Темный всадник (СИ) - "Каин" - Страница 44

— Там нет бензина, — упрямо заявила Марфушечка. — Иначе машина бы ехала. И лампочка не горела.

Мы со Стасом переглянулись и решили не спорить. В конце концов, в этом не было никакого смысла. Даже если бы мы заправили машину, то сажать за руль все еще пьяную девицу было бы неразумно.

— Садитесь на заднее сиденье, если не желаете остаться здесь в одиночестве.

— Привяжите мою машину к своей, и я поеду следом за вами на прицепе, — упрямо потребовала девица. — На конюшнях мне нальют в машину куда надо бензин, и я вернусь домой.

— Ага, — Зимин весело мне подмигнул и забрал канистру, чтобы сунуть в багажник своего автомобиля. Пояснил:

— Неразумно оставлять топливо, чтобы кто-то смог завести машину и укатить ее. К тому же, не ровен час и мы встанем без топлива посреди болот.

Марфушечка еще какое-то время в робкой надежде на чудо потопталась перед капотом, а затем сдалась направилась к двери нашей машины. Остановилась перед ней и резко повернулась ко мне:

— Откройте мне.

Я покачал головой и на самом деле распахнул перед ней дверь. И все потому что всерьез засомневался, что она умеет пользоваться ручкой.

Девушка забралась в салон и затихла в нем.

— Окна придется открыть. А потом еще проветривать машину, — поделился со мной Стас своей печалью. — До чего ж я не люблю хмельных дамочек.

— С мужчинами проще? — поддел его я.

— Мужика я могу снегом искупать, чтобы в себя пришел. И в зубы двинуть, если лишнего ляпнет, — кустодий грустно покосился на машину. — С девкой так нельзя. Они ж нежные. И кажется, чуют, что я им ничего не сделаю. Что не стану обижать. Да и как обидеть такую убогую, когда она на ногах не стоит?

— Логично, — не стал спорить я и пожал плечами. — Нам, наверно, пора бы уже ехать. А не то сумерки нагонят и будем через болота в потемках катить. А это место не очень хорошее даже днем. И боюсь представить, что творится там после того, как заходит солнце.

— Дело говорите, — спохватился Зимин и пошел к водительской двери.

Мы все устроились в машине и поехали по дороге, оставляя позади запертую Волгу, в которую я положил одинокую пустую бутылку.

Мы ехали уже некоторое время и всю дорогу меня не покидало странное напряжение, которое нарастало с каждым оставленным позади километром. И я не понимал, почему. Возможно, все дело было в том, что сквозь открытые окна в салон пробирались невесть откуда появившиеся клочья тумана. Солнце скрылось за тяжелыми низкими облаками и на землю опустились слишком ранние для этого времени года сумерки.

— А дома сегодня макароны, — печально произнесла с заднего сиденья погрустневшая Марфушечка.

Подобранная нами Синькова всю дорогу не прекращала возмущаться, требуя то поднять стекла окон, то подать ей подушечку, то предоставить плед. Затем она принялась ныть о том, что пропустила обед и традиционный чай, к которому в ее доме обычно подавали творожный пирог.

Эти стенания вывели из себя Зимина, который в один прекрасный момент остановил машину, и обернулся к девице. Выглядел кустодий страшно, и на секунду мне показалось, что сейчас он выбросит девицу из салона. Она же даже не подумала насторожиться. Марфушечка умудрилась заявить мужчине что будет жаловаться на него самому императору. Но Стас молча открыл дверь, обошел машину и вынул из багажника рюкзак, в котором нашлось тонкое туристическое одеяло, упаковка галетного печенья, пакет с сухофруктами и даже небольшая склянка с целебным настоем. Он отдал все это девушке и спокойно добавил:

— Выпейте содержимое, чтобы голова прояснилась.

— И чем я буду запивать эту гадость? — поморщилась Марфушечка.

— Вода в карманах чехлов.

— Это где? — Синькова подозрительно свела брови у переносицы.

Зимин указал на карман в чехле водительского сиденья.

— Можно было просто вынуть и отдать ее мне, — проворчала пассажирка и отвернулась от своего благодетеля.

Я решил, что мой напарник слишком добр к этой хамоватой девице и искренне не понимал, отчего он терпит ее выходки и до сих пор не поставил ее на место. Мне казалось, что стоит одернуть хамку и разъяснить, что так себя вести не стоит. Марфушечка же воспряла духом, и разошлась не на шутку.

— Вот зачем вы везете меня в эти дурацкие конюшни? — ныла она, крутя на пальце золотое колечко. — Что я там буду делать целый вечер?

— Вы думаете, что за вами приедут сегодня? — усмехнулся Стас.

— Папенька вышлет за мной машину сразу же после того, как я ему позвоню. Он не станет ждать ни минуты, когда узнает, что я попала в беду и оказалась в этом ужасном месте. Уверена, он сразу же отправит за мной кого-то из слуг…

— Кого-то из тех, кто собирались поднять его на вилы. Вы ведь о них говорите? — уточнил Стас с невинным выражением на лице.

— Вы ужасный человек, — возмутилась девушка и скривилась, рассматривая воду в бутылке, которая наверняка была теплой.

Зимин вздохнул, призвал тотем, и качнул поднятым к потолку пальцем. Бутылка затрещала ото льда, который образовался на дне. Синькова тотчас отвернула крышку и приложилась к горлышку, почти за полминуты опустошив тару жадными глотками.

— Вы ужасный человек, — повторила она, едва утерла губы. — Вы обращаетесь со мной неподобающе. Словно имеете на это право. Будто я какая-то девка с улицы.

— С обочины, — буднично поправил ее кустодий.

Марфушечка удивленно уставилась на него, словно не веря своим ушам. А затем переспросила:

— Что?

— Мы подобрали вас на обочине, — повторил Стас. — Где вы спали в открытой машине. Потому что были мертвецки пьяны.

— Да как вы смеете? — возмутилась трезвеющая девица. — Вы знаете, что я была в опасности. Что я спасала себя и бежала…

— От гнилозубых простолюдинов, как же, помню, — с готовностью кивнул водитель и покосился на меня.

— И вместо того, чтобы оказать помощь девушке в беде…

Кустодий развел руками:

— Мы не успели. Когда вы выпили всю «беду», мы с мастером Чеховым были далеко.

— Вы очень плохой человек, — повторила Марфушечка, вынула из кармана чехла на моем сиденье вторую бутылку с водой и постучала розовым ноготком по поверхности стекла. — Остудите немедля.

Я ожидал, что Стас съязвит, но он лишь рассеянно потер висок средним пальцем и наша попутчица вновь принялась пить ледяную воду.

— Нельзя отказывать болезной в исцелении, — пояснил он мне негромко и обратил внимание на дорогу.

— Были бы вы хорошим человеком, то отвезли меня сразу в Новорильск. В отчий дом. И передали в руки папеньке. Как и положено приличным подданным поступать с дочерью героя империи. Порядочный человек так и сделал бы, а не тащили меня в эту дыру. Вот что я там буду делать?

— Трезветь, — предположил Стас. — Я бы рекомендовал бы еще научиться следить за языком. Но боюсь, что воспитывать вас уже поздно.

— Не вам меня воспитывать, — зашипела она рассерженной кошкой. — Я дочка главы жандармерии. Благородная девица с репутацией и приданным. Я грамоте обучена. Слугами в доме могу управлять. А по воскресеньям хожу в храм.

— Похвально, — кивнул головой кустодий.

— Именно! — не заметила сарказма девушка. — Я хоть и без мамки росла, но покон знаю. И веду себя, как и положено приличной незамужней девице.

— Матушка ваша почила? — с очевидным сочувствием спросил Стас.

— Ничего не почила. Она как меня родила, так и ушла в дом для убогих. Потому как в родах она повредилась психически и не могла вести дела.

— Это как? — удивился я.

— Просто, — ответил за Марфушечку водитель и на мгновение на его лице мелькнула лютая злоба. — Когда баба родила дитя и после этого потеряла здоровье, то порядочный подданный посол доброй воли, сдал ее в дом призрения.

— Разве так можно? — опешил я.

— Она сама захотела уйти, — упрямо повторила девушка. — Зачем ей быть обузой, если она даже вилку удержать в руках не могла?

— Я очень надеюсь, что таким образом, женщина просто сбежала от ненавистного супружника и бросила бракованный приплод, — буркнул Зимин и было заметно, что он заставил себя не плюнуть на коврик под ноги.