Идеальные - Хакетт Николь - Страница 24

– Что изменилось?

Услышав голос Ника, Холли заставила себя посмотреть в глаза мужу. Она всегда знала о своей способности разбивать чужие сердца. Но никогда не думала, что может разбить и свое собственное сердце.

– Не знаю, – с трудом выговорила она. – Я, правда, не знаю.

Это был самый честный ответ, который она могла выдать. Может быть, все изменилось из-за Мэллори. Возможно, ничего не изменилось вообще. Возможно, Холли была такой всегда.

Ник ничего не сказал. Вместо этого он стал чесать тыльную сторону шеи, переваривая ее слова. Холли поняла: муж пытался прийти к какому-то решению, найти выход из той дерьмовой ситуации, в которой они оказались.

– Ладно, – медленно произнес он. И потом – еще медленней – повторил: – Ладно.

И, похоже, прекратил раздумывать. Он пришел к единственному выводу, к которому мог прийти.

Через несколько минут Ник вышел из комнаты с такими согбенными плечами, с какими никогда не ходил. Холли проводила его взглядом. А когда муж скрылся за углом коридора в их спальне, закрыла глаза. Она ждала, что из них брызнут слезы, но этого не случилось. И Холли поймала себя на мысли, что ничего не ощущает. Ничего, кроме голода. Внезапно она почувствовала себя такой голодной, какой не помнила никогда.

Подойдя к холодильнику, Холли распахнула его дверцу; со средней полки ей улыбнулась картонная коробка с овощным супом без ГМО. Холли могла порезать огурец, посыпать сверху сыром фета. Все это было проще простого. Она столько раз делала это прежде. Но сейчас Холли была слишком голодна, чтобы ждать. Алчно голодна. Настолько голодна, что не вытерпела бы и пяти минут, пока смешивала все свои питательные ингредиенты вместе.

И вместо супа Холли извлекла из холодильника упаковку йогурта. Это был йогурт Ника – ни в коей степени не веганский. Но ей вдруг стало наплевать. Схватив ложку, она зачерпнула йогурт прямо из пластиковой коробочки. Так быстро, словно рука не являлась частью ее тела. Она, как некая внешняя сила, поспешила запихать ей этот йогурт в рот побыстрей, пока Холли не передумала.

В голове зароились вопросы. Уйдет ли от нее теперь Ник? А если не уйдет, достанет ли у нее самой сил, чтобы уйти?

И ребенок. У нее что, будет ребенок? У нее не может, не должно быть ребенка! Но разве у нее есть другой вариант? Уход от Ника вовсе не означал свободу.

Не прошло и минуты, даже секунды, как Холли опустила глаза и осознала, что ложка уже ковыряла дно пластиковой коробочки. Почти тридцать две унции йогурта перетекли из нее в желудок Холли. Она медленно моргнула, соображая, сколько калорий съела. Сколько лактозы и сахара. От этих мыслей ей стало плохо. До тошноты. И все же…

Под стать ее руке ноги Холли, похоже, передвигались по собственному усмотрению, без ее дозволения. Она открыла буфет, просканировала глазами содержимое полок в поисках того, что даже не хотела. Рука – ее чертова своевольная рука! – потянулась к пачке крекеров, которые Холли выудила из упаковки с бессмысленной торопливостью. Когда первый крекер коснулся ее губ, Холли озадачилась: а не вырвет ли ее после такого обилия йогурта? Разжевав крекер, Холли проглотила его и схватила второй. Это было по-настоящему удивительно – сколько всего она уже отправила в рот, но до сих пор не наелась.

Селеста

Тремя месяцами ранее

Чикаго, штат Иллинойс

На следующий день после ужина с Алабамой и Генри Селесту разбудило вежливое, но немного паническое сообщение от куратора футбольной команды Беллы. Доставка спортивных маек для детей задерживалась и не ожидалась к их первой игре в тот день.

«Дети могут надеть свои маечки, – заверила их женщина. – Нет причин для беспокойства!» Селеста и не сочла эту ситуацию заслуживавшей беспокойства, чего нельзя было сказать о ее дочери. Селеста смогла избежать полномасштабной истерики, лишь пообещав Белле, что та сможет надеть под майку свою любимую футболку с дельфином.

