Книга, в которой исчез мир - Флейшгауэр Вольфрам - Страница 7

• Предыдущая
• 7/88
• Следующая

Вот и с ним произошло то же самое. После того случая во время эпидемии лихорадки против него ополчилось все врачебное сословие. Это означало, что лиценциат Рёшлауб должен был исчезнуть. Про «спекулянта» распространяли россказни с участием ведьм и чертей. В родном городе его никогда не признают настоящим врачом. Ну что ж, он уехал, и граждане Фульды могут наслаждаться заслуженным покоем. Но сейчас его снова окружили призраки.

Девушка тем временем замолчала и продолжала тихо идти впереди него. Очевидно, она хорошо знала дорогу, так как несколько раз меняла направление. Николай старался не потерять ее из виду. Альдорф находился в отдалении, на невысоком холме, на берегу Пегница. К Альдорфу вел тракт, но эта дорога делала большой крюк, удлиняя путь приблизительно на треть.

Лес стал гуще, ветви опускались так низко, что о поездке верхом нечего было и думать. Николаю было жаль, что он так грубо обошелся со служанкой. Он поравнялся с ней и спросил примирительным тоном, давно ли она живет в Альдорфе.

— Три года, — лаконично ответила она, не оборачиваясь и не замедляя шага.

— А твои родители, они тоже живут в замке?

— Нет, они живут в Вейлермюле.

— Ага, — протянул Николай и после недолгой паузы снова заговорил: — Я почему-то думал, что Вейлермюле не относится к владениям Альдорфа. Значит, ты принадлежишь к общине Вартенштейг?

Она искоса бросила на него короткий взгляд и сказала:

— Я принадлежу графу, так же как и все здесь.

Тон и выражение, с которым она произнесла эту фразу, заставили Николая замолчать. Что за глупые вопросы он задает.

Еще до того, как они вошли в замок, у Николая появилось ощущение странности этого визита. Девушка повела его к боковому входу. Полная луна освещала громоздившиеся вдоль дороги кучи отбросов, от которых, несмотря на мороз, распространялась ощутимая вонь. Прошло несколько минут, прежде чем дверь отворилась и их впустили внутрь. Конюх взял лошадь Николая под уздцы и повел ее прочь. Больше никого не было видно. Внутренний двор был пустынен и безлюден, фасад темен, за исключением двух окон четвертого этажа, в которых горел свет.

Николай не представлял, куда в конце концов приведет его служанка. После бесчисленных переходов, лестниц и коридоров девушка наконец остановилась в маленькой передней. Николай сел на деревянную скамью. Девушка исчезла, а он остался ждать. В соседней комнате послышались приглушенные голоса, но он не смог разобрать слов. Вдобавок ко всему он сильно продрог. Через некоторое время дверь открылась, и в переднюю вошел какой-то пожилой человек.

— Лиценциат Рёшлауб? Камергер Зеллинг. Спасибо вам за то, что вы приехали. Прошу вас, следуйте за мной.

В соседнем помещении, по счастью, был камин, в котором горел жаркий огонь. Зеллинг закрыл дверь и указал Николаю стул, на который лиценциат с удовольствием сел.

— Городской врач Мюллер не смог приехать?

Николай кивнул.

— Вы, должно быть, недавно в Нюрнберге. Во всяком случае, я вас не знаю.

— Я живу в городе с апреля, — сказал Николай.

Зеллинг окинул молодого человека оценивающим взглядом, что дало Николаю возможность в свою очередь внимательнее приглядеться к камергеру. Во всяком случае, этому человеку было за сорок, то есть он был наверняка в два раза старше, чем Николай. На Зеллинге был безупречный парик. Несмотря на поздний час, мужчина был тщательно напудрен. Но это обстоятельство только подчеркивало резкость черт и без того изможденного лица. Легкий румянец на щеках был либо болезненным, либо искусственным, а покрытая расширенными порами кожа красноречиво говорила о состоянии здоровья Зеллинга. В других обстоятельствах Николай обязательно бы спросил этого человека, чем он обычно питается. Однако он тотчас отбросил эту мысль. В конце концов, он приехал осматривать графа, а не его камергера.

— Надеюсь, вам нравится Нюрнберг, — заговорил Зеллинг.

— Да, очень, благодарю вас, — солгал Николай.

