Демонический Любовник (ЛП) - Форчун Дион - Страница 11

Присутствие Вероники усиливало его самосознание, заставляя возрастать его жизненные силы; жизнь казалась ему ярче, когда она была рядом с ним; она стала стимулом для него и в ее отсутствие он испытывал нечто вроде похмельной реакции, и жизнь начинала казаться ему пресной, плоской и бессмысленной.

Однако всего этого мужчина не осознавал, когда снова выкатил на дорогу свой тяжелый мотоцикл и остановился в раздумьях. Он лишь понимал, что ему не хватало чего-то такого, что казалось ему прекрасным, и гадал, не принесет ли ему проблем получение этого. Если бы он понял истинную природу своих чувств, он бы ни секунды ни колебался; он бы повернулся спиной к Лондону и на всех парах помчался прочь по длинной и прямой дороге. Если бы он узнал, что происходит, он не стал бы рисковать с прорывом дамб, которые так тщательно возводил, чтобы удержать всю свою силу внутри; но Природа – эта старая и проницательная дама, ревностно охраняющая свои пути – решила не объяснять ему происхождения услышанного им зова. Она не позволяла никому из своих детей идти иным путем; человечество – это единый организм, и не в ее интересах, чтобы какой-нибудь отдельный

индивид освобождался от ограничений общественной жизни и при этом продолжал пользоваться всеми ее благами.

Оккультную силу можно получить двумя способами – запрыгнув в тот вагон эволюции, где сила еще не ограничена формой, но пребывает в свободном виде и также свободно устремляется в любой открытый для нее канал; или же отступив в тыл расы, обнаружив там запасы все той же неиспользованной силы. Лукас выбрал второй путь; он, прихватив с собой все дары современного человечества, вернулся к более ранней фазе эволюции, к тому времени, когда не существовало еще ничего и формы только образовывались, во времена, предшествовашие тем, когда Иегова дал понять человечеству, что является его хранителем и рассчитывает на него, вот только теперь Лукас, оторванный от социума, одинокий и, следовательно, свободный, был вовлечен в эволюционный процесс; его раса поймала его, человека, который вознамерился управлять ей и был настолько же близок к успеху, как и Самсон, в последний момент лишившийся своих локонов; свою силу он черпал в полной свободе от обязательств перед своим видом, а следовательно, от сомнений и угрызений совести, что давало ему огромные преимущества в общении с людьми, которые не были лишены ни от того, ни от другого; словно электрическая нить, оккультист пути левой руки может сиять лишь в моральном вакууме, однако душа Лукаса больше не была герметично запечатана.

Он не знал о том, что момент, когда он развернул свой мотоцикл и помчался обратно на юг, стал началом конца, ибо принцу зла предстоит сначала как следует послужить добру и выдержать удары многих его розг, прежде чем он сможет вновь вернуться на тот перекресток, где прежде свернул налево. Природа поймала Лукаса; сможет ли он вовремя ускользнуть от нее, чтобы продолжить свой темный путь, или же, увлеченный ее стремительным потоком, будет отброшен назад, в тот момент, когда сошел с пути праведного, и начнет новое и болезненное восхождение, отставая на многие эоны от эволюции своей расы и невероятно страдая, сохранив в себе память о куда более прекрасных вещах?

Сегодня, впервые с того момента, как он вышел из подросткового возраста, Лукас подумал о ком-то, кроме себя самого – он отдал Веронике ключ от сада и тут же был замечен Природой, ибо когда человек говорит злу «стань же ты моим богом», он тут же лишается возможности быть кому-нибудь преданным, ибо бог, избранный им, это самый ревнивый из всех богов, и его собственная природа предаст его, стоит лишь ему изменить тьме. Плыть против течения вселенной может лишь сильнейший.

