Дети Капища - Валетов Ян - Страница 60
- Предыдущая
- 60/76
- Следующая
Он понимал, что одиночество – удел великих, но смириться с такой платой за власть не хотел. Хотя смог же в результате. В одиночестве тоже есть свои плюсы.
Вот только этот холод в спине, пускающий щупальца в само средостение…
Проще думать, что это возрастное…
Кукольников пересек зал, остановился и склонил голову в почтительном поклоне. Склонил, но ровно на столько, как это требовал протокол. Павел Андреевич был человеком гордым, лишенным раболепия и жадного подобострастия, которым отличались множество его коллег. Такого поведения в присутствии государя императора было достаточно, чтобы прослыть при дворе личностью героической.
Из-под черных, густых бровей, контрастирующих с седой шевелюрой, на Крутова глянули спокойные серые глаза: правый живой и блестящий, левый слегка замутненный. Кукольников страдал сахарным диабетом и с каждым годом видел хуже и хуже, благо что только на один глаз.
Генерал-лейтенант выпрямился, расправив плечи. В тишине чуть слышно звякнули ордена.
– Мое почтение, Ваше Императорское Величество! – произнес он.
– Здравствуйте, генерал!
Голос у Павла Андреевича был вовсе не командный. Тихий, с мягкими тонами, приятный и без металла. Таким голосом хорошо рассказывать сказки внукам (их у Бидструпа было три), беседовать о литературе или искусстве. Но впечатление, создаваемое бархатистой речью, было обманчиво. Кукольников был человеком жестким. Даже не так – жестоким. И биография у него была такая, что начни он рассказывать внукам не сказки, а истории о своей служивой жизни, мальчики могли бы вырасти заиками. Невеселый, в общем-то, человек был Павел Андреевич, совсем невеселый, но честный, профессиональный и беззаветно преданный, но не государю императору, а идее империи, за что и был ценим Крутовым чрезвычайно.
– Прошу прощения за то, что нарушил протокол, но поверьте, государь, ситуация не терпит промедления.
Крутов встал с неудобного, как походный стульчак, кресла и спустился вниз, к стоящему справа от подиума столу, делая приглашающий жест в сторону Кукольникова. Генерал последовал за ним.
– Просил бы у вас разрешения доложить наедине.
– Оставьте нас, – сказал Александр Александрович секретарям.
На секунду он задумался, а потом добавил:
– И запись отключите. Я позову, если понадобитесь.
– Благодарю вас, Ваше Величество, – произнес Кукольников.
Секретари вышли в приемную, охрана исчезла за дверями.
– Брось, Паша, – сказал Крутов с облегчением. – Достало это все. Садись.
– Спасибо, Александр Александрович, – внешне Кукольников слегка «оттаял», но Крутов обратил внимание, что присесть Бидструп не торопился, соблюдая субординацию. – Я постараюсь много времени не занять…
– Сколько будет нужно, столько и займешь. Ночь уже. Мне особо торопиться некуда. Разве что спать. А какой у нас, стариков, сон…
Кукольников был на три года младше Крутова, но выглядел лет на десять старше. Александр Александрович явно кокетничал.
– Как я понимаю, случилось что-то серьезное. Иначе ты бы принял решение сам.
– Достаточно серьезное, Александр Александрович… И, хотя проблема больше по моему ведомству, я опасаюсь, что мне не хватит ни ресурсов, ни сил, чтобы ее решить.
– Ты меня пугаешь? Или интригуешь?
– Сложный вопрос…
Кукольников улыбнулся краем рта. И несколько вымученно, как заметил Крутов. В голове у государя императора зазвенели тревожные колокольца: прежние профессиональные навыки стремительно пробуждались от летаргического сна власти.
– Скорее уж, не это и не то, Александр Александрович. Испугать вас – себе дороже. Испуганным я вас не видел никогда, а вот вышедшим из себя доводилось! – сказал Бидструп, тщательно взвешивая слова. – Заинтриговать? Так особой интриги нету. Есть опасность, так о ней надо говорить без обиняков, и тогда, ежели даст Господь, ее удастся избежать…
– Ну? – спросил Крутов, чувствуя, что кожа на лбу начала собираться складками. – Что натворили, профессионалы?
