Астерий. Дилогия - Эрли Моури (СИ) - Моури Эрли - Страница 73

– Красавица, есть свободные номера, да так, чтобы с водной комнатой? – полюбопытствовал я, успевший привыкнуть к столь полезному удобству, когда можно помыться, не выходя из номера.

– Нннет… – неуверенно ответила она, но улыбнулась. Видимо мое обращение пришлось ей по душе.

Хотя девица красавицей не была, но на личико я счел ее вполне приятной, и ее неуверенность в том что такого номера нет, решил развеять душевным разговором. Сказал ей полушепотом, опираясь на стойку и потянувшись к ней:

– Понимаешь, мне очень надо. Когда узнаешь зачем, то сразу обнаружишь, там у себя, – я постучал пальцем по стойке, намекая на книги с записью постояльцев, – что такой номер есть. Вот посмотри прямо сейчас…

– Сначала скажи, зачем, – она клюнула на мою игру.

– Сначала посмотри. Уверяю, причина тебе понравится, – я подмигнул ей.

Она порозовела, перелистнула страницу книги и сказала полушепотом:

– Только послезавтра освободится. Номер дорогой, – сообщила она.

– Дорогой, это сколько? – я улыбнулся, хотя понимал, что заигрывания с девушкой не могут сбавить цену – она установлена хозяином.

– Тридцать гинар. Все, говори зачем! – она кокетливо скруглила губки.

Тридцать… Я с трудом удержал улыбку на лице. В «Добром Лирки» я платил 35 – как бы не велика разница. Многовато тридцать. Все‑таки я рассчитывал найти что‑то ощутимо дешевле. Но, с другой стороны, здесь удобный район и 5 гинар экономия, равная стоимости скромного ужина. Если номер окажется не хуже, то можно взять и за тридцать.

– Говори, зачем⁈ – не унималась рыженькая любопытница.

– Чтобы тебя чаще видеть. Нравишься ты мне, – рассмеялся я.

– Шутник, – отозвалась она. По глазам рыженькой я понял, мой ответ ее не разочаровал.

Дальше, она еще охотнее отвечала на мои вопросы. Договорились мы до того, что я сначала сниму на день недорогую комнату за 12 гинар, чтобы переселиться сюда завтра, а через день освободится тот номер, что с водной комнатой, и я займу его. За него пришлось уплатить сразу на день вперед.

Сидя за обедом, здесь же, в трапезном зале «Вечерней Звезды», я думал, что из‑за моих вовсе не обязательных трат я снова близок к тому, чтобы оказаться с пустым кошельком, и визит в «Лунный Гонец» теперь напрашивался сам собой. Если бы не намерение посетить магистра Дерхлекса и не обязательный визит к госпоже Арэнт, я бы так и сделал. Но вместо решения денежного вопроса, я неторопливо доел жаркое по‑карлотски, встал и, выйдя из таверны, направился к мосту Арака.

Поиски магистра Дерхлекса я начал с его дома, который располагался между Южным рынком и правым берегом Весты – так указал эльф, подсказав как этот дом сразу найти. Дверь открыла женщина лет пятидесяти в переднике и сером чепчике – наверное служанка. Меня оглядела как‑то недобро, прикрыв один глаз, попросила назваться. С именем я ее обманывать не стал, но немного схитрил. Сказал:

– Я – Астерий. К магистру по вопросам истинной магии, – хотя мои слова прозвучали скорее, как «истины и магии».

– Магистр о вас не предупреждал, – сказала женщина. – Если вам что‑то нужно, могу передать на словах или вынесу бумагу, напишите сообщение.

– Нет, не надо. Позже зайду, – решил я, и направился к магической школе Гархема Дерхлекса.

Она располагалась от его дома меньше чем в полулиге, чуть выше по берегу Весты, там, где начиналась небольшая ореховая роща.

Услышав громкие голоса со стороны двора, я подумал, что Гархем может проводить занятия во дворе и направился туда вдоль высокой каменной стены, за которой явно что‑то происходило. Почти дойдя до ее конца, я услышал сердитый голос, явно принадлежавший магистру Дерхлексу.

