Темный всадник (СИ) - "Каин" - Страница 41

Тот лишь усмехнулся, явив крупные зубы.

Я убрал тотемы и миньонов. Мой напарник также отослал ледяного великана, от которого тянуло приятной прохладой.

— Зачем вам показания? — встрепенулся Синьков и поправил головной убор. — Ясно же, что эти недалекие испугались некроманта и наделали делов…

— Рот закрой, — повторил Александр Васильевич, и глаза его на миг стали черными. — Или я прямо тут начну выяснять насколько у тебя кровь красная.

— Да что вы такое говорите? — заблеял Олег Олегович. — Я, между прочим, в этом городе не последний человек. А раньше в посольстве в Азиатской империи служил…

Зимин вздохнул и отвесил жандарму легкий, но обидный подзатыльник.

— Не зли человека. Искупителем тебя прошу. Потом ведь поздно будет.

— Да хоть вы ему скажите, — Синьков капризно поджал губы, глядя на меня. — Я ведь не простолюдин какой-то. И титул мне был дарован за службу…

— Под боком у императорской резиденции приносят человеческие жертвы. Может еще и вызывают всяческих демонов с той стороны, — не унимался Морозов. — Это прямая угроза императору. И это дело кустодиев.

— Нет, вы не так поняли, — побледнел Олег Олегович, наконец осознав, чем все оборачивается.

— Молчите, — обратился я к Синькову и покачал головой. — Во имя Искупителя, не зарывайтесь глубже. И может быть мой родич не станет казнить вас прямо тут.

Жандарм сделался белее стены и ухватился за сердце. Попятился и уселся на лавку, которая стояла у порога. Рядом с ним оказалась полная женщина в сером платье и белом переднике. Она сурово взглянула на меня, словно я сделал что-то недостойное, а потом подала хозяину стакан с мутным квасом.

— Выпейте, ваше благородие, — проговорила она. — Вам нельзя волноваться. А то опять спать будете плохо, а потом и запор начнется как в прошлый раз.

— Твоя правда, — плаксиво ответил Олег Олегович и поинтересовался, — а где Марфушечка?

— Она изволила отбыть на вашем автомобиле.

— Дура баба. Там же бензина только до выезда с города доехать, — вздохнул мужчина и оперся на подставленную руку кухарки. — Отведи меня домой. И вели никого не пускать. Я сегодня хворый.

Я лишь подивился такому поведению.

— Он так давно живет в этой дыре, что не осознает, что его мир вскоре рухнет, — хмуро отозвался Морозов. — В той деревне Двушкина такая же атмосфера?

— Нет, — вынужден был признать я. — Несмотря на то, что дома и улицы там не такие чистые, а люди одеты в рубища, но они заботятся об убогих, как и завещал Искупитель.

— Ваша правда, — согласился Стас. — Все познается в сравнении. В той деревне у людей души почище будут, хоть руки в мозолях и ноги в грязи.

— Надо заехать к родственнице Двушкина пока мы тут, — предложил я. — Не хочется потом сюда возвращаться.

— Да, местечко здесь неуютное, — признал Морозов и скривился. — А с виду все так красиво. Ну, кроме ковров в гостиной этого Синькова.

— А чем вам не понравился ковер? — удивился Стас. — По мне так он задает тон всей комнате.

— Никогда, слышишь, никогда не вздумай застилась такой в гостиной моего дома. Даже когда я помру, и ты станешь наследником всего моего имущества. Лучше сожги дом, но ковров в него не таскай. А то еще и на стену повесишь, с тебя станется.

— Так с ними теплее, — возразил Зимин, но я заметил хитрый блеск в его глазах и понял, что он подначивает начальника.

— Я поторопился с твоим принятием в семью, — фыркнул Александр Васильевич. — Если бы ты такое ляпнул раньше, я бы сорок раз подумал прежде, чем давать тебе свою фамилию.

— Поздно, — протянул Стас и заулыбался.

— Доброта моя, — вздохнул князь и зашагал в сторону своей машины.

— Добрый он, — по-хулигански хмыкнул Зимин и пошел следом.

У автомобиля мы попрощались, и князь еще раз напомнил о том, чтобы на болота мы больше не ходили. Потом погрузил на переднее сиденье Гришаню, который ошарашенно осматривал салон и принюхивался.

— Ничего не бойся, — повторил Зимин, обратившись к нему. — Не обидят тебя. Подскажи нам, где живет родственница Двушкина с приемными детьми.

