Невозможный босс - Белова Юля - Страница 5

Лиза по привычке огрызается, но делает, что я сказала. Через несколько минут некогда роскошный костюм Клима, вместе с рубашкой и галстуком висит на плечиках и с него всё ещё стекает вода. А сам Клим выходит из ванной в старых вьетнамках, древней и основательно застиранной офицерской рубахе и тонких синих трикушках.

Лизка начинает хохотать. Мне, признаюсь, тоже довольно трудно удержаться, особенно глядя на полное печали лицо Клима.

– Ну вот, зашёл финансовый директор, а вышел слесарь, – ухохатывается сестра.

– Ошибаешься, – отвечает Клим. – Даже слесаря так не одеваются, как ты меня прикинула. Так может только дед древний вырядиться. Где вы такие раритеты раскопали? Это ж мечта старьёвщика.

– Это от папы осталось.

– А сам он где, не потребует вернуть?

– Нет, – отвечает Лиза, – он умер. Давно очень, я ещё была совсем маленькой.

– Простите.

– Да ничего, мы уже привыкли.

– А он военным был?

– Вообще-то сантехником.

Потом мы сидим на кухне, ужинаем и болтаем. Возможно, джентльмену в костюме от Корнелиани, да ещё и финансовому директору «Русских сладостей» не пристало употреблять жареную картошку с котлетами и солёными огурцами, сидя на тесной кухне, но парень в вытянутых трениках выглядит за нашим столом вполне органично. И уплетает котлеты за обе щёки.

– Очень вкусно, – говорит Клим. – Кто котлеты готовил?

– Лиза, – киваю я на сестру.

– Восхитительно! Я таких миллион лет не ел. Картошка тоже шикарная.

Это уже для меня, я её жарила, пока Лиза воду с пола собирала.

– На здоровье, – расцветает она. – Видишь, Алён, а ты говорила, что запах несвежего мяса невозможно замаскировать.

Клим напрягается.

– Да ладно, расслабься, я тебя рофлю, – грубовато ржёт Лиза, – прикалываю то есть. Мясо свежее было. Сама покупала.

– А вы вдвоём живёте? – интересуется Клим.

– Да, – подтверждает моя сестра. – Но ты имей в виду, нам и двоим здесь тесновато, так что к нашей жилплощади даже не присматривайся.

– А родственники какие-нибудь у вас есть? – продолжает выспрашивать он.

– Маменька имеется, – выкладывает Лизка, а я только головой качаю.

Я, в отличие от неё, стараюсь не распространяться на эти темы.

– И где она?

– В городе Париже.

– Во Франции? Серьёзно? – удивляется Клим.

– Ага.

– И что она там делает?

– Живёт с молодым арабом, или кто он там, наслаждается жизнью, ест улиток и пьёт шампанское. Ты странный, будто не знаешь, что люди во Франции делают.

– И давно она там?

– Лет пять вроде.

– И что, просто так взяла и уехала?

– Ага. Повесила меня на шею старшей сестре а сама улетела на крыльях любви. А я ведь не сахар. Знаешь, как со мной трудно? Да ещё и школу заканчиваю, а там поступать надо. Жуть в общем. Денег нужна прорва. Вот Алёнка и крутится. Пашет, как проклятая, чтобы у меня счастливое детство было.

Клим смотрит на меня со смесью уважения и восхищения. Потом разговор переходит на него самого, но он каждый раз умело уходит от прямых Лизкиных вопросов и мы так ничего особенного о нём и не узнаём, кроме того, что и так знали, то есть про его работу.

Выглядит он в своём новом прикиде отпадно. Он переживает, чтобы его не приняли за угонщика, слишком уж его образ не соответствует транспортному средству.

– Не волнуйся, – успокаивает его Лиза. – Это Москва, детка. Здесь люди ничему не удивляются, особенно если эти люди менты. Тем более, что таких стрёмных угонщиков в природе не существует.

– Неплохой парняга, – делится со мной впечатлениями сестра, глядя в окно, как Клим идёт к своей машине

– Не простой он. Хитрый жук, – отвечаю я ей, – и староват для тебя.

Она фыркает. Клим уезжает, как мне кажется, с чувством огромного облегчения. И я очень сомневаюсь, что хоть когда-нибудь снова его увижу. Разве что придёт, как сегодня к Борзову. Кстати, про Борзова… Вот о ком мне нужно подумать, а не о Климе каком-то.

Надо всё написать на бумажке и тщательно взвесить.

Собственно, тут и взвешивать особо нечего. Всё просто, как ясный день. Борзов сегодня чуть меня не трахнул, а я поплыла и была этому рада. Ну, если и не рада, всё равно, не возражала. Он однозначно повторит свои действия, и я снова не смогу устоять.

Не знаю, чем он меня берёт, но сегодня я почувствовала себя перед ним совершенно безоружной. Я его захотела, вот в чём ужас. Что из этого следует? Простая вещь. Он почувствует свою власть надо мной и будет меня пользовать по собственному произволению. Когда и сколько захочет.

И я перейду из разряда свободной сотрудницы в разряд работниц сексуального фронта. Какая пошлость! Секс с начальником, прямо на рабочем месте. Стыд и зашквар, как говорит Лизка.

Едем дальше. Он хороший человек? Не знаю. Может и хороший, но в нашем случае это неважно. И неважно, строг он со мной или мягок. Он же не по любви, не по зову сердца, а по зову члена. Ну и что со мной будет? Да ничего хорошего.

И последнее. Начиная с момента, когда его рука залезла ко мне в трусы, наши отношения уже никогда не станут прежними. Вывод? Вывод простой. Нужно писать заявление об увольнении.

А вот это уже плохо. Прям вообще плохо. Денег-то нет и взять их неоткуда, а деньги нужны. Ну что же… Будем искать другую работу. Вон Клим, может быть, поможет, всё-таки большой человек… Где наша не пропадала…

Приняв решение, я прекращаю волноваться и иду спать. Правда, лёжа под одеялом, опять чувствую дискомфорт и все изгнанные мысли пробираются обратно и начинают сосать сердце. Бр-р-р…

Наконец, я засыпаю. Мне снится Радимир Борзов, который трахает меня всю ночь. И выглядит во сне это настолько естественно и натурально, что я даже начинаю сомневаться, сон ли это…

Я несколько раз кончаю и просыпаюсь совершенно мокрая и счастливая. Поэтому уверенность, насчёт немедленного увольнения становится уже не такой железобетонной. Тем не менее, волей и силой разума я заставляю себя действовать по плану.

Приехав на работу, я первым делом печатаю на компьютере заявление и жду появления босса. С одной стороны, я рада, что босс задерживается, и можно ещё немного поразмышлять о плюсах и минусах моего плана. Мда…

Так подавать или не подавать? Не могу решить… Всё-таки это очень серьёзное решение. Боюсь, что жизнь после него может измениться довольно кардинально…

Подавать, не подавать? Подавать, не подавать?

На удивление, шеф отсутствует на работе довольно долго. Меня засыпают вопросами и просьбами срочно связаться с ним, но такой возможности у меня нет.

Борзов появляется около двенадцати и замирает посреди приёмной, уперев в меня тяжёлый взгляд невероятных зелёных глаз.

– Любавина! – говорит он тоном, требующим безоговорочного подчинения. – Ко мне.

Я подхватываю заявление и спешу за ним. До сих пор, не могу принять решение. Ну что мне делать? Подавать или не подавать заявление?

– Значит так, – говорит Радимир Львович, когда я вхожу в кабинет. – Я вот тут думаю и не знаю, что с тобой делать. Разговор у меня к тебе будет серьёзный. Что это за бумажка у тебя? Чего маячишь? Давай. Что ты мне там принесла?

Моё заявление он уже заметил. Значит всё, дело сделано, можно теперь хотя бы не думать подавать его или нет. С другой стороны, могу и не отдать. Скажу, например, что это…

– Любавина! – рявкает шеф прямо в ухо. – Ты меня вообще не слушаешь?! Да что с тобой?! Смирилась с увольнением, наверное?

Близко, Радимир Львович, горячо…

– Я вас слушала…

– Ну, повтори тогда, что я сказал.

– Вы сказали, что с таким дурацким поведением, как у меня, я кандидат на вылет номер один, вы также заметили, что у меня, вероятно, не все дома или мозгов вообще нет. Потом вы уточнили, что нельзя исключать и моего психического расстройства. Иначе как объяснить то, что я впала в детство вчера вечером и бегала от вас на виду у сотрудников? Ведь если я не дура, тогда придётся признать, что дурак – это вы, причём, не просто дурак, а полный идиот, абсолютно безмозглый дурень, кретин, имбецил, дегенерат, попка и…