Стиратель (СИ) - "Генрих" - Страница 31

— Хватит болтать! — рявкает барон. — Ты обманул нас, низший. Притворился одним из нас, пользовался моим гостеприимством. Я ничего для тебя не жалел. Расплатой за ложь должна быть смерть, но…

— Этот человек спас жизнь твоего сына! — подает голос Юлия.

Она сидит в кресле неестественно прямо, руки впились в подлокотники, огромные глаза горят на бледном лице.

— Так я его об этом не просил, — пожимает плечами барон. — Теперь Миху предстоит расплатиться за все, что он от меня получил обманом. Будет работать, пока не выплатит долг.

— Какой еще долг? Скорее уж ты мне должен, Александр! — извиваюсь, пытаясь сбросить невидимые магические путы. — Обе операции, которые я провел, бесценны! Но я ничего за них не запросил, поскольку в самом деле временно жил за твой счет. Когда я стану брать плату за свои услуги, ты поймешь, как много получил даром!

— Это хорошо, что твои услуги дорого стоят… — барон усаживается в кресло, откуда выкинули меня. — Веская причина сохранить покамест твою жалкую жизнь, низший. Арне, заткни рот забывшей свое место твари. Пришло время решать куда более важные вопросы.

Арне кривит тонкие губы и бросает то же заклятье, что в нашу первую встречу. Теперь я не могу не только двигаться, но и говорить.

— Не тревожься об этом низшем, госпожа моя, — барон обращается к Юлии. — У тебя есть более веские причины для тревоги. Я слышал, как ты признавалась в верности Сету и плела заговор против одиннадцати. Как нежный и заботливый супруг я просто обязан уберечь тебя от позорного суда и предложить достойный выход.

— Мечтаешь, чтобы я наложила на себя руки? — презрительно цедит Юлия. — Закатай губу, господин мой. Никакой суд твоих показаний против меня не примет. Ты слишком заинтересован в том, чтобы освободиться от меня, и все это знают. И что эти двое — твои нахлебники и по твоему приказу скажут и сделают все, что угодно, тоже ни для кого не секрет.

— Боюсь, госпожа моя, ты не понимаешь всей серьезности своего положения…

— И в чем же оно? В том, что Нагель отдаст за тебя свою двоюродную племянницу, если ты избавишься от старой жены? Вот только что Нагели получат взамен? Не строй оскорбленное лицо, эта шлюха Симона без веской причины никогда не польстилась бы на твои не особо выдающиеся мужские достоинства. Не льсти себе, три минуты страсти нежной, на которые ты способен, того не стоят. Так какую же услугу ты оказал Нагелям? Неужто отдал единственного сына и наследника на растерзание графскому внуку?

Барон налился багровой краской и сжал кулаки:

— Кир не годится в наследники! Он слаб, потому что ты передала ему свой бесполезный дар!

— А дочь, к которой перешла твоя волна жара, погибла, и это твоя вина!

— Нет, это твоя вина, твоя и ничья больше! — барон уже орал и брызгал слюной. — Она погибла из-за тебя! Это ты настроила Эву против отца. Я ведь оказал тебе милость, когда согласился взять тебя в жены! Спас от истребления твой род, опороченный связью с Сетом — да будет проклято его имя! И что получил взамен за свою доброту?

— Мои замок, земли и казну?

— Да что ты так носишься с этим имуществом? Есть ведь вещи и поважнее! Любовь, например. От тебя я ее не видел! Только презрение, холодность и дети, один из которых никуда не годится, а вторая меня ненавидела! Так, что осмелилась восстать против меня! Эва первая атаковала на той охоте — я-де не смею так обращаться с ее матерью! Что мне оставалось делать?

Барон резко замолкает — понимает, что наговорил лишнего. Повисает мертвая тишина.

— Подтвердите, Эва ведь тогда напала первая… — барон обращается к своим прихлебателям внезапно ослабевшим голосом.

— По крайней мере, она определенно собиралась напасть… — блеет Кей, разом утратив всю свою веселость.

— Девица оскорбляла родителя и угрожала ему, что равнозначно нападению, — веско говорит Арне.

— Вот, равнозначно… — барон, похоже, пытается убедить скорее себя, чем супругу. — Я просто защищался!