Солнце уже село и сияние над Лондонскими дымоходами угасло, но Вероника все еще сидела в увядающем саду Блумсбери Сквер. Она не сидела под деревьями с тех пор, как уехала из маленькой деревеньки Суррей, теперь казавшейся ей лишь смутным воспоминанием о другой жизни. Она была уставшей и апатичной; воздух, тяжелый и затхлый, висел вокруг без всякого движения; разум ее был почти пустым, ибо операции Лукаса всегда замедляли ее ментальные процессы, и хотя она все еще немного боялась его, сбежать ей больше не хотелось. Она ощущала себя беспомощной и пребывающей в полной власти Лукаса, и она не собиралась бросать вызов своему тюремщику, лелея смутную надежду на то, что он будет благосклонен к ней и не возложит на нее слишком тяжелого бремени, которого она не сможет вынести.

Она не замечала человека, стоявшего за оградой и наблюдавшего за ней сквозь скудную листву живой изгороди из бирючины, окружавшей сад. Погруженная в собственные мысли,

она забыла про Лондонский сквер и вернулась обратно на холмы Суррей. Ее прежние дневные грезы возникали перед ее глазами в мельчайших подробностях; Прекрасный Принц, который так никогда и не появился в ее жизни, был призван из своего небесного дворца, чтобы сразиться с ужасным драконом (которым, конечно, был Лукас), чтобы она могла улететь от него на крыльях голубки и спокойно жить дальше. Замок в небесах не был ей интересен и ее уставшей маленькой душе было достаточно ее холмов; а еще диких роз, персиковых деревьев и высоких голубых люпинов в ее маленьком саду, и старой служанки, которая была наполовину няней, наполовину домработницей, и подавала ей чай, и кошки, мурлычущей на коврике у кухонного камина. А мужчина все стоял и наблюдал за ней из-за забора.

Она встала, собрала свою вышивку и медленно пошла к воротам по увядающей траве; спертый сумеречный воздух сменился духотой городской ночи, а дуговые лампы на углу сквера лишали ночь даже ее контрастной темноты. Когда она дошла до ворот, то обнаружила пару следивших за ней глаз; ей, грезившей наяву, они показались глазами, существовавшими отдельно от какого-либо лица, пока мужской голос не выдернул ее из фантазий:

– Калитка уже заперта, вам придется воспользоваться ключом, чтобы выйти.

Лишь теперь она поняла, что перед ней стоял Лукас.

Возвращение в реальность было для нее болезненным. Ибо до сей поры ее грезы помогали ей сбегать от реальности – воображая, что все еще живет в коттедже в Суррей с мурчащей кошкой, поющим чайником и спеющими персиками, она забывала о своей странной жизни в доме в Блумсбери Сквер и та начинала казаться ей какой-то выдумкой, которой она иногда развлекала себя и от которой могла очнуться в любой момент; но теперь, когда перед ней вновь возникли странные глаза Лукаса, она прыгнула в реальность так, как прыгают в воду пловцы, испытав шок и задержав дыхание, и изо всех сил стараясь держать голову над поверхностью.

Поиски ключа позволили ей оторваться от глаз Лукаса, чего она никогда не могла сделать самостоятельно, если уж посмотрела в них, ибо она постоянно следила за изменением их зрачков и испытывала благодарность каждый раз, когда они возвращались к нормальному состоянию. Ржавый замок неохотно поддался и она оказалась рядом с мужчиной на мостовой. Они молча пошли вдоль дороги. Лукас, казалось, был погружен в свои мысли, но девушка заметила, что он украдкой наблюдал за ней. В нерушимой тишине он открыл дверь своим ключом, впустил ее в дом и зажег свет в темной прихожей. Стараясь не смотреть на него, она направилась прямо к лестнице, немного нервно пожелав ему спокойной ночи через плечо, но он ничего не ответил. Дойдя до второго пролета, она увидела, что он все еще наблюдает за ней, стоя на том же самом месте, а его лицо и одежда покрыты дорожной пылью. Она поспешила скрыться в темноте верхнего этажа, радуясь возможности спастись от этого пугающего взгляда. Что заставило его вернуться так рано? Почему он смотрел на нее так странно, словно бы никогда не видел ее прежде? Ни на один из этих вопросов она не могла найти ответа; неопределенность пугала ее и за окном успел забрезжить рассвет, прежде чем она провалилась в тревожный сон.

Она как раз заканчивала свой поздний воскресный завтрак, когда дверь отворилась и на пороге возник Лукас.