Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб - Страница 24

Его мысли прервало появление Аль-Хамзави, который принёс три свёртка и передал их служанке. Султанша полезла рукой в сумку, якобы, чтобы вытащить оттуда деньги, но Ахмад упредительно сделал ей знак со словами:

— Какой позор!

Женщина прикинулась удивлённой и сказала:

— Позор, господин?… На самом деле никакой это не позор. Для нас это благословенный визит, и нам следует почитать вас, а иначе мы вряд ли воздадим вам должное.

Она встала, продолжая говорить, и хотя сопротивление его щедрости не казалось таким уж серьёзным, заметила:

— Ваша щедрость заставит меня заходить к вам снова и снова, пока я хоть немного не заставлю вас соблюдать экономию.

Господин Ахмад хихикнул и сказал:

— Не бойтесь, я щедр с клиентами в первый раз, а потом вознаграждаю себя за щедрость с каждым разом вплоть до того, что обираю клиента. Таков девиз у нас, торговцев!..

Дама улыбнулась и протянула ему руку со словами:

— Такого великодушного человека, как вы, грабят другие, но не он сам… Благодарю вас, господин Ахмад.

Он от всего сердца произнёс:

— Вы уж меня извините, госпожа.

Он стоял и глядел на неё, а она горделиво прошествовала к дверям, поднялась в экипаж и заняла своё место, а Джульджуль села на маленькое местечко напротив, и экипаж тронулся вместе со своим драгоценным грузом, пока не скрылся из виду. Тогда Аль-Хамзави сказал, листая страницы бухгалтерской книги:

— И как теперь заполнить брешь в счётах?

Господин бросил на него весёлый улыбчивый взгляд и сказал:

— Я запишу на месте цифры «Товар был повреждён из-за воздуха».

Проходя к своем рабочему столу, он пробормотал:

— Аллах прекрасен и любит красоту.

Вечером господин Ахмад запер лавку и вышел, напустив на себя величественный вид и распространяя приятный аромат, направившись к Ас-Саге[29], а оттуда — к Аль-Гурийе и, наконец, подошёл к кофейне господина Али. По дороге он обратил внимание на дом певицы и другие дома, окружавшие его. Он увидел лавки, тянувшиеся по обеим сторонам, которые всё ещё были открыты, а также поток пешеходов, и продолжил путь к дому одного из своих приятелей, где он просидел час, а потом попросил разрешения вернуться в Аль-Гурийю.

К тому времени Аль-Гурийю уже накрыла тень, и она обезлюдела. Он уверенно приблизился к тому дому, затем постучал в дверь и замер в ожидании, внимательно всматриваясь ко всему вокруг себя. Свет исходил лишь из небольшого окошка в кофейне господина Али, и от газового фонарика на ручной телеге, что стояла у поворота на Новую Дорогу. Наконец дверь открылась и показался силуэт маленькой служанки. Он не дал ей и слова сказать, и решительно и не колеблясь, дабы придать ей желаемой уверенности и честности, спросил:

— Госпожа Зубайда дома?

Служанка подняла голову и поглядев на него, в свою очередь спросила, сохраняя осторожность, продиктованную условиями своей работы:

— А вы, господин, кто такой будете?

Своим твёрдым голосом он ответил:

— Тот, кто желает договориться с ней, чтобы она оживила эту ночь своим присутствием.

Служанка удалилась на несколько минут, затем вернулась и сказала: «Проходите», и открыла перед ним двери. Он вошёл в дом и вслед за ней поднялся по лестнице с небольшими ступенями, которая заканчивалась коридором. Затем служанка раскрыла перед ним дверь, и он проник в тёмную комнату, да так и остался стоять у прохода, прислушиваясь к шагам удалявшейся служанки. Затем она вернулась с лампой в руках, и он стал следить за ней: она поставила лампу на стол, а посреди комнаты стоял стул, на который она залезла, чтобы зажечь крупную люстру на потолке, и вернула стул на место, а затем унесла лампу, и выходя из комнаты, вежливо сказала:

— Прошу вас. Садитесь, господин.