Что еще мог он ответить? Среди обитателей Нюрнберга он не нашел ни гостеприимства, ни развлечений, ни даже того, что называют подобающей вежливостью. Посетители кофеен таращили на него глаза так, словно он был пришельцем из другого мира. При его появлении люди начинали шептаться, а когда он обращался к кому-либо, то ему отвечали либо подчеркнуто подобострастными поклонами, либо короткими «да» или «нет», а в иных случаях просто замолкали при его приближении. Поначалу он твердо решил найти в этом городе хоть что-нибудь приятное, но первое впечатление от улиц и переулков ничуть не изменилось со временем: они прихотливо и без всякого порядка переплетались в непонятные лабиринты, а если все же были прямыми, то либо круто поднимались вверх, либо так же круто опускались вниз. Мало того что у него было мало оснований слишком надолго задерживаться в мрачных, тесно застроенных переулках, житья не давали уличные мальчишки, которые, выкрикивая непристойности, при полном попустительстве полиции и городской власти, клянчили милостыню. Доходило до того, что Николай, для того чтобы добраться от одного дома до другого, был вынужден нанимать кучера. Только после того, как он несколько раз показался на улице в обществе городского врача Мюллера, эта орда перестала приставать к нему или довольствовалась тем, что орала ему вслед нечто нечленораздельное на своей франконской тарабарщине. Но сколь бы удручающей ни была его жизнь, вряд ли она могла сильно интересовать Зеллинга. В конце концов, Николай приехал в замок для того, чтобы заняться больным.

Но почему камергер не ведет врача к пациенту?

— Меня это радует, — продолжал говорить Зеллинг. — Городу нужны порядочные люди. Где вы учились?

— В Вюрцбурге, — ответил Николай.

— У Папиуса?

Николай изумленно кивнул.

— Очень скверный человек, не правда ли?

Рёшлауб не знал, что на это ответить.

— Ну, он читал нам не так много лекций, — неуверенно проговорил Николай.

Зеллинг усмехнулся.

— Со мной вы можете говорить, не стесняясь, — продолжая улыбаться, сказал камергер. — Я хорошо узнал этого неряху — за тот год, что прожил в Вюрцбурге. Папиус любит охоту и кофейни. Это за ним водилось уже тогда. Элен тоже там?

— Да, он читает курс о жизненных силах.

— И делает это в совершенно мертвящей манере. Его лекции погружают душу в беспробудный сон, не правда ли?

Николай против воли улыбнулся. Ему нравилось доверительное отношение камергера.

— Господин Зеллинг, — заговорил Николай, — по какой причине я здесь?

— Мы ждем еще одного человека, — ответил камергер.

— Но граф… разве он не… я хочу сказать, разве он не нуждается в спешной помощи?

Вместо ответа камергер поднялся и выглянул в окно. Николай, не зная расположения помещений замка, предположил, однако, что находится в одной из тех комнат, освещенные окна которых были видны со двора.

Зеллинг снова обернулся к молодому человеку.

— Лиценциат Рёшлауб, в данном случае есть некоторые сложности. Граф Альдорф не выходит из библиотеки уже двое суток. При том что состояние его здоровья не слишком благоприятно, это не может нас не беспокоить.

— Разве у графа нет лейб-медика?

— Нет, здесь нет врача, только аптекарь, господин Циннлехнер, с которым вы тоже познакомитесь. Но граф Альдорф не слушает его, как, впрочем, и всех остальных. У графа свои представления о врачебном искусстве.

Подумав, он добавил:

— С очень давних времен любому обитателю замка до кастеляна включительно строго запрещен вход в библиотеку, где граф занимается какими-то тайными исследованиями. Мне же кажется, что, сообразно настоящим обстоятельствам, мы должны преступить этот запрет. Но господин Калькбреннер, управляющий имением и мой предшественник, придерживается иного мнения. Он отказывается нарушить запрет графа. Я бы хотел, чтобы вы помогли мне переубедить господина Калькбреннера, ибо своим долгим ожиданием мы можем взять на себя более тяжкую вину, нежели нарушение запрета. Граф болен. В течение двух суток он безвыходно пребывает в библиотеке. Бывало, что он и раньше, не выходя, проводил там по нескольку дней, но не в таком состоянии.

• Предыдущая
• 7/88
• Следующая