Вот так рука Селесты оказалась по локоть в куче грязного белья уже в начале восьмого утра. А футболку еще надо было постирать. Выловив ее из кучи, Селеста ахнула: жутко мятая, футболка Беллы так сильно воняла, что надеть ее нестиранной не представлялось возможным. Схватив футболку и еще несколько полотенец, Селеста бросила их в стиралку. А когда через полтора часа ее подозвала сушилка, Луи взялся докормить Беллу завтраком, чтобы жена могла развесить чистое белье.

И теперь Селеста слышала их голоса внизу: искаженное урчание низкого голоса Луи перемежалось с восторженным повизгиванием Беллы. Селеста невольно улыбнулась. Иногда она находила несправедливым, что Луи выпала роль веселого, доброго папы, а ей приходилось решать вопросы логистики и дисциплины. Но на самом деле такие мысли редко посещали Селесту. Справедливость как концепция казалась ей уже странной, забавной идеей из какой-то чужой, зарубежной культуры, абсолютно неважной и бессмысленной в их реальной жизни.

До ушей Селесты донесся новый звук, более высокий и пронзительный, как у трубящего слона. За ним последовал довольный вскрик. И Селеста, наконец, расслабилась. Это стало для нее облегчением, потому что все утро она пребывала в большем напряжении, чем обычно.

А началось все еще вечером, после ужина с Генри и Алабамой. Только Селеста ничего не замечала, пока не проснулась поутру раньше трезвона будильника рядом с Луи, спавшим с широко раскрытым ртом и тяжело сопевшим ей в ухо. Селеста повернула голову на подушке, посмотрела на мужа и внезапно ощутила сильное, почти неодолимое желание треснуть его кулаком по разинутой пасти.

Этот странный порыв удивил Селесту. С чего на нее накатило такое, было непонятно. Она не шибко разозлилась на мужа из-за того, что он брякнул за ужином. Тем более что потом Луи извинился. Да и ничего страшного в том, что он сделал, в общем-то, не было. Ну, перебрал немного и сболтнул друзьям лишнее, слишком личное. Но этот проступок был таким незначительным в масштабах злостных преступлений, что его вряд ли стоило брать в расчет.

Из кучи стиранного белья Селеста извлекла футболку Беллы. Со временем плотная хлопчатобумажная ткань утратила все свои достоинства. Она настолько истончилась в области горловины, что Селеста, каждый раз закидывая футболку в стиральную машину, молилась, чтобы она не порвалась.

Расстелив футболку на кровати, Селеста заколебалась: гладить ее или нет? И тут заметила под ней что-то черное. На секунду Селеста испугалась за свое стеганое пуховое одеяло: неужели на нем пятно? И быстро смахнула футболку в сторону. Но ей потребовалась миллисекунда, чтобы осознать гораздо более худший вариант: пятно было на футболке.

Она потерла его с яростной энергией человека, пытающегося разжечь огонь трением. В голове всплыла сцена: Белла прижимается спиной к шине ее автомобиля, а потом валяется на асфальте парковки «Нордстрома». Пятно, похоже, оставило масло. Возможно, какое-то смазочное вещество. Но явно что-то более цепкое и стойкое, чем обычная грязь. Пятно на футболке было достаточно большим и достаточно черным, чтобы Селеста не могла позволить дочери выйти в ней в мир.

Вздохнув, она пошагала в ванную. Чтобы не мочить всю футболку, Селеста подставила пятно под кран и принялась тереть его между двумя кулачками, наблюдая, как под ними стекает посеревшая вода. Только почему-то чем сильнее она терла, тем больше становилось пятно. Неизвестная черная субстанция расползалась в хлопковых волокнах, как корни агрессивного растения в рыхлой почве. Селеста пустила воду на полную мощность. И под ее бешеным напором еще энергичней и быстрей заработала руками. И вдруг…

– Черт, – пробормотала Селеста.

Она поднесла футболку к глазам, позволив солнцу из окошка в ванной просочиться сквозь тонкую ткань. Свет был ярче в центре черного пятна – там зияла дыра!

– Эй, – окликнул Селесту муж, появившийся на пороге. – Ее высочество чистит зубы. После этого мы будем готовы выйти. – Глаза Луи упали на футболку. – Что это?