Ахмад подошёл к дивану в центре комнаты и спокойно и уверенно сел, что, несомненно, говорило о том, что он уже привык к подобным ситуациям. Он был убеждён, что выйдет оттуда в итоге довольным и счастливым. Затем он снял феску и положил её на небольшую подушку посередине дивана, и с удовлетворением вытянул ноги.

Оглядел комнату: средняя, не очень большая, но и не маленькая, меблированная тремя большими диванами, что стояли по углам, и стульями, на полу — персидский ковёр, и близ каждого дивана — столик, декорированный перламутром. Окна были завешаны шторами, как и дверь. В ней стоял какой-то необычный аромат благовоний, радовавший его. Он развлекался тем, что смотрел на мотылька, что нервно трепетал под лампой, и ждал какое-то время, пока служанка не принесла ему кофе. И вот наконец до ушей его донёсся мелодичный стук туфель, что постукивали словно дробь по полу. Нервы его напряглись, он устремил взгляд на дверь, проём которой вскоре заполнился огромным телом, чувственно затянутым в синее платье. Едва её взгляд упал на него, как она в удивлении застыла и воскликнула:

— Именем Аллаха, Милостивого и Милосердного… Это вы?!..

Он быстро окинул взглядом её тело, так, словно мышь пробежала по мешку с рисом, дабы отыскать дырочку в нём, и с восхищением сказал:

— Именем Аллаха, вы великолепны!..

Постояв, она приблизилась и с притворным страхом сказала:

— Не сглазьте!.. Прибегаю к помощи Аллаха!..

Ахмад встал и пожал её протянутую руку, вдохнув своим крупным носом аромат благовоний:

— Вы опасаетесь чьей-то зависти, когда у вас есть такие благовония?!..

Она высвободила свою руку из его руки и отошла к дивану, что стоял сбоку, села и сказала:

— У меня хорошие благовония, это настоящее благословение. Они составлены из разных сортов — арабских, индийских. Я сама их подбирала. Стоит отметить также, что они спасают от многих джиннов и злых духов.

Ахмад снова сел на своё место, и отчаянно взмахнув руками, сказал:

— Всех, кроме меня!.. Во мне сидит злой дух самого последнего типа, на которого не действуют благовония[30]. Тут всё гораздо серьёзнее…

Женщина ткнула себя в грудь, поднявшуюся словно бурдюк с водой, и воскликнула:

— Но я же пою на свадьбах, а не на церемониях зар[31]!

Ахмад с надеждой в голосе сказал:

— Ну может быть, и для моего недуга у вас есть исцеление!

Ненадолго воцарилась тишина, и дама как-то задумчиво поглядела на него, как будто спрашивая его о том, что же на самом деле привело его сюда, и правда ли он пришёл с тем, дабы договориться с ней, чтобы она оживила эту ночь своим присутствием и спела для него, как он и заявил служанке?… Ею овладело желание непременно это выведать у него, и она спросила:

— И для какого же торжества: свадьбы или обрезанию?

Ахмад с улыбкой ответил:

— Как пожелаете!

— У вас праздник по случаю обрезания или свадьба?

— У меня всё…

Взглядом она предупредила его, будто говоря: «Как же мне с вами трудно!», а затем с сарказмом в голосе пробормотала:

— В любом случае, мы к вашим услугам…

Ахмад вскинул к голове руки и прикоснулся к ней в знак признательности, и с величавостью, совсем не подходившей его несерьёзным намерениям, сказал:

— Да вознаградит вас Аллах!.. Но я по-прежнему настаиваю, что выбор за вами!

Она вздохнула с раздражением, больше похожим на шутку, и ответила:

— Ну конечно, я предпочитаю свадебные торжества…!

— Но я уже женат, и ещё одна свадьба мне не нужна…!

Она закричала:

— Ну и болтун же вы!.. Так значит, это обрезание…

— Но…

Она с опаской спросила:

— У вашего сына?

Он ответил по-простому, закручивая усы:

— У меня!

Дама расхохоталась, и решила, что больше не стоит задумываться о торжестве, о котором она строила догадки в глубине души, и воскликнула:

— Какой же вы нахал! Вот если бы вы попались мне в руки, уж я бы вам хребет-то переломила…

Тут Ахмад встал и подошёл к ней со словами: