Капелька Солнца (СИ) - Кандела Ольга - Страница 15

И потому, что нет никаких сил смотреть. Как и нет больше сил сдерживаться. Я ведь так соскучился…

Не заботясь об одежде, перемахнул через бортик ванной и впился в приоткрытые губы. А потом, не помня себя от нахлынувших эмоций, стал покрывать её лицо, шею, грудь жаркими поцелуями.

Одежда намокла, облепила тело и стала невыносимо тесной. Рубашку чуть ли не содрал. Стянул через голову, не тратя времени на злосчастные пуговицы. И вновь прильнул к горячим губам, оставленным пусть и на мгновение, но даже такой разрыв казался болезненным, пугающим. Вдруг отпущу, и она вновь исчезнет?

Но тихий стон в самые губы лишь подтвердил — здесь, со мной. Моя. И я не отпущу её больше, чего бы мне это не стоило.

— Кай, погоди. Кай… — она остановила меня, когда я взялся за ремень брюк.

— Что?

— Я ведь… Я… — Сомнение в глазах. Почему? Разве она не хочет сейчас того же, что и я? — Кай, я не уверена, что здорова. Это тело…

Да, я помню, кому оно принадлежит.

— Я не хочу… я боюсь заразить тебя чем-нибудь.

Я на это лишь рассмеялся:

— Дурочка… Забыла, что я целитель?

И что мне ничего не будет. А если и будет, то Дар с легкостью победит болезнь.

И вновь притянул её к себе. Заскользил губами по влажной шее. Вдохнул, теперь уже не аромат приторно сладких духов, а земляничного мыла.

— Кай, погоди же. — Мягко оттолкнула и приподняла мой подбородок, пытаясь вернуть ясность сознания. — Ну нельзя же так. А вдруг…

— Хочешь, чтобы я проверил?

Кивнула.

И хоть мне сейчас не хотелось напрягаться, пришлось послушаться. Не успокоиться же ведь!

Вот только как взять себя в руки? Как успокоиться, когда желание затмевает разум, когда тело ноет, просит, требует близости, и чужое, частое, прерывистое дыхание сводит с ума? Как сосредоточиться?

Безумие…

Ковш холодной воды, вывернутый на голову, пусть и ненадолго, но вернул ясность сознания.

Мне и надо-то всего ничего. Я быстро управлюсь.

Привычно встряхнул руки и, коснувшись висков, перешел на внутреннее зрение.

Инспекцию я всегда провожу сверху вниз, вот и сейчас не изменил себе в этой привычке. Ощупал лицо затылок, горло, грудную клетку, проверяя легкие и бронхи. Сердце, что стучало прерывисто и сбивчиво. Слишком быстро. Но это вовсе не от того, что оно не здорово. Напротив — это уместная реакция. Правильная.

Спустился ниже, к брюшной полости. Желудок, почки, печень… А вот здесь не всё гладко: поверхность неровная, изъеденная, явно нездоровая. Что это? Чрезмерное употребление алкоголя? Причем явно дешевого и некачественного. А может, и что похуже. В борделях зачастую не только спиртным балуются.

— Что-то не так? — Я ещё не успел ничего сказать, а Айрель уже забеспокоилась. И как ей только это удается — так тонко чувствовать любое изменение моего настроения?

— Пустяки. С печенью не все гладко. Я потом подлечу.

Именно, что подлечу. Чтобы до конца её восстановить, понадобится не одна процедура. И Айрель вряд ли позволит. Разве что тайком. Да и не уверен, что вернувшись к прежнему образу жизни, это тело надолго останется здоровым.

— А…

— По женской части все в порядке. Не переживай.

Видать, хозяйка заведения хорошо смотрит за своими девочками. И клиентов подбирает чистеньких. Что ж тогда пьянства не запрещает? Ох, не о том я что-то думаю.

— Хорошо. — Теперь уже Айрель притянула меня к себе. Обвила шею тонкими руками и грудью коснулась груди.

Управиться с брюками оказалось сложно. И я только сейчас заметил, что эта медная бадья слишком тесна для нас двоих. Неудобна. Стенки жесткие и дно. И надо бы что-то бросить поверх. Или вовсе в спальню переместиться.

Но с другой стороны, в купальне хорошо и тепло. Да и не дотерпеть мне до спальни. Теперь-то уж точно. И вода с громким плеском падает на пол, разбивается о сине-зелёный кафель. Брызги летят во все стороны. Раз за разом. Толчок за толчком. Пока не остается крохотная лужица на самом дне бадьи. Спину покрывает испарина и волосы мокрые, ни то от пота, ни то от влаги, что плотным туманом висит в воздухе. Душно, жарко и сладко одновременно…

Айрель

Утро. Странное. Серое. На ночь больше похожее.

Шторы плотно задернуты. На прикроватном столике плавится пара свечей, и догорающий огонь в камине бросает блики на тёмное дерево паркета.

Спальня тонет в полумраке.

А на входной двери табличка, оповещающая, что приёма сегодня не будет. Этот день принадлежит лишь нам двоим.

Я перебираю всё ещё влажные тёмные волосы, время от времени касаясь виска или ресниц, что подрагивают во сне. Вот только Кай не спит. Притворяется. Дремлет, быть может. Но я знаю, что стоит мне разорвать прикосновение, отстраниться, как он тут же проснётся и спросит:

— Ты куда?

— Никуда. Я здесь. Рядом. Просто спина затекла.

Кай перевернулся. Подгреб меня под бок и уткнулся носом в затылок.

— Не уходи…

— Не уйду.

Правда ведь, не уйду. И не потому, что идти некуда. А потому, что лишь сама мысль о том, что этого момента могло не быть, что я бы была сейчас не в его объятиях, а в чьих-то чужих, вызывает панический страх.

Признаться честно, я не первый раз оказываюсь в теле продажной девки. Но тогда мне удалось почти безболезненно уйти от исполнения своих «обязанностей». Всего-то и надо было разыграть женское недомогание и, втихую собрав необходимые вещи, покинуть дом терпимости. Сейчас же, очнувшись в компании двух решительно настроенных клиентов, я просто-напросто испугалась. Растерялась и, кажется, наделала кучу глупостей…

Сюда вот пришла… Хорошая глупость. Самая лучшая на свете.

— Айрель… — его мягкий голос вырвал из воспоминаний и заставил к ним же вернуться: — Скажи, я ведь не был первым?

Ох… И почему для мужчин это так важно?! Я ведь не расспрашиваю его о прошлом. Прошлое не имеет значения. Есть лишь настоящее. Здесь и сейчас. Я привыкла жить одним днем. Не думая о будущем, отрекаясь от прожитого. У меня нет ни возраста, ни внешности, ни близких, ни дома. Лишь накопленный опыт, что ощущается тяжким грузом за плечами. И порой так хочется его стряхнуть и начать всё с чистого листа.

Но это невозможно. И как бы мне не хотелось верить в обратное, первым Кай не был. И он прекрасно об этом знает.

— Ты не подумай. Я не ревную, — он по-своему истолковал мое замешательство. И молчание. Взгляд у меня сейчас наверняка виноватый. — Просто мне больно думать, что тебя заставляли.

Так вот он о чём… Могла бы и догадаться.

Но не вышло, и я чувствую себя загнанной в тупик. Я не хочу лгать, но… Есть вещи, о которых ему лучше не знать. И раз уж нам не удалось избежать столь щекотливой темы, то…

— И не думай. Меня не заставляли.

По крайней мере, не в тот раз. Не в первый. И вспоминать о нём даже приятно.

— Я сама хотела. Я тогда оказалась в теле молодой девушки. Они только-только поженились. И… он любил её. И детей хотел. Троих, а может, даже пятерых.

Он сам говорил. И касался так нежно. И слова красивые шептал. И всё время говорил о будущем. О нашем будущем.

Так искренне, так заразительно говорил, что я почти поверила в его существование…

— И я просто не смогла отказать.

Тот месяц был сказкой. Настоящей, в которую попадаешь совершенно неожиданно, проваливаешься с головой — и в первый миг не веришь в случившееся. Моргнуть боишься, потому что думаешь, вдруг пропадет. Растает, подобно утреннему зыбкому туману. А потом привыкаешь и веришь, что так было всегда. Не мыслишь иной жизни.

Вечера у старенького рассохшегося клавесина. Тонкая соловьиная трель на закате. Ночи в тёплых уютных объятиях. Рассветы на белой простыне под воздушным невесомым балдахином, сквозь который почти беспрепятственно пробиваются солнечные лучи. Дни, наполненные голосами, смехом и улыбками. Небывалой легкостью.

…крупицы чужого ворованного счастья.

Бережно собранные, всё до одной. Нанизанные на тонкую хрустальную нить воспоминаний. И когда на душе тяжко, когда становится совсем невмоготу, достаешь из глубин сознания эти разноцветные нити и перебираешь бусины, одну за одной. Греешь пальцы.