Портрет миссис Шарбук - Форд Джеффри - Страница 27

• Предыдущая
• 27/60
• Следующая

— Этакое маленькое неудобство.

— Вот именно. Сивилла превратилась в комочек высохшей плоти, но жизнь продолжала в ней пульсировать. То, что осталось от нее, поместили в полую тыкву и повесили на ветке дерева. К дереву приходили дети и спрашивали, чего она хочет, а она еле слышным голосом отвечала, что хочет одного — умереть. По легенде, она обратилась к Харону, лодочнику, который переправляет умерших через реку Стикс — с берега живых в царство мертвых. Но Харон не может забирать тех, кто еще жив или не похоронен должным образом. Эти несчастные души навечно обречены оставаться на берегу реки, бесцельно слоняться туда-сюда, не имея возможности попасть в царство мертвых. Дальше я подзабыл, но вроде бы еще живой или неправильно похороненный человек может пересечь реку, только если сивилла подарит ему золотую ветвь. Харон принимает эту ветвь как железнодорожный билет и перевозит их.

— Шенц, я не знаю, у кого больше фантазии — у тебя или у Борна. Как это связано хоть с чем-нибудь?

Он рассмеялся.

— Это связано с тобой. Ты отправился к миссис Шарбук за золотой ветвью, чтобы затем переправиться в новые края.

— Я скорее имел в виду обыкновенную наличность. Давай не будем торопиться с переправой через Стикс.

— В мифологии Смерть — не всегда смерть. Очень часто это просто символ крупных перемен. Ты хочешь освободиться от жизни художника-портретиста, в которой запутался, как в паутине.

— Временами ты меня изумляешь, — искренне восхитился я.

Шенц отмахнулся от моего комплимента:

— Я просмотрел газеты; нигде никаких известий о взломе склада. Мне кажется, мы провернули идеальное преступление.

— Да, но одно маленькое неприятное известие есть у меня.

Я проинформировал его о появлении Шарбука, о его записке и о жутковатой встрече с ним вечером у Палмера.

Шенц подался вперед, глаза его заблестели охотничьим азартом.

— Мы должны узнать, кто он и где он. Вполне возможно, что благодаря ему мы узнаем, как выглядит его жена.

— Нет сомнений. Вот только боюсь, это невозможно.

— Невозможно? Почему?

— Миссис Шарбук сказала мне сегодня, что он умер. Кажется, погиб в кораблекрушении.

— Дух, вооруженный бритвой? Любопытно. Послушай, узнай-ка, что это был за корабль. А я разберусь.

Я кивнул.

— Если только он прежде меня не убьет.

— Может быть, тебе нужно обзавестись оружием? Это становится опасным. По-моему, неплохо бы носить пистолет.

— Нет, Шенц, носить пистолет — это очень плохо. Спасибо, обойдусь.

— А как дела с твоей картиной?

— Да никак.

— Смотри, пошла вторая неделя. У тебя осталось всего две с половиной. Я бы мог устроить для тебя визит к Человеку с Экватора.

— А что он может для меня сделать?

— Да хотя бы убрать пелену с глаз.

— Пожалуй, — сказал я, допивая кофе.

— Ты сказал, что у тебя встреча с Самантой?

— Сегодня она по моей просьбе следит за домом миссис Шарбук. Я должен встретить ее в пять на ступеньках церкви Святого Якова, угол Мэдисон и Семьдесят первой.

— Да, ну и женщина — хоть сегодня канонизируй.

— Кстати, как поживают Хастеллы? — спросил я, уходя от очередной лекции на тему о необходимости жениться на Саманте.

— Вот тебе живая ходячая реклама бездетного образа жизни. Я с ними закончу через неделю-другую. Весь свой гонорар уже потратил на пирожные и конфеты. Меньшой называет меня дядя Сатана, а старший — дедушка Время. Мне пришлось удвоить потребление опия.

Мы выпили еще по чашке кофе, и, прежде чем расстаться, я напомнил Шенцу о ежегодной выставке в Академии художеств, открывающейся следующим вечером, — о той, что упоминал Силлс. Мы договорились встретиться там.

Когда я добрался до ступенек англиканской церкви Святого Якова, уже сгустились сумерки. Вокруг было пустовато — наступил обеденный час и людей на улицах поубавилось. После нашего ухода из кафе поднялся ветер, и температура упала еще на несколько градусов.

Церковь тоже казалась пустой, я сел на нижнюю мраморную ступеньку и закурил сигарету. Одно из моих любимых времяпрепровождений во время прогулок по городу по вечерам — смотреть на освещенные окна и представлять себе, какие драмы, трагедии, комедии разыгрываются за этими яркими прямоугольниками. Иногда, созерцая архитектуру какого-нибудь здания, я, уловив движение за окном, вполне мог представить себе людей, обитающих в этих домах, и их жизни, с поправкой на район. Бог ты мой, я видел перед собой их лица и одежды. Вон там кто-то нагишом, вон там — мужчина в рубашке, покачивает младенца на коленке, а вон какой-то тип приканчивает свою бадейку с пивом, а вот седоволосая бабушка в кресле-качалке читает молитвы, перебирая четки. Если эти абсолютно незнакомые мне люди демонстрировали мне свои лица и фигуры, если я легко мог представить себе характерные черты книжных героев, то почему же миссис Шарбук остается такой мучительно белой страницей?

Мои размышления были прерваны приближением женщины. Ростом и фигурой она была похожа на Саманту, и я уже поднялся было, чтобы поздороваться, но в последний момент увидел светлый локон волос, выбивающийся из-под шапки. Она кивнула мне со словами «Добрый вечер», а я прикоснулся пальцами к полям шляпы. «Хэлло», — сказал я, и она прошла дальше по улице. Когда ее фигура исчезла в темноте, я подумал, что это вполне могла быть миссис Шарбук, устроившая за мной слежку, и сосредоточился на том, чтобы запомнить ее лицо.

Мимо прошли несколько мужчин и еще одна женщина — слишком низкая. Потом я увидел какую-то знакомую фигуру, приближающуюся с севера. Мне потребовалась одна секунда, чтобы вспомнить, откуда я ее знаю. Крупная, коренастая женщина в длиннополом темном пальто, с платком на голове. Когда она подошла поближе, я разглядел упитанное, с грубыми чертами лицо. Она поравнялась со мной, и я спросил:

— Вулф, это вы?

— Пьямбо, — последовал ответный вопрос, — кто такой Вулф?

Я встал и посмотрел внимательнее. Наконец, в тот самый момент, когда я понял, что на этом лице нет Вулфовой растительности, я узнал и голос:

— Саманта?

— Ну, как я тебе нравлюсь? Ночная дуэнья.

Голова у меня кружилась от того, что несколькими часами ранее миссис Шарбук назвала счастливым событием. Наклонившись к Саманте, я поцеловал морщинистое лицо и почувствовал на губах вкус театрального грима.

В кебе по пути ко мне Саманта с помощью платка удалила с лица грим. Наблюдая за ней, я получил истинное удовольствие от ее гримерного искусства — несколько темных мазков придавали плоти убедительную дородность и полноту, костной структуре — выпуклость, а глазным впадинам — пугающую глубину. Только что она была сестрой Вулфа, и вот уже передо мной красавица Саманта — в глазах искорки какого-то детского веселья, удовольствия от хорошо сыгранной роли шпиона.

Потом она сняла пальто, и я увидел две маленькие диванные подушки, бечевой привязанные друг к дружке по одной на каждое плечо. К талии с помощью пояса была пристегнута постельная подушка побольше. Избавившись от маскировки и уложив уродливую тетку комом рядом с собой на сиденье, она завела руки за спину, собрала волосы и связала их простым узлом.

— Просто королевское представление, — сказал я, и мы рассмеялись.

— Это было занятно, но не дай бог быть этой беднягой каждый день. В пальто и подушках тепло, но часам к четырем они стали меня давить к земле. Я валюсь от усталости и ног под собой не чую, — сказала она.

— И когда же ты туда добралась? — спросил я.

— Сразу после полудня, — сказала она. — Я видела, как ты приехал, а потом ушел. Ты задержался ненадолго.

— Мы с миссис Шарбук немного поссорились. Расскажу позже — давай-ка сначала ты. Что ты видела?

— Насколько я могу судить, до твоего приезда ни в дом никто не входил, ни из дома не выходил. Я медленно бродила туда-сюда по кварталу, стараясь не выглядеть слишком подозрительно. Время от времени присаживалась на ступеньки на другой стороне улицы. Я изображала старую бродяжку.

• Предыдущая
• 27/60
• Следующая