Станция Бякино (СИ) - Выборнов Юрий - Страница 14

***

Ю проспала на матрасе возле печки больше суток. Мария накинула на нее покрывало и время от времени подходила проверить, живая она или нет.

Проснувшись, девушка не могла понять, где находится, и немного испугалась, но, заметив знакомые лица, успокоилась. Борис налил ей чай из сосновых почек и пригласил к столу.

Ю резко встала, осмотрелась по сторонам и, подбежав к Сереже, взяла за грудки.

— Полегче, — молодой человек сразу понял, что девушка ищет свое оружие. — Я убрал снайперку в свою комнату от греха подальше. Народ разный сюда приходит. Чтобы не было соблазна. Как говорит Борис Валентинович, береженого бог бережет.

Девушка остыла и отпустила смотрителя.

— Тебе нужно поесть, — Маша достала пачку вермишели быстрого приготовления и показала Ю: — Вкуснятина, тебе понравится, сейчас заварю.

Маша вскипятила воду на печи, разломила на четыре части брикет сухой вермишели, положила в железную миску и высыпала всю приправу. Аромат пошел такой, что у всех выживших бродяг в зале ожидания потекли слюнки и засосало под ложечкой.

— Расскажешь, что случилось в городе? — обратился Сережа к снайперше. — Или ты вообще не разговариваешь?

Девушка покачала в ответ рыжей головой.

— А так разве бывает? — Парень предложил сесть за стол и сам присел напротив. — Разве бывает немота без глухоты?

— Где-то читал, что в редких случаях бывает, даже как-то это называется, — перебил Борис. — Но я не доктор, конечно, чтобы ставить диагнозы.

— Верно говоришь, точно бывает, — встрял в разговор Игорь Маркович Карандаш. — Вот у меня собака была, еще до эпидемии, так эта зараза всё слышала и понимала, а сказать не могла.

— Не гоже, Маркович, людей с животными-то сравнивать, — пристыдил Борис Валентинович Карандаша.

Ю взяла ложку и принялась хлебать горячий и очень вкусный бульон. Отвар, насыщенный солью и специями, обжигал ей рот, но девушка была настолько голодна, что не чувствовала и продолжала хлебать, лишь иногда дуя на ложку.

— Может, на бумаге напишешь? — продолжил смотритель. — Писать-то всяко умеешь?

Ю подцепила кое-как ложкой большой ком вермишели, сунула в рот и долго жевала, смотря в Сережины глаза. Потом глубоко вздохнула и неожиданно тихо ответила:

— Я их всех убила...

— Убила собственный отряд? — Мысли в голове Сережи закружились каруселью. Парень уже начал сомневаться, правильно ли они поступили, пригрев Ю. — Слушай, ты спасла нам жизнь, и за это мы тебя отблагодарили, но если ты убила собственную команду...

Девушка, решив, что доесть могут не дать, быстро запихала остатки вермишели себе за щеки, будто хомяк, и допила бульон прямо из миски.

— Ты не так понял, — неразборчиво пробубнила Ю с набитым ртом. — Кабан и ребята обратились в зомбарей. Мне пришлось так поступить. Я сама еле ноги унесла из города.

— Так вы всё-таки до него дошли? — Сережа обрадовался, что девушка не предатель.

— Мы только успели зайти, на окраине их и положили, — из глаз Ю потекли слезы. — Если б я не шла позади, то тоже бы лежала сейчас там. Верней, бродила, скаля зубы. Бррр...

— Положили? Зомби?

— О нет, Кабана с парнями расстреляли из винтовок. То ли с крыш домов, то ли с балконов, я ничего не смогла сделать. Вернулась после, ночью, когда уже обратились в зомби, и разнесла им черепушки, хорошие были ребята, особенно Олег Николаевич.

— Что будем делать, Борис Валентинович? — Сережа подошел еще раз к входной двери и проверил, закрыта ли она на кованый крючок, хотя сам же ее и закрывал.

Напарники еле успели забежать в деревенский дом и заперлись от нескольких зомби.

— Эти какие-то активные, — Борис отодвинул занавеску и посмотрел в окно. — Бегают, как живые. Обычно такая прыткость у них в первые часы после обращения, но эти-то тут давно уже.

Деревня Бякино не давала покоя Борису. Находилась неподалеку, но из-за большого скопления мертвых в нее никто не совался. В детстве мужчина проводил здесь летние каникулы у бабушки с дедушкой и бывал практически в каждом доме.

Вовсе не чувство голода заставляло Бориса Валентиновича побороть свой страх, а некий, скажем так, интерес, который он испытывает при обыске таких вот мест. Адреналин, что ли, либо азарт, мужчина не понимал сам. Рисковать... Промотаться весь день, несколько раз быть на волоске от смерти и при этом вернуться на станцию с пустым рюкзаком казалось нормой. А уж если наткнется на что-то стоящее, то и вовсе радости через край. Которую, конечно же, Борис держал в себе и никому не показывал. Хватало этого «чувства счастья» на несколько дней, затем опасность снова звала его и манила своей неизвестностью. Каждый раз Борис Валентинович ставил перед собой все более и более невыполнимые цели.

Вот и сейчас опытный выживший зашел в один из домов самой деревни, а ведь еще несколько дней назад эта идея казалась ему стопроцентным самоубийством. Причем не только пошел сам, но и парнишку с собой прихватил. Сережу он хоть и считал своим напарником, но все же предпочитал быть одиночкой в серьезных ходках. Паренек для него, несомненно, был балластом и брал с собой исключительно, чтобы научить элементарным азам выживания. Борис видел в Сереже остатки человечности в этом жестоком мире, где каждый сам за себя, и поэтому хотел помочь ему не споткнуться при первых же трудностях.

Дом состоял из трех комнат.

В первой были сени, пустая комната, выполняющая роль прихожей, и своего рода тамбур между улицей и жилым помещением. В углу стоял большой старый сундук, на стенах — алюминиевые крючки для верхней одежды.

Вторая комната была кухней, собственно, разделяла ее с третьей русская печь и фанерная стена с одной стороны. Стол, старый холодильник, лежанка напротив подтопка, покрытая старой черной шубой. На стенах деревянные ящики, выглядевшие старше Бориса, и покрашенные голубой масляной краской таким образом, что были отчетливо видны полосы от кисти. Под ними широкая тумба с двумя дверцами, заботливо покрытая сложенной в несколько раз, чтобы не резать, клеенкой. С одной стороны имелось два окна, наискосок загражденные железными уголками, приколоченными к деревянной раме изнутри гвоздями. Видимо, защита от воришек в отсутствие хозяев. Гвозди не были заколочены до конца, и шляпки торчали для того, чтобы в случае чего можно было их вытащить.

В третьей комнате стояли три высокие советские металлические кровати на пружинах, с изголовьем и изножьем из хромированной металлической трубы. Три окна спереди, выходящие на улицу между двумя рядами домов деревни, и два окна по бокам. Окна также заколочены железными уголками, но тут больше для видимости и болтались на соплях. Одна кровать стояла впритык к печи, вторая рядом со стеной, на которой висел ковер с оленями. Третья напротив, в углу. Возле центрального окна стоял большой круглый стол. Когда приходили гости, по праздникам, его подвигали в центр комнаты под люстру-убийцу. Советская стеклянная люстра крепилась враспор тремя винтами, и никто никогда не был до конца уверен, достаточно ли они затянуты или нет. Если перетянуть, то люстра, которую приходилось доставать через знакомых, могла лопнуть, а если не дотянуть, то запросто тяжелая конструкция могла сорваться кому-нибудь на голову.

На правой стене висел кнопочный домашний телефон. Нет, телефонной линии в деревенском доме не было, просто он сломался, и, так как выбрасывать хозяевам было жалко, то было принято решение привезти из квартиры сюда. Над ним висела советская печатная копия картины «Утро в лесу» и рядом зеркало.

Борис Валентинович снял берцы и прилег на кровать.

— Ох, как давно я не спал на мягкой кровати, да еще на перьевой подушке, — довольным голосом произнес наставник. — Может, кемарим маленько?

— Скоро стемнеет, как домой-то пойдем? — Станция для Сережи стала уже родным домом.

Молодой человек прилег на соседнюю кровать, и пружины приветливо скрипнули под весом его тела.