Переулок Мидак (ЛП) - Махфуз Нагиб - Страница 38

Ничего уже не сдерживало его: он немедленно обернулся назад и напрямую посмотрел на неё. Лицо его было худым и удлинённым, глаза — миндалевидные, брови — густые, а сам взгляд говорил о ловкости и нахальстве. Он уже не ограничивался пристальным разглядыванием её при всём честном народе, а просто пожирал глазами, начиная от шлёпанцев и заканчивая волосами. Сама того не осознавая, она поглядела ему в глаза, словно чтобы выяснить, какой эффект на него произвёл этот осмотр, и тут взгляды их встретились. В его глазах блеснул подстрекательский, беззастенчивый взор, свидетельствующий о горделивой самоуверенности, вызове и триумфе над ней. Хамида проигнорировала своё удивление, и к ней вновь вернулись ярость и желание устроить драку: кровь её кипела. Она уже собиралась публично облить его потоком ругательств — не раз ей хотелось это сделать — однако не сделала этого; её охватило волнение, и больше она не могла стоять на своём месте, слезла с камня и в спешке понеслась по переулку, преодолев путь за считанные секунды. Когда она пересекла порог дома, то почувствовала желание обернуться назад: однако вдруг представила его себе по-прежнему стоящим там и глядящим на неё с той же самоуверенностью и нахальством. Губы его ещё больше растянулись в бесстыдной улыбке. Она отказалась от своего желания и быстро поднялась по лестнице наверх, задыхаясь и порицая себя за свою уступчивость и попустительство, ведь она так и не проучила его! Направилась в спальню и сняла накидку, затем медленно подошла к закрытому окну, поглядела сквозь створки на улицу в поисках предмета своих исканий, пока глаза её не остановились на нём: он стоял в самом начале переулка и внимательно осматривал все запертые окна в переулке. На этот раз выражение самоуверенности и вызова исчезли из его глаз; их сменили торжественность и любопытство. Ей понравился его новый облик, и потому она усмирила свой гнев и продолжила стоять там, где и была, наслаждаясь его явным замешательством, словно местью за ту ярость и бешенство, которые он вызвал у неё. Да, он и впрямь был благородным эфенди — в том не было никаких сомнений, — и к тому же, выгодно отличался от всех прежних воздыхателей, но самое главное — она ему понравилась: зачем иначе тогда проявлять к ней такое внимание? А что касается его взглядов, то разрази его Аллах, до чего же отчаянной борьбы он заслуживал!… Почему это он испытывает такую безграничную самоуверенность?… Или он считает себя героем всех героев и принцем среди принцев?… К её удовольствию стал примешиваться гнев: она обнаружила в себе потаённое желание поступить с ним посуровее или бросить ему вызов. Однако он, по-видимому, отчаялся найти среди всех окон её окно, поиск утомил его. Хамида испугалась, что он возьмёт и откажется от своих исканий и исчезнет в глубине переулка. Поколебавшись мгновение, она повернула оконную ручку, приоткрыла ставни и встала позади щёлки между ними, словно разглядывая представление на улице. Он стоял, повернувшись спиной к переулку, однако Хамида почему-то была уверена — он продолжит свои поиски. Так он и сделал. Он повернул голову и переводил взгляд с одного окна на другое, пока не зацепился взглядом за маленькую щёлку, и тогда лицо его засияло светом. На некоторое мгновение он застыл, словно в недоверии… Затем на губах его вновь нарисовалась нахальная улыбка, а на лице появилось надменное высокомерное выражение, только ещё ужаснее, чем прежде. Хамида поняла, что совершила непростительную оплошность. Её охватил порыв гнева и ярости. В его улыбке был вызов, приглашающий её к схватке!… В его глазах она обнаружила нечто такое, чего до сих пор не находила ни в ком, ясно прочитав их выражение при свете, отражавшемся от собственной буйной души, жаждущей боя. Мужчину же, казалось, ничто не могло остановить — он стал подниматься вверх по переулку твёрдыми шагами, так что Хамида невольно представила себе, что он вот-вот войдёт в её дом. Но вот он завернул в кафе Кирши, где выбрал себе место между учителем Киршей и креслом шейха Дервиша, как раз то самое, откуда Аббас Аль-Хулв во дни минувшие любил посиживать и рассматривать её силуэт, мелькавший сквозь створки окна. Усевшись там, он предпринял смелый шаг, однако и она не отступила назад, оставшись там же, где и стояла, глядя на сцену в шатре, хотя едва ли понимала, что там происходит сейчас. Она ощущала на себе его взгляд, который он время от времени направлял в её сторону, словно то были прерывистые вспышки прожектора.

Мужчина не покидал своего места, пока не закончилось праздничное действо и не закрылось окно Хамиды.

