говорил? – спросила Кроче.

– Клянусь головой моей дочери. Я решила дать ему шанс именно потому, что он был убежден, что есть риск, что девушка станет следующей жертвой.

– Он мог солгать специально, чтобы убедить тебя, – предположила Ева.

– Мог… Но если да, то его номинируют на «Оскар», потому что, когда он со мной разговаривал, это звучало чертовски серьезно.

Мара сделала большой глоток «Гиннесса», как будто алкоголь должен был придать ей сил.

– Я думаю, что болезнь начала затуманивать его разум.

Кроче кивнула: у нее было такое же чувство.

– Не пойми меня неправильно: он хороший человек, и я люблю его. Но если бы меня попросили пожертвовать своей карьерой из-за его теории… Представь, как мы идем к судье и рассказываем, что Богиня-Мать когда-то была быком, что маска быка представляет собой погружение в изначальный хаос и возвращение к природе и что в день мертвых души возвращаются на землю во главе с Дионисом и Маймоне?

Ева не ответила.

– Вот… Нас обоих заперли бы в психушке, – продолжила Раис.

– Сегодня я его спокойно выслушала, потому что мне было его жалко, но внутри спросила себя: неужели он верит в эту чушь?

– Факт остается фактом: эти две девушки мертвы, и никто никогда не приходил забрать их тела, – отметила миланка.

– Мистика, конечно, и мне их ужасно жаль. Только, Кроче, речь идет об убийствах сорокалетней и тридцатилетней давности соответственно. Даже если мы полностью посвятим себя одному этому делу, идя против всего и всех, то, наверное, ничего не добьемся, а убийца уже, наверное, смеется над нами в гробу, поскольку если следовать простым математическим расчетам, он или уже мертв, или вот-вот сдохнет.

– Значит, ты даже не дашь ему шанса? – спросила Ева.

Мара Раис допила «Гиннесс» и нервно почесала шею.

– Есть один квестор, который запихнул меня в отдел нераскрытых преступлений из мести. Он ждет любой моей ошибки, чтобы навсегда вышвырнуть меня из мобильного подразделения… Если мы снова откроем это дело, считай, моя голова у него на блюдечке с голубой каемочкой, Кроче.

– Значит, твой ответ – «нет»?

– Мне очень жаль Морено, но у меня есть дочь, о которой нужно думать… Да, мой ответ – «нет», «нет» размером с многоэтажный дом, – непреклонно сказала Раис. – Для меня расследование остается закрытым.

Грация Лой закончила поливать свои любимые розы и посмотрела на узорчатое небо с лиловыми облаками. Пурпурный свет заката становился холоднее, тускнея с каждой минутой. Женщина прикрыла глаза и, стоя посреди сада, вдохнула аромат цветов, кустарников и растений, убаюканных легким ветром. Это был ее сумеречный ритуал, ее уголок покоя: предаваться вечерним запахам, насыщаться и опьяняться ароматами земли. Несколько минут только для нее одной в этом параллельном измерении, вдали от боли, обитавшей в ее сердце из-за болезни, которая с каждым днем все дальше уносила ее мужа.