Старое зеркало (СИ) - "Каин" - Страница 6

— И часто ты ездишь сюда с «этим»? — продолжал допытываться я, понимая, что мои заработки не нуждались в подобном способе перемещения.

— Наша женщина не просит ни о чем неприличном, — смутился Питерский. — Это всего лишь деньги и всякие штуки, которым в доме и впрямь не место.

— Штуки? — насторожился я.

— Они самые.

— Мне стоит обсудить это с Виноградовой… — задумчиво пробормотал я.

— Как пожелаете, — с облегчением выдохнул Фома.

Внутри нас встретила охрана, а затем из-за стойки вышел управляющий.

— Добрый день, ваша светлость и господин Питерский, — он вежливо поклонился. — Я рад видеть вас лично. Мне хотелось бы обсудить ваши последние вложения, если не возражаете.

— Не возражаю, — ответил я, бросив многозначительный взгляд на Фому.

Управляющий улыбнулся и сделал приглашающий жест:

— Пройдемте в мой кабинет. А вашему помощнику пока подадут чаю.

Я вошел в кабинет и сел в кресло для посетителей, управляющий занял место за широким столом и тут же сдвинул в сторону письменный набор, чтобы он не загораживал мне обзор.

— Благодарю, что уделили мне время, мастер Чехов, — начал мужчина. — Мы сотрудничаем с вашей семьей многие годы, и у нас никогда не возникало каких-либо вопросов…

Я нахмурился — отчего-то, эта долгая предыстория мне не нравилась.

— Что-то случилось? Предпочитаю сразу перейти к делу, а не ходить вокруг да около.

— Вы сейчас говорите прямо как Филипп Петрович! — тут же угодливо произнес хозяин кабинета. — Все дело в вашем помощнике, мастер Чехов…

— А что с ним не так? Вроде мы уже однажды с вами решили, что слуга не держит меня в заложниках. Да и внешность его претерпела значительные изменения. Или он вас все еще смущает?

— Нет, что вы! — управляющий вынул из кармана пиджака белый платок и утер выступившую на лбу испарину. — Простите мне мою назойливость. Быть может, я напрасно беспокоюсь…

Мне пришлось ждать, пока он нальет себе стакан воды из графина и сделает несколько жадных глотков.

— Полагаю, что вы доверяете, своему помощнику, — продолжил он и поставил стакан на стол. — Вы ведь настояли, чтобы я выдал ему золотую книжку наряду с зеленой…

— Не настоял, — весомо заметил я, — а предположил, что это было бы достойной компенсацией за не самое уместное поведение ваших сотрудников.

— Да, вы правы! Я просто иначе выразился.

— Так о чем идет речь? — перешёл я к сути.

— Я должен вас предупредить, ваша светлость, что ваш помощник является сюда довольно часто. Он привозит деньги, а также некоторые ценности, которые помещает в сейф.

— Разве это запрещено? — искренне удивился я.

— Он вкладывает их не в семейную ячейку… — понизил голос управляющий. — И я полагаю, что таким образом он обкрадывает вас.

Я потер подбородок:

— Вы следили за ним? Контролировали, в какую ячейку он убирает предметы? И вы уверены, что предметы ценные?

— Как только вы вошли в банк — я дал указание охране изолировать Питерского и вызвать жандармов.

— Зачем? — выдохнул я.

— Чтобы вскрыть ячейки, в которые ваш слуга помещал вклады. Таким образом, вы сможете увидеть, что там лежит и выдвинуть обвинения…

— Достаточно! — я поднял открытую ладонь, призывая его замолчать. — Вы сказали больше, чем следовало… И я хочу попросить вас об одном одолжении.

— Что угодно, ваша светлость.

— Избавьте меня от вашей заботы! — я резко встал с кресла. — Вы позволили себе лишнее, вновь обвинив моего помощника в преступлении! Вы нарушили банковскую тайну, отчего-то решили вызвать жандармов… Ничему вы, бес вас раздери, не учитесь!

— Простите, но я проявил благоразумие и предусмотрительность…

— В том, что следили за своим клиентом? Надеюсь, вы не вскрывали ячейки, куда он помещал ценности?

— Нет. Я бы не стал делать этого без вас…

В этот момент из-за двери послышался шум. У меня похолодело в груди. Управляющий побледнел, а я быстро направился к порогу, бросив на ходу:

— Если ваши дуболомы навредили Фоме, то я вас на каторгу сошлю…

Но в холле банка творилось совсем не то, о чем я беспокоился. Там не было огромного кота — Питерский раскидал дружинников и теперь стоял спиной ко мне, расставив руки в стороны.

— Только дернитесь! — сурово говорил он. — Это в прошлый раз я вам морды не набил, потому что стеснялся. А сейчас не посмотрю, что кости у вас слабые!

Снаружи послышался топот, и с улицы ввалилось несколько жандармов с ледяными дубинками наперевес. Перед ними возник огненный лев с раскрытой пастью, усеянной острыми зубами.

— Всем стоять! — рявкнул я и прямо из пола вырвались сразу несколько пней тотемов. За моей спиной появились Леший, Митрич и Минин, а под потолок взвилась донельзя довольная Баньши. Раздался сдавленный вздох и звук падения бесчувственного тела на пол — иногда при виде Баньши такое случалось. Жандармы смешались, не ожидая подобного представления.

— Если мы пострадаем, то я натравлю на вас всех призраков Петрограда, — холодно пообещал я.

— Вашество, они напали! Я не стал терпеть такого! — виновато пробасил Фома.

— Павел Филиппович, — проблеял управляющий и принялся обмахиваться платком. — Произошло недоразумение…

— Разрешите его немедля, — процедил я, недоумевая, как сумел призвать такую мощную поддержку всего одним щелчком пальцев. — Мы подождем в вашем кабинете.

— Как скажете…

— Подождем извинений. И они должны быть достаточно убедительными.

— Вашество, вы бы убрали эту дамочку, — попросил Питерский, указывая на Баньши. — Она тоже призрак, я понимаю… Но все же она не кажется мне доброй.

Бледная девица удивленно воззрилась на Фому, не понимая, почему он не боится ее.

Я убрал тотемы, и миньоны ушли в межмирье.

— А мне рубашку порвали, и чай пролили на пиджак, — сообщил помощник, когда мы вошли в кабинет. — Вот чего им неймется? Я же и стригусь и одет хорошо… У вас будут неприятности из-за того, что я там натворил?

— Все в порядке, — успокоил его я. — Твоей вины нет. Управляющий обеспокоился, что ты обкрадывал меня.

— Ох и дурной он, как я погляжу… — покачал головой Фома.

— С одной стороны, я понимаю, отчего он так решил. Но с другой — ему следовало сначала поговорить со мной, а уж потом натравливать на тебя дружинников и вызывать стражей порядка.

— Значит, мне не показалось, что эти громилы меня побить хотели, — с облегчением произнес помощник. — А чего плохого, что я что-то сюда приносил? Разве это запрещено?

— На самом деле нет, — честно признал я. — Хотя, кое-кто может предположить, что таким образом мы отмываем средства.

— Чего там мыть? Все чистое вроде, — не понял Фома и пригладил растрепавшиеся во время потасовки волосы.

Я покачал головой:

— Любовь Федоровна должна мне будет многое пояснить. Кстати, а на чей счет ты вносил деньги?

Фома нахмурился:

— Некоторую сумму вносил на свой счет, как и просила наша женщина. А также покупал ценные бумаги на предъявителя. Их я убирал в ячейку. Разве я делал что-то дурное? Деньги я эти не собирался трогать. Любовь Федоровна сказала, что они будут работать на меня. Не стану же я с ней спорить по таким пустякам.

— И то верно, — усмехнулся я. — Значит, у нашей женщины в доме хранятся запасы, о которых она решила мне не говорить… И запасы эти не только из консервов состоят.

— Ну, это уж ее личное дело, как мне кажется, — резонно заметил Питерский.

— Согласен. Но если бы она предупредила меня, то я дал бы соответствующее распоряжение управляющему, и тот не поднял бы тревогу…

— Даже жалко его, — негромко сообщил Фома. — Вроде и дурак дураком, но ведь беспокоился о вас.

— Он глуп! — отрезал я.

— Это да. У нас такой же дурачок был в деревне, поднимал панику по любому поводу. Сразу начинал кричать, хватался за вилы…

— И как поступил с ним староста? — поинтересовался я.

— Просто — отправил его в ночную табун стеречь. Там он и бегал вокруг лошадей, отгоняя тени всякие. А утром находили его спящего без задних лап.