Кукольников вздохнул и, похоже, мысленно перекрестился. Во всяком случае правая рука дернулась непроизвольно и тут же легла обратно, на край стола.
– Год назад я докладывал вам, что один из бывших отделов Конторы начал оперативную игру с неким Али-Бабой, террористом, связанным с экстремистскими арабскими организациями, номер три в розыскном листе ФБР на настоящий момент, номер два в листе Интерпола, номер четыре у нас, в ФСБ…
– Я помню, – сказал Крутов, вынимая из воспоминаний обрывки сведений, полученных год назад. – В общих чертах. Чечня, самолет в ОАЭ, потом рейс «Эль Аля». Да?
Знающий о том, что бывший шеф любит вникать в подробности, Кукольников протянул Крутову несколько листов с плотным, мелким текстом.
– Ах да… – протянул Александр Александрович, скользя глазами по тексту «в диагональ». – Да ну… Точно. Да.
Он поднял взгляд на Кукольникова, и это был уже не взгляд императора, это был взгляд руководителя одной из самых грозных спецслужб в мире – генерала Крутова: холодный, сосредоточенный и, мягко говоря, недружелюбный.
– Это понятно. Дальше.
– Тогда, когда я вам докладывал, его просто вели. До того, как он сунул нос в Чечню, у нас с ним были контакты. Он даже делал для нас кое-что. А после взрывов в Воронеже и Новороссийске мы полагали, что он уже здесь не появится. Но он появился. Вел себя прилично. Ни с кем из наших подопечных не общался. Я уж грешным делом думал, что он у нас отсиживается. Но ошибся. Его интересовал бериллий.
– Объясни.
– Принцип «грязной» бомбы, Александр Александрович. Обычная мощная бомба с начинкой из порошка бериллия в центре Москвы сделает ее нежилой на много лет. Нескольких килограммов хватит. Если совместить с ядерным зарядом – эффект во много раз сильнее. И смертоноснее. Если интересуют технические подробности, у меня есть пояснительная…
– Потом. Оставишь. Дальше.
– Такой порошок остался в Ничьей Земле. В Киеве. Там был филиал одной питерской конторы, еще в советское время. Он начал искать контакты, и мы решили подставить ему своего человека.
– Кто мы? – переспросил Крутов. – Откуда он знал про порошок? Объявление что ли хохлы повесили?
– Сценарий разрабатывал Истомин. И Рысина.
– Жива еще?
– Живее всех живых, – подтвердил Бидструп. – И в твердой памяти, и здравом уме.
– Зачем она Истомину? Своей головы нет?
– Да нет, Александр Александрович, есть голова. Внучатый пасынок Рысиной – один из тех, кто осуществляет связь Зоны с остальным миром. И мы этот процесс контролируем, по мере возможности. Он бывший наш, конторский, но вы его не знаете, не совпали по времени. Хотя фамилию знаете, наверное, – Сергеев. Михаил Сергеев.
– Мангуст? Дело Мангуста? – Крутов скорее утверждал, чем спрашивал.
Павел Андреевич искренне удивился.
У государя императора была потрясающая память. А как для его возраста, так прямо феноменальная. Помнить события двенадцатилетней давности?… Впрочем, в то время Александр Александрович был президентом Российской Федерации и ему наверняка докладывали о бойне, которую устроили Умка с Мангустом в московском метро во время Ливня.
Мангуст тогда окончательно слетел с катушек. Он и его Братство. Банда ненормальных. Шумная тогда вышла история. Когда два оперативника такого масштаба, как Сергеев и Мангуст, начинают резать друг другу горло, то это тяжело не заметить – ни Ливень, превративший Москву в бурлящую грязевыми потоками реку, ни кошмар Волны, сделавшей часть Украины безжизненной Зоной, не могли скрыть концы полностью.
Кукольников вспомнил тело Сашки Кручинина – изломанное, искореженное, его белое, словно присыпанное мукой, лицо и остекленевший, застывший взгляд глаз, потерявших цвет от долгого пребывания в воде. Они стали линялые, тусклые, из уголков струйками скатывалась вода, словно Сашка плакал. И из приоткрытого рта шла вода. А потом меж губ появился огромный слизняк, выполз на щеку и неторопливо пополз вверх, к открытым настежь глазам, оставляя жирный след на начавшей подсыхать коже.
- Предыдущая
- 60/76
- Следующая
