Украденный роман - Кантор Джиллиан - Страница 18

Я осторожно нажимаю на створку двери ладонью, и на меня льется мягкий белый свет – со своего места я не понимаю, из ванной или от ночника. Как-то странно, что вор не зажег свет поярче.

А потом я слышу, и совершенно отчетливо, женский смех и голос мужа: «Этого ты хочешь?» – требовательно спрашивает он в своей обычной манере, всегда требовательно. Снова раздается хихиканье, и на этот раз достаточно громкое, чтобы я узнала голос… моей кузины?

Я мгновенно понимаю, что происходит: она в моей постели, с моим мужем. Я поднимаю взгляд – она, абсолютно голая, сидит на нем верхом.

И именно в тот момент меня впервые осеняет: вот он, единственный способ покончить с этой жизнью. Я должна сжечь ее дотла.

Эш подкинул меня до отеля, чтобы я могла собрать вещи, но взял с меня обещание вернуться, чтобы поужинать и обсудить стратегию на ближайшее время.

К тому времени, как мы въехали на круговой подъезд «Малибу Хайтс», он снова пришел в непринужденное расположение духа.

– Я даже не буду мучить вас своей стряпней, – пошутил он. – Сегодня приедет мой повар, он обо всем позаботится.

– Не стоило беспокойства, – ответила я, но Эш рассмеялся: какой пустяк для такого человека – вызвать повара, чтобы он приготовил ужин.

Однако, оказавшись в номере, я проигнорировала чемодан и лежащую в кресле кучу грязной одежды, накопившейся за неделю. Вместо этого я сгребла ноутбук и села на кровать. Меня совершенно не устроили ответы Эша на пути из дома, и я вбила в строку поиска «Ребекка Эшервуд».

«Вы имеете в виду «Роуз Эшервуд»?» – уточнил Гугл.

Нет.

Я листала результаты поиска, но хотя мне удалось найти информацию о Роуз Эшервуд, о Генри и даже о родителях Эша, Генри II и Бетси, мне не попалось ровно ничего о первой жене Генри, Ребекке.

Странно, но с другой стороны, не настолько удивительно. Если она умерла до того, как Генри женился на Эмилии в тридцатых годах, возможно, просто за давностью лет ни одна запись о Ребекке не дожила до оцифровки. К тому же в ту пору Генри еще не открыл сеть магазинов, не был богат и знаменит – так зачем писать и хранить информацию о его жене? Она жила слишком давно и, возможно, в принципе была неприметной личностью. Но несмотря на всю логичность этих объяснений, меня саму они не особо убедили.

Я зашла на сайт с архивами газет, решив попытать счастья там. Может, найдется некролог или объявление о свадьбе? Но и тут поисковик сообщил, что совпадений с запросом не найдено.

В голове у меня крутились слова Эша. Неужели с Роуз случилось то же самое, что с Ребеккой? Он говорил всерьез?

В романе Ребекку убил собственный муж, Максим. Да, конечно, она вынудила его так поступить, и потому вставал вопрос, считать ли это убийством или особой формой самоубийства, поскольку Ребекка умирала от рака и хотела избегнуть такого мучительного конца, заодно подставив мужа. В любом случае во время написания «Бекки» я однозначно считала его убийцей. Но значило ли это, что и Генри Эшервуд тоже убийца? Эш в машине хотел донести до меня именно этот факт? Но почему, говоря о собственном деде, он обронил эти слова так небрежно?

Тогда я снова вернулась мыслями к Дафне дю Морье и вспомнила, что во время написания «Бекки» читала статью с предположениями о том, кто являлся реальным прототипом Ребекки де Винтер. После недолгих поисков статья нашлась, и я принялась освежать память.

Основных теорий было несколько, и ни одна их них, конечно, не имела отношения к Эмилии или Ребекке. Но среди стандартных обвинений в плагиате и подражании «Джен Эйр» одна из теорий привлекла мое внимание: она гласила, что Дафна наткнулась на любовные письма, которые когда-то давно писала ее мужу его бывшая пассия, некто Жан Рикардо.

Свои письма она подписывала размашистой витиеватой «Р», и некоторые исследователи предположили, что Дафна сама стала одержима Жан Рикардо, этими письмами, этой подписью. Роскошная изысканная Р. стала ее наваждением – и родилась Ребекка.