— Больной ублюдок, — роняет Юлия. — Какой же ты жалкий, подлый больной ублюдок…

— Оскорблениями ты ничего не добьешься, — уже почти спокойно отвечает барон. — Эвы больше нет, а Кир бесполезен. И это полностью твоя вина. Будет честно и справедливо, если ты избавишь меня от себя. Мне нужно жениться на юной женщине, которая способна родить достойных наследников.

— Обойдешься! — вскидывается Юлия. — И ничего-то ты мне не сделаешь! Убьешь меня своим фамильным заклятьем или любым другим, или прихлебателей своих заставишь — дознание это мигом установит. На мне только обычный щит от физических атак, но если попробуете снять его силой, останутся следы. Что бы там тебе ни наобещал граф Нагель, такого откровенного преступления в стенах Академии никто не потерпит.

— А если обставить все так, будто ее убил вот он? — встревает Кей и кивает на меня.

— Идиот! — обрывает его Арне. — После такого обвинения его придется повесить, а повешенный не сможет зарабатывать для нас деньги!

— Верно, — барон барабанит пальцами по подлокотнику. — Поэтому, госпожа моя, ты все сделаешь сама. И хватит уже демонстрировать характер, я сыт по горло этим за тридцать лет… Потому что расклад очень простой. Кир был серьезно ранен на поединке, его смерть не удивит никого. Мне он не особо нужен — хоть и сын, но бесполезный. С другой стороны, если не будет тебя, то и он не опасен — ты не настроишь его против меня, как Эву. Выбор у тебя очень простой. Либо ты сама избавляешь меня от себя, либо, когда выйдешь из этой комнаты, Кир будет уже мертв. Решение за тобой.

Пальцы Юлии впиваются в обивку кресла, раздирая ни в чем не повинную ткань. Как же мне хочется сейчас прокричать ей, чтобы она не смела верить этому подлому трусу! Тот, кто способен вот так запросто принести в жертву собственного ребенка, чтобы избавиться от неудобной жены, не имеет права зваться отцом, мужем, да что там, человеком просто! Нельзя вестись на этот шантаж! Даже если он поднимет руку на сына, это будет его и только его преступление!

Юлия переводит взгляд на меня. Насколько позволяют магические путы, мотаю головой, глазами и мимикой кричу ей «нет!». Если бы я мог войти в Тень, то вывернул бы барону наизнанку каждую кишку! И как-то повлиял бы на Юлию, заставил ее стать сильнее, решительнее, ну или упасть в обморок в конце концов — только не принимать такого решения.

Но ничего этого я не могу.

Юлия медленно склоняет голову.

— Будьте прокляты, — шепчет она. — Будьте все вы прокляты…

В этих словах нет протеста — только отчаяние.

— Выйдите. И это тело заберите, — приказывает барон своим прихлебателям. — Дальше уже дело семейное…

Арне снимает «тишину в библиотеке». Я надеюсь, что Юлия закричит, позовет на помощь — но она уже сломлена. Кей рассеяно хватает меня за плечо и вытаскивает за дверь. Без особого усилия — Высшие очень сильны физически. Жаль, о характерах многих из них того же сказать нельзя.

Повисает пауза. Арне рассеянно смотрит в окно, Кей нервно меряет шагами гостиную.

— Послушай, Александр же не будет доводить жену до самоубийства на самом деле, — обращается межевой рыцарь к приятелю. Меня они уже за человека не держат. В голосе Кея проскальзывает легкая дрожь. — Он просто запугивает ее, чтобы она… ну, не знаю, уехала куда-нибудь в глушь и не мешалась? Ведь правда?

Арне мрачно усмехается:

— Дурак ты, Кей. Ничего-то в жизни не понимаешь. Графские племянницы с приданым на дороге не валяются, за такой брак всякий наизнанку вывернется. А ты так и помрешь шутом, которого кормят из милости…

Из спальни доносится скрип передвигаемой мебели, потом шорох и приглушенный звук падения чего-то тяжелого. Эх, Юлия… А ведь из всех, кого я повстречал в Танаиде, она больше всех напоминала человека. Это и сделало ее такой уязвимой.

— Ну, вот я и вдовец, — объявляет барон, выходя из спальни. Особого торжества в его голосе не слышно. — Неприятно было, но дело сделано. Пусть вам, друзья, это послужит уроком: не женитесь на самолюбивых и вздорных женщинах, даже если брак представляется выгодным. Выйдет в итоге себе дороже. Что же, теперь, когда все дурное позади, пойду предлагать руку и сердце моей дорогой Симоне.