Хамида же не могла забыть этот вечер больше уже никогда.

После той ночи он стал регулярно захаживать в переулок Мидак: приходил после полудня, занимал своё излюбленное место в кафе, где убивал время, покуривая кальян и неспешно попивая чай. Его внезапное появление там — при всей его солидности и элегантности — вызвало удивление в кафе, однако весьма скоро видеть его вошло в привычку посетителей, и они больше не придавали этому значения. В конце концов, не было ничего удивительного в том, что такой господин, как он, посещал кафе, открытое для любого прохожего. Правда, он утомлял Киршу тем, что при расчёте выдавал ему огромные суммы наличных — в большинстве случаев никак не меньше целой гинеи. Он также всегда радовал Санкара, жалуя ему такие чаевые, которых тот в жизни не видел.

Хамида день за днём следила за его появлением с широко раскрытыми глазами и жизнерадостным духом. Однако поначалу она отказывалась от ежедневного променада из-за своего бедного и безвкусного наряда, так что ей сильно наскучило сидеть в четырёх стенах. Да и подобное воздержание вызывало в ней гнев, как и малодушие, неприятное её дерзкому нраву. Ей тягостно было оттого, что она вынуждена была делать то, что ненавидит, и в груди её, никогда не отдыхавшей от боёв, вспыхнула новая битва. К тому же она своими глазами увидала банкноты, которые этот человек намеренно подсовывал Санкару у неё на виду. Естественно, она догадалась, что всё это значит: возможно, именно такой язык и считался порочным в другом месте, но в переулке Мидак он был красноречив и никого ещё не подводил.

И хотя незнакомец всеми силами пытался не подавать и виду в связи с истинной целью своих визитов в кафе, он не упускал возможности украдкой взглянуть на створки её окна или так положить мундштук кальяна себе в рот, что губы его сжимались, словно он целует его, а потом выпускал дым вверх так, будто посылает воздушный поцелуй её силуэту за окном. Хамида внимательно наблюдала за этим: ею владели прямо противоположные чувства, не лишённые удовольствия, и в то же время гнева. Душа подсказывала ей отправляться на прогулку, отбросив свой страх, а если она и повстречает его, и у него возникнет злая мысль преградить ей путь — в чём у неё не было ни малейшего сомнения — в силу его наглости, то она нанесёт ему тяжелейшее поражение, оскорбив его своим языком так, что он не забудет этого до конца дней своих. Таково было справедливое возмездие за всю его показную гордость, улыбки триумфатора и бестактный вызов. Да пропади он пропадом! Что заставляет его строить из себя этакого победителя и покорителя сердец?!.. Она не успокоится, пока не унизит его прилюдно! Вот если бы только накидка у неё была получше, до обувь поновее!

Он преградил её жизненный путь как раз тогда, когда она испытывала горькое отчаяние, поскольку господин Салим Алван свалился от болезни и теперь находился между жизнью и смертью, подарив ей полтора дня той знатной жизни, которой она так жаждала, после того, как вычеркнула из своих мечтаний Аббаса Аль-Хулва и отказалась от него. Узнав, что больше нет надежды на заветное замужество, она скрипя сердце возобновила помолвку с Аль-Хулвом, питая к нему ещё большее отвращение и ненависть. Хамида отказывалась капитулировать перед своей злосчастной судьбой, вместо этого ругала и обвиняла мать в том, что та позавидовала ей и возжелала богатства господина Алвана, за что Аллах разрушил все её мечты. Вот на фоне всех этих событий на её горизонте появился незнакомец. Его появление вызвало в душе Хамиды неукротимый, всё смывающий на своём пути поток эмоций, подняв со дна все затаённые инстинкты. Его надменность приводила её в бешенство, а вызов, бросаемый им, вызывал гнев. В то же время знатность незнакомца искушала её, а его превосходство и красота возбуждали. Её тянула к нему скрытая мощь собственных погребённых инстинктов; к тому же в нём она обнаружила то, что не встречала ни в одном мужчине, дотоле знакомом ей: сила, богатство и страсть к борьбе!.. Она ещё и сама не могла ясно понять свои чувства к нему и потребности души, колеблемая между тягой к нему и горячим желанием взять его за шиворот. Выход из ситуации она обнаружила в выходе из своей изоляции, а заодно и из замешательства, владевшего ею. На открытом пространстве, на улице было то поле действий, где она могла испытать себя и свои инстинкты. Он мог преградить ей путь, и тогда ей предоставилась бы возможность бросить ему такой же вызов, как сделал и он, и перевести дух после всего этого гнева и ярости, ну и конечно, ответить на затаённый призыв к склоке и бою… А также привлечь к себе его внимание!