— Вон в тот проулок сверните, до конца доедете и дуйте направо. Как раз по Весенней улице до самого конца проезжайте и уткнетесь в ее домик. Там ограда белым окрашена и цветы на калитке намалеваны.

— Спасибо.

— Век вашей доброты не забуду, господа. Каждый день буду молиться за вас Искупителю.

— Усердно молись, Гришаня. Поверь, нам это не помешает, — попросил я и захлопнул дверь.

Машина начальника кустодиев покатилась прочь, а мы пошли дальше, к автомобилю Зимина.

— Не жалеете, что приехали со мной сюда? — осведомился кустодий.

— Вынужден признать, что вышло любопытно, — отозвался я. — А вчера вы не заметили ничего забавного? Когда встречались тут с местными боярами?

— Лаборатория здесь и впрямь работает нормально. Трудится в ней ссыльный жандарм из столицы. На свои деньги соорудил комнату, где проводит исследования. Принял у нас образцы, результаты принес в корчму, когда мы уже немного…

— Набрались, — подсказал я.

— Ну да, — мужчина почесал затылок. — Он еще добавил, чтобы мы осторожнее с местными были. Но мы не обратили на его слова внимания. Потому как мы все ж не лыком шиты. И бояться всякого сброду одаренным незачем.

— Ясно, — я неодобрительно поджал губы. — Вы хоть понимаете, что этот сброд мог вас опоить непойми чем, а потом спалить на костре?

— Теперь эта мысль пришла мне в голову. Но ведь не споили и не спалили. Что бубнить-то?

Я махнул рукой, смиряясь с тем, что Зимина уже не исправить. Машина тронулась с места, и вскоре мы катили в указанном Гришаней направлении.

В конце Весенней улицы нашелся дом с белой оградой, на которой кто-то кривовато нарисовал цветы яркими красками. Во дворе под старой яблоней сидела крупная женщина в длинном платье с запахом и странной чалме, под которой были скрыты ее волосы. Она приложила к глазам ладонь, чтобы загородить их от солнца и нахмурилась. Затем тяжело поднялась, опираясь на подлокотники кресла и зашагала к калитке.

Мы подошли ближе, и Зимин обратился к женщине:

— Здравы будьте, госпожа. Мы ищем тетушку господина Двушкина.

— Я и есть родственница этого подонка, — она уперла руки в бока и вскинула подбородок. — Только не говорите, что он сдох.

При ближайшем рассмотрении женщина оказалась немногим старше самого Никона. У нее было приятное лицо с прямым носом, пухлыми губами и глазами, вокруг которых собиралось множество мелких морщинок.

— Никон Двушкин в добром здравии, насколько нам известно. По-крайней мере, когда мы виделись в последний раз, то он был вполне себе жив, — сообщил я.

— Очень жаль, — женщина отмахнулась от бабочки, которая принялась кружиться у ее лица. — Так кто вы такие и что вам нужно?

— Мастер Чехов Павел Филиппович и Морозов Станислав Александрович. Мы хотели бы узнать кое-что о вашем родиче.

— Меня зовут Дарина Осенняя. Проходите, — она махнула рукой, приглашая нас во двор, и пошла в сторону беседки, в которой сидели девчонки разных лет.

При нашем приближении они затихли и с подозрением уставились на нас.

— Соберите книжки и заберите их в дом, — велела женщина. — А мне и гостям принесите чаю. Марьяша, вынь из духовки пирог. И покорми младших.

— Гостям подать? — робко спросила румяная девчушка в голубом сарафане.

— Гостям подавать не надо, — Дарина сдвинула брови у переносицы. — Они не выглядят голодными. И кормить их мы не станем.

— Мы не голодны, — подтвердил Зимин с неожиданной обезоруживающей улыбкой. — Главное, вы сами покушайте.

— Мои дети едят досыта, — с вызовом произнесла Дарина и поправила чалму.

Когда мы остались одни, женщина проследила, чтобы дети нас не слышали, и спросила:

— Не говорите, что вы решили забрать моих девочек.

— Нет, мы тут не за этим, — осторожно ответил я и уточнил, — а сколько у вас детей?

— Сейчас при мне живут девять малышек. Трое уехали в столицу учиться. Авдотья, работает при конюшне у папаши своего непутевого. Одна дочка пропала почитай год назад, когда убегла.