Изгнание - Лампитт Дина - Страница 76

– Я не могу ее понять, – сказала как-то Николь Эммет. – Ведь они так долго не виделись. Я бы на ее месте сделала все возможное, чтобы только быть рядом с ним.

– Говорят, для нее это очень опасно. А вы эти дни просто не в себе и не можете рассуждать здраво.

Это была истинная правда. Николь была просто без ума от любви к Джоселину, и ее не интересовало больше ничего. Кроме того, это головокружительное и горькое чувство любви (горькое, потому что им опять пришлось разлучиться) омрачалось тем, что к Николь стал возвращаться старый, почти забытый СОН.

На этот раз он начинался в Оксфорде – в том Оксфорде, который она когда-то знала, и она не переставая сравнивала два города. Потом сцена менялась, она оказывалась в больничной палате, где стояла пугающая тишина, нарушаемая лишь звуком постоянно вращающегося вентилятора. В этой тишине на кровати лежало тело, совершенно одинокое, если не считать присматривающей за ним медсестры. Вдруг, или это только снилось Николь, время каким-то непостижимым образом изменилось, и в палату вошел Джоселин. Самое страшное было то, что он двигался как во сне. Он ходил как лунатик или привидение, потому что медсестра ни разу не посмотрела на него и даже не заметила его присутствия. Каким-то непостижимым образом, как это бывает только во сне, Николь знала, что он сейчас тоже спит, что где-то там на поле боя в палатке его тело, как и ее, погружено в сон.

Однажды она проснулась посреди ночи с громким криком, услышав плач Миранды. Не теряя времени, даже не накинув теплую шаль, Николь зажгла свечку и побежала на первый этаж по изящной лестнице красивого дома. Сквозь огромные окна полная мартовская луна отбрасывала на гладкий деревянный пол яркие квадраты света, похожие на замерзшие лужицы молока. Завороженная их красотой, Николь на мгновение забыла про Миранду и, повернувшись, выглянула в окно.

На лужайке перед домом, образовав клин в виде буквы «V» с Луисом Дейвином в его вершине, стояли все те, кто был тогда на вечеринке в Патни. Не веря своим глазам, Николь прильнула к окну, надавив изо всех сил на стекло ладонями, глаза у нее были расширены от ужаса. Никто из этой молчаливой компании не двигался и не произносил ни звука, все неподвижно стояли, глядя прямо перед собой. Потом вдруг они все как один подняли головы и посмотрели на нее. Лица были бледны в свете луны, и лишь глаза, темные и блестящие, пронзительно вглядывались в ее лицо. Резко откинув голову назад, Николь издала крик ужаса, а потом, всхлипывая, опустилась на пол.

Тут послышался звук бегущих ног, и ласковые руки, руки Эммет, нежно обняли Николь, помогая ей подняться.

– Что это? – спросила служанка хриплым от волнения голосом. – Арабелла, что случилось? Что вас так напугало?

– Там, на лужайке перед домом. Это все люди из прошлого. Они пришли, чтобы забрать меня отсюда. Я это точно знаю.

– О чем вы говорите?

– Там Луис и Глинда, и все остальные. Они здесь, в Оксфорде. Я только что их всех видела. Они хотят, чтобы я ушла вместе с ними.

Эммет, изогнув шею, вглядывалась в окно:

– Но там никого нет. Вам, наверное, приснился кошмар. Посмотрите сами, там никого нет.

Все еще дрожа от страха, Николь медленно поднялась на ноги и, сделав над собой невероятное усилие, повернула голову и выглянула в окно. Сад был абсолютно пуст, только деревья и кусты отбрасывали причудливые тени на залитую лунным светом лужайку.

– Значит, это действительно был всего лишь сон? – все еще колеблясь, спросила она.

– Конечно, сон. Иногда вы бываете такой странной, госпожа. Мне все чаще кажется, что вы живете в каком-то другом мире. Взять хотя бы те странные имена, которые вы только что мне назвали. У вас никогда не было знакомых с такими именами. Вы их всех выдумали.

Николь натянуто рассмеялась, хотя ей было совсем не до смеха:

– Иногда я с радостью хотела бы поверить тебе.

– А вы просто сделайте это. Теперь отправляйтесь-ка в постель. Я сейчас посмотрю, как Миранда, а потом принесу вам горячий поссет.[5]

– Не думаю, что смогу заснуть сегодня.

– Но вам это просто необходимо, – твердо произнесла Эммет, – нельзя допускать, чтобы эти кошмары постоянно преследовали вас.

– Но откуда ты знаешь про кошмары?

– Знаю и все, – ответила служанка и быстро пошла прочь, прежде чем Николь успела задать ей еще один вопрос.

Николь порой казалось, что весь Оксфорд охвачен приступом какой-то бешеной шизофрении. С одной стороны, было совершенно очевидно, что город чуть ли не на глазах превращается в военный гарнизон, а с другой стороны, несмотря на все признаки войны, придворная жизнь шла своим чередом, будто этой войны не существовало вовсе.

Каждодневный наплыв солдат, сочувствующих и пленных, требовал скорейшего укрепления и расширения города, и король затеял грандиозную кампанию, приказав вырыть вокруг Оксфорда множество траншей и рвов. Инженер из Дании сэр Бернард де Гомм, выступающий на стороне короля, был вызван в Оксфорд, чтобы руководить созданием этой грандиозной системы, но к его приезду практически вся работа уже была сделана жителями города. Большинство делало это против своей воли. Университетские студенты, которые были самыми ярыми сторонниками короля, работали без устали днем и ночью с кирками и лопатами, так что все земляные работы были закончены к апрелю 1643 года почти полностью благодаря только их усилиям. Это было как раз кстати, потому что в феврале население в городе значительно возросло за счет пленных, прибывших из Чиренчестера. Многие из них жили неподалеку от дома Николь в церкви Святого Илии в неимоверно плохих условиях.

Все занимались рытьем траншей, возведением смотровых столбов, укреплением заборов, ворот и подъемных мостов. В городе происходило множество изменений: например, здания, бывшие ранее школами, где преподавались закон, логика, музыка, астрономия и риторика, превратились в военные склады, где хранились одежда, топливо и продукты, предназначенные для армии. Юридический факультет и факультет логики превратились в зернохранилище, студенты с риторического факультета целыми днями вязали веревочные лестницы и начищали солдатское обмундирование и доспехи, а в зданиях музыкальной и астрономической школ сидели сотни портных на деревянных скамейках и, подогнув под себя ноги, без остановки шили форму для солдат королевской армии.