Телефон просигналил о сообщении, и я схватила его, ожидая, что это Эш с какими-то запоздалыми уточнениями по поводу ужина, но это писал Ной. «Может, пропустим по пивку в баре твоего отеля? Я тут недалеко…»

Ной… Когда мы попрощались после той встречи за кофе, я обещала ему пойматься еще раз, чтобы выпить, но так больше и не написала. Неделя промчалась так быстро, а все мои мысли занимал Эш. Я взглянула на часы – он должен был заехать за мной через два часа, а поиски в интернете не приносили плодов. Так что я закрыла ноутбук, на время выкинула из головы Жан Рикардо, Дафну дю Морье и Эмилию Эшервуд и набрала в ответ:

«Конечно. Через 15 минут в вестибюле».

Поджидая Ноя, я крутила в руках салфетку и вспоминала тот последний раз, когда мы вместе выпивали. Это случилось как раз накануне вечеринки по поводу публикации «Всех маленьких огоньков».

Ной тогда приехал из Лос-Анджелеса, просто чтобы пообедать, и мы договорились выпить перед вечеринкой и отпраздновать тот факт, что я наконец стала всамделишной, опубликованной писательницей. Мы планировали встретиться тет-а-тет, но когда я уже выходила из дверей квартиры, Джек заявил, что пойдет со мной. И устроил целое представление, лапая меня, отвечая вместо меня на вопросы Ноя и прочими способами демонстрируя, что я принадлежу ему. Ной, естественно, ужасно разозлился и имел на это право. Поведение Джека раздражало и меня, но я не хотела раздувать скандал и портить вечер. Портить выход в свет моей книги! Ной остаток встречи тогда хмурился и бросал на Джека гневные взгляды.

Ной был для меня самым важным человеком в жизни, моим лучшим другом в колледже и литературным критиком, а с Джеком я познакомилась только на последнем курсе на дурацком факультативе по теннису, на который мне пришлось пойти, чтобы сдать нормы по физкультуре. У меня и Джека обнаружилась общая черта – мы оба отвратительно играли в теннис. Но Джек – объективно говоря – был невероятно обаятелен и хорош собой.

Мама погибла в январе моего последнего года в колледже, и Ной помогал мне не завалить семинары по писательскому мастерству, в то время как Джек, наоборот, всячески отвлекал сексом. Ной считал, что Джек меня использует, Джек считал, что Ной ревнует: взрывоопасная комбинация, в которой позиция Ноя в итоге оказалась ближе к истине. Не то чтобы Джек действительно меня использовал, но мое психологическое состояние в тот момент плохо подходило для начала серьезных отношений, тем более основанных только на страстном сексе с горячим парнем, который тоже не может попасть ракеткой по мячику. Теперь я сама удивлялась, как мы протянули вместе так долго, даже после того, как утратили любые точки соприкосновения, кроме весьма эпизодического секса. Я вообще не задумывалась о сути наших отношений до этого самого момента – и этот факт, наверное, многое обо мне говорил.

– Привет, Ливви, – прервал размышления голос Ноя, и я почувствовала прикосновение теплой руки к плечу. Встав и обняв его, я внезапно ощутила порыв извиниться и поблагодарить его, да просто побыть в его объятиях подольше, забыв обо всем на свете. Я была ужасно рада, что он написал мне в ночи, что сейчас оказался рядом, и надеялась, что мы снова будем болтать и переписываться даже после того, как я вернусь в Бостон.

Но я так и не заставила себя высказать хоть что-то из этого вслух: слишком много времени прошло с тех пор, как мы были близки – по-настоящему, на самом деле близки, – и казалось почти неправильным надеяться на возобновление подобной близости. Так что я хотела хотя бы просто постоять так подольше, обнимая его, впитывая момент.

Но Ной отпустил меня и уселся напротив.

– Спасибо, что приехал в такую даль, – сказала я. – Жаль, было мало времени повидаться.

– Мне тоже. – Он улыбнулся и пролистнул барную карту. – Ты уже что-то заказала?

Я покачала головой.

– Нет, ждала тебя.

– А ты все еще пьешь «Корону» с лимоном?

– Не пила с колледжа, – призналась я со смехом. Мы с Ноем провели много вечеров и ночей, сидя на потрепанном диване в моей квартире-студии в колледже, сочиняя рассказы на заданные темы и цитируя всякие мудрые изречения типа «сочиняй пьяным, редактируй трезвым». Хотя следует признаться, редактировали мы, зачастую тоже попивая пиво.