Азовская альтернатива : Черный археолог из будущего. Флибустьеры Черного моря. Казак из будущего - Спесивцев Анатолий Федорович - Страница 38

После оружия картинки в телефонах впечатлили казаков несравненно меньше. Несколько «возрастных», перешедших сорокалетний рубеж, старшин их и рассмотреть толком не смогли из-за дальнозоркости. Опять сыграла свою роль отсталость наших земель. В Европе люди с общественным положением и состоянием казацких атаманов легко могли приобрести очки. Однако многие смогли полюбоваться на подружку Аркадия. Минимальность её одежды тоже вызвала диспут, хоть и кратковременный, но не менее бурный, чем оружейный вопрос.

К ночи вымотанный до предела Аркадий мог первую часть своего плана считать воплощённой в жизнь. Атаманы, полковники и есаулы с сотниками ему безоговорочно поверили. Без характерницких угроз. И у большинства, по крайней мере, желание изменить страшное будущее просматривалось безусловно.

Не обошлось без досадного инцидента. Седой, как лунь, со страшным шрамом на лице атаман Верига взбунтовался. Промолчав всё это время, он, посмотрев на не очень качественное изображение в мобильнике, начал свою пропагандистскую кампанию:

– Братия, люди православные! Это ж посланец сатаны! Послан он, чтоб смутить наши чистые души, низвергнуть нас в геенну адскую! Не слушайте его! Изничтожьте бесовское отродье!

Казаки были людьми безусловно верующими. Они даже позиционировали себя как самых главных защитников православия на юге Руси. Церковные иерархи не скрывали скепсиса по этому поводу, но сомнения придерживали при себе, не афишировали. Да и в огромных пожертвованиях своим церквам и монастырям прослеживались сугубо меркантильные интересы. Дожившие до старости казаки шли замаливать свои грехи в монастыри. Так сказать, пенсионная страховка.

Вера верой, а вмешиваться в донские или запорожские дела церковникам казаки никогда не позволяли. Попов даже никогда не брали в набеги, считалось, что поп на чайке – к несчастью. От неожиданной выходки Вериги все несколько растерялись. Самозваный же защитник веры, увидев, что никто его поддерживать не спешит, выхватил свой пистоль, чтоб спасти души боевых товарищей самостоятельно. И ту же получил шесть пуль. Четыре пистольных, две пистолетных. Впрочем, пулю, выпущенную Татариновым, пришлось извлекать из руки есаула Фёдора Иванова. К счастью, ничего серьёзного там пуля не повредила, пробив насквозь тело Вериги, она застряла в мышце есаула.

– И что мы делали бы, если бы этот… нехороший человек не схватился за пистоль? – задумчиво спросил Аркадий. – Вот вам ещё один повод для изменения законов. Но об этом завтра.

Как он добрался до своей кровати, Аркадий не запомнил. Скорее всего, его притащили сонного и уложили, сняв только обувь. И спал он эту ночь крепчайшим образом. Сны в отличие от покойника Пилипа его не мучили.

27 березоля 7146 года от с. м. (6 апреля 1637 года от Р. Х.) Монастырский городок

Проснулся Аркадий ни свет, ни заря, хотя мог бы поспать подольше. Неловко повернулся во сне, а действие-то лекарств тю-тю, закончилось. Прощай, неверный друг Морфей. Здравствуй, утро, чтоб тебя!.. Ворочаться в постели в надежде найти удобное положение и поспать ещё не стал. Уже убедился, что ничего хорошего из этого не получится. Шипя и вспоминая вполголоса разнообразные выражения и идиомы родного языка, для этого случая очень подходящие, вылез из постели, обулся и потащился на двор.

Несмотря на раннее время, там было полно людей, и все были заняты каким-то делом. Пришлось попаданцу для облегчения мочевого пузыря обойти дом. Присмотревшись к занятию Васюринского и Татаринова, также явно не выспавшихся, он понял, что они заняты допросом. Причём допрашиваемый – рыжий, светлокожий молодой парнишка – был отнюдь не татарином.

– Доброе утро всем! Иван, что случилось?

– Не зараза, так понос! Вчера заметил, что у старого Митрохи глазки подозрительно бегали. Засомневался на его счёт, попросил своих пластунов присмотреть за его двором. А в самую темень среди ночи из его двора попытался вывести лошадь на поводу вот этот дурачок. И имя у него подходящее – Балда, сынок Митрохи. Хлопцы его тихонько захомутали и доставили ко мне. Я кликнул Татарина, всё же земли здесь Войска Донского, самоуправничать (Татаринов хмыкнул) мне негоже. Поспрашали мы его, без жесточи, ласково, можно сказать. Он всё нам и выложил. Отзывчивый на ласку оказался. Выяснилось, что храбрый и верный защитник православия, атаман Митроха, которого никто в предательстве заподозрить не мог, давно азовскому паше обо всём в Монастырском городке тайком докладывает.

– И что же теперь с ним собираетесь делать?

– Ну, с этим посланником и его папашей сомнений никаких нет, раки в Дону за зиму сильно оголодали, подкормить надо.

– А если подумать, о чём мы ночью говорили?

– ?..

– Митроха своих детей любит?

Татаринов в явном недоумении уставился на Аркадия. Замотанный организацией военной компании, он никак не мог въехать в намёки попаданца. Тому пришлось конкретизировать:

– Если у нас останутся заложниками… ну… аманатами, его жена и дети, Митроха их не бросит?

Здесь атаману пришлось призадуматься всерьёз. Он понял, к чему его подталкивает собеседник, и вспоминал, что приходилось слышать о Митрохе и его отношениях с детьми.

– Пожалуй… нет, не бросит. Любит он своих деток, родная кровь всё-таки, не седьмая вода на киселе. Так что… точно не покинет. Небось не дурак, понимает, что мы с ними тогда сделаем.

– Тогда надо их в яму посадить, а его немного погодя вслед за татарином в Азов послать. Пусть и он тамошних начальных людей известит о неустройстве среди казаков, желании части из них в Персию идти.

Вторую часть совещания начали с обеда. Опять сытного и вкусного. После чего Аркадий встал.

– Ну, люди добрые, чего надумали? Оставим всё как есть или менять под себя будем?

Казаки дружно, хоть и вразнобой, заверили его, что намерены менять плохую судьбинушку.

– Если хотите изменить печальную участь для своих детей и потомков, то надо строить своё государство. Живя вот, как сейчас живёте, никого вам от сильного врага не защитить. Слишком уж вас мало, да и прокормить себя не можете. Нельзя всё время рассчитывать на царское жалованье и удачный грабёж. Потому как царь может на вас за что-то осерчать и послать вместо хлеба стрельцов, а походы за зипунами не всегда бывают, сами знаете, успешными. Тогда ворогу сюда и походом идти не надо. Перекрыть доступ хлеба, и вам конец. Сами перемрёте или так ослабнете, что саблю поднять сил не будет. Это-то вам понятно?

На сей раз гул одобрения был откровенно жидковат. Отказываться от своих обычаев казаки не рвались. И атаманы, даже те, кто был с намёками Аркадия полностью согласен, были вынуждены считаться с народным мнением. Иначе и на заплыв в мешке нарваться можно, благо напрягать память о подобном случае необходимости не было. Но слушали пришельца из будущего внимательно.

– Понимаю, от обычаев отказываться – нож острый. Только вот если царь-батюшка по неизбывной своей доброте не пришлёт хлебушка и в этом году, многие из вас до следующего года доживут? Приедут татары осенью и плетями погонят выживших в полон. Так? – сгустил краски Аркадий.

Сразу несколько голосов вразнобой выразили несогласие с таким высказыванием. Мол, бивали они этих татар и имели их… в самых разных видах. Но голосов этих было мало, так как большинство помнило, что нередко именно татары гоняли и имели казаков… Однако соглашаться было стыдно, а спорить… голодно было на Дону. Если бы не рыба, ещё зимой с голодухи мереть начали бы. И на урожай надеяться не приходилось в связи с его отсутствием. От татар-то попрятались бы, не в первый раз такие напасти случались. Да обидно прятаться, если силу в себе чуешь. Сильный от слабого прятаться не будет.

Заметив неубедительность возражений и малочисленность возражающих, попаданец с ними спорить не стал. Подождал, пока они сами замолкнут, и продолжил:

– Значит, позарез необходимо посеять уже в этом году. Что-нибудь скороспелое, не мне, горожанину, вас учить. Наверняка есть среди казаков люди, не забывшие крестьянский труд. Но и уважение к старинным обычаям проявить можно. Пока разрешить сеять на юге, на присоединённых к землям Войска Донского бывших азовских владениях. Здесь-то хлебушек издавна сеют, значит, нарушения обычая вроде бы и не будет. Если кто опасается прибытия помещиков, привлечённых землепашцами, так туда добровольно никакой помещик не полезет. За свою шкуру побоится. Вон, на Запорожье сеют хлебушек, и ничего, не лезут проклятые паны под татарские арканы. И никакого убытку чести казацкой от этого нет. Зато голодухи такой там не бывает.