Глава 9

Уроки мастерства

Дилижанс прибыл в Вестейм примерно к Часу Береса, что соответствовало 16 часам в арленсийском исчислении. Если учесть, что Яркус сегодня не завтракал – выехали из Речного рано – и обеденное время он провел в пути, то сейчас самым насущным желанием для Бороды было заглянуть в ближайшую харчевню. Как ни странно, эта неумолимая потребность стала даже сильнее желания побыстрее найти Иону. Вообще, в последний день Двоелуния и последовавшие за ним дни у Яркуса разыгрался нешуточный аппетит. Можно было бы назвать его волчьим, если бы эта метафора не была так слаба и не навевала нерадостные мысли. Когда на последней остановке в Речном Яркус вместе с другими пассажирами вышел из дилижанса, то стал свидетелем сцены, порядком встряхнувшей его и заставившей задуматься о происходящих в нем изменениях. Он увидел, как за углом таверны забивают двух селезней. Теплая тушка первого еще дергала перепончатыми лапами на грязной колоде, рядом лежала отрубленная голова с приоткрытым клювом, из шеи еще стекали густые капли крови. В этот миг Яркус даже зарычал. Он с трудом сдержав желание подбежать к колоде, схватить птицу и вонзить в нее зубы. Девушка, шедшая за ним, услышав это рычание отшатнулась. Какой‑то важный господин, всю дорогу от Темной Балки угрюмо смотревший в окно, теперь глянул на него с опаской, как на умалишенного.

Но все это было вчера. Сегодня желание насытить свою утробу не стало меньше, но в Яркусе наметились кое‑какие успокаивающе перемены: теперь его почти не одолевало то, невыносимое и, казалось бы, беспричинное беспокойство, мучившее прежние дни и исчезнувшее лишь вчера. Все происходило точно так, как сказала ему знахарка Арсикея. Еще Борода ясно запомнил ее последние слова перед уездом: «Очень скоро ты поймешь, быть оборотнем не так плохо. Для такого сильного мужчины как ты, это может быть даром богов. Прими его с благодарностью. Ничто не происходит просто так. Может когда‑то ты поймешь в чем твое предназначение». Все бы так, и может быть в самом деле оборотнем можно жить, если в ночи Двоелуния убегать подальше от города. Но Иона… Вот, что больше всего заботило его! Иона! Что скажет она⁈ Что будет теперь между ними? Примет ли она его, как возлюбленного брата⁈ Прежде, они иногда говорили на эту тему, понимая, что оба очень рискуют подхватить оборотничество, но никогда не обсуждали такое всерьез. И сам Яркус, и Ионэль, когда возникал такой разговор, просто начинали отшучиваться. Иона говорила: «Я вырежу твое сердце. Несомненно, оно будет самым дорогим сердцем в мире». Яркус не позволял таких слов, но говорил, что если такое случится с Ионой, то попросит ее расцарапать его, чтобы стать зверем как она.

И еще Иону ждало огромное разочарование: ее любимый лук, которым она неизменно пользовалась три года, был сломан. Сломан им же в приступе безумия, нашедшего на Яркуса в Двоелуние. Он знал, как Тетива Ночи трепетно относится к своему оружию, и конечно, случившееся станет для нее ударом. Да, можно купить новый, и Борода непременно сделает это, не пожалев никаких денег, но Иона будет очень расстроена. Обе половинки лука Яркус привез с собой, завернув их в отрез дорогой бархатной ткани. Вообще, в этот раз Яркус был весьма загружен: кроме своего большого дорожного мешка, ему пришлось нести много вещей Ионэль, ведь она улетела налегке, а у Тетивы Ночи всегда было много вещей, даже несмотря на то, что их значительную часть эльфийка оставляла в Вестейме.

Входя в Столичные ворота Яркус попал в толчею. Cлучилась она большей частью из‑за того, что несколько карлотов*, длиннобородых, с волчьими шкурами, наброшенными на плечи, проявили обычную наглость и влезли без очереди. Их огромные тюки, полные пушнины, на какое‑то время перегородили проход. Из‑за этого, почувствовав себя ущемленным, Яркус зарычал второй раз. Вышло это намного звучнее, чем первый. Если кто слышал, рык оборотня, то может представить тот жуткий звук, пробирающий до костей. При чем столь грозное рычание удалось Яркусу, в то время как он был в человеческом теле. Народ расступился перед ним, и даже несколько северян отошли в сторону, однако нашелся самый воинственный, который вцепился в его дорожный мешок и заорал: