"Фантастика 2024-17". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Зотов Георгий Александрович "Zотов?" - Страница 52

Успокоили именинницу большой кружкой вина, после которой она, проведя в своей комнате десять мер, вернулась прежней веселой Софьей, но внешне осталась баронетой. Мы неплохо посидели, Софья и Эль спели по паре песен под ранду, у обоих оказались великолепные голоса. Правда, Эль пел на эльфийском, поэтому никто ничего не понял, но сама песня была очень красива.

Во второй четверти ночи праздник начал затихать, и все стали расходиться. Последним оставался я. Убрав все со стола, решил не мыть посуду, утром к этому делу можно привлечь еще кого-нибудь.

– Норман, – прошептала Софья из приоткрытой двери, – помоги платье расшнуровать.

Я зашел в комнату Софьи, подсвеченную маленьким «светляком», который она тут же потушила, впрочем, свет лун из окна вполне позволял видеть. Софья стояла спиной ко мне, платье подчеркивало талию. Я повернул ее спиной к окну и распустил шнуровку, после чего собрался уходить.

– А до корсета я сама должна дотягиваться? – Она опять повернулась ко мне спиной, руками придерживая платье на груди.

Я с замершим от волнения сердцем стал расшнуровывать корсет, невзначай прикасаясь к оголенной спине. Когда шнурок был наконец вытащен, Софья повернулась ко мне лицом, обняла и поцеловала.

Бархат ее кожи ласкал руку. Розовые соски, еле различимые в свете лун, нежно прижимались к моей груди. Бедро, пять мер назад сжимавшее меня, теперь спокойно лежало на моем животе, позволяя гладить себя. Белокурые локоны приятно щекотали мой нос, а губы скользили по груди, заставляя низ живота наполняться сладкой истомой.

Успокоились мы уже под утро, когда подмороженное солнце начало раскрывать силуэты верхушек деревьев. Я, решив, что Софья спит, попытался выскользнуть из-под нее. Неожиданно крепкая ручка, обвивавшая мою шею, прижала меня к себе.

– Не уходи.

– Сейчас все проснутся.

– И пусть. Надоело прятаться. Прятаться от светлых, от дружин, а теперь от своих. Хоть здесь и сейчас хочется быть искренней.

Я молча прижал ее к себе.

На завтрак мы вышли вместе. Шуток в наш адрес не последовало. Все делали вид, будто ничего не произошло. Все, кроме Малика. Его взгляд, если бы мог прожигать, испепелил бы меня.

После завтрака я пошел кормить хасанов и гоблина, предпочитавшего аналогичное волчатам меню. Хасаны выросли до середины моего бедра, оставаясь при этом игривыми щенками, чем доставляли немало хлопот. Заигравшись друг с другом, они могли невзначай отскочить в сторону и угодить в проходящего рядом. При их весе с ног сбивали даже Храма. А когда являлся Пушистик, выходить во двор становилось опасно для жизни.

Оглядев щенков магическим взглядом, увидел, что кобель инициировался. Дед сказал, что, когда это произойдет, необходимо предупредить его, поэтому я сразу пошел обратно. Подходя к беседке, услышал голоса Софьи и Малика, судя по тону брата, разговор был не из легких и касался меня. Я предпочел не встревать и замер неподалеку.

– Ты же баронета!

– А он баронет.

– Я не об этом, ты прекрасно поняла!

– То есть пьяным светлым можно, а ему нет?!

– Зачем ты так? – Малик резко убавил тон.

– Братик, ты витаешь в облаках. Ты задумывался, что будет дальше? Может, ты рассчитываешь вернуться в Шальное? Наша жизнь изменилась. Мы уже никогда не сможем жить, как раньше. Я не смогу просто взять и выйти замуж. Да нас с ним, только мы назовем храмовникам имена, через пять мер будут на костре жарить.

– Ты хоть любишь его?

– Да. Мало того, он единственный, кто, не задумавшись, бросился нас спасать от светлых. Хоть один из столь жаждущих моей руки способен на это? Я его люблю, и я ему верю, это мужчина, который не бросит, а отдаст за меня жизнь. И я даже не собираюсь спрашивать, любит ли он меня, мне достаточно того, что я люблю.

– Детей не наделайте, – буркнул Малик, выходя из беседки.

Я, боясь быть уличенным в подслушивании, передвинулся за беседку.

– Уж как-нибудь ученица Академии жизни с этой проблемой справится, – донеслось в ответ.

Подождав меру, я зашел в беседку. Софья, видимо, еще не отошла от разговора, поэтому слегка натянуто улыбнулась. Я обнял ее.

– Ты все слышал?

– Я тоже люблю тебя, – где-то глубоко в душе скребнуло: «Нейла».

Остальные наш переход на новый уровень отношений приняли с пониманием. Малик еще десятину разговаривал со мной сквозь зубы, но, видя реакцию других и наши счастливые лица, оттаял.

Через два дня после дня рождения Софьи случилось знаменательное событие, Лекам вновь увидел силу. Я как раз возился с инициированными щенками. У девочки, другим словом ее не разрешала называть Софья, тоже проснулась искра. И, как оказалось после инициации, с хасанами необходимо заниматься. Их скорость передвижения начала возрастать, они стали улавливать эмоции разумных, и первой жертвой чуть не сделался гоблин. Учуяв страх, хасаны вполне серьезно попытались на него охотиться. Пришлось спасать визжащего Торку, который все-таки получил пару серьезных ран. Шить не стали, однако мазями мазали дня три.

Я занялся дрессировкой, которая заключалась в новом знакомстве с обитателями дома, благо волчата, хотя теперь уже волки, мои распоряжения нехотя, но выполняли.

И вот в один из таких дней, когда я в сотый раз пытался объяснить хасанам, что гоблин не жертва, раздался крик Лекама:

– Вижу! Я ее вижу!

Дед счастливо улыбался, стоя на крыльце. На следующие три десятины мы потеряли прежнего Лекама. Он появлялся только на завтрак и ужин, во время которых должен был принимать зелья Софьи. Все остальное время, забрав мой магический меч, он перекачивал силу из своего меча в накопитель моего и обратно, расширяя свои каналы.

К концу холодного сезона Лекам мог зажечь маленький «светляк», сравнявшись в этом умении со мной, я также научился этому, как оказалось, не самому простому плетению. Правда, мой «светляк» был раза в три больше, но Лекам компенсировал это тем, что сам светился от счастья гораздо больше своей горошины. Наши отношения с Софьей перешли в официальные, мы жили в одной комнате, чем досталяли массу неудобств соседям. Отец стал раза два в неделю уходить к своей пассии в деревню. Лекам зачастую уходил с ним, видимо, тоже нашел зазнобу.

Хасаны после инициации наконец приняли имена. Ну как приняли, сами выбрали. Они сбросили мне по картинке, а я десятину гадал. У девочки имя разгадалось сразу: «Ручеек», но оно быстро переросло в «Ручу», причем сама она не возражала. Как объяснил дед, хасаны, как и сейши, не понимают нашу речь, они улавливают мысли, а уж как ты скажешь, хоть «бадья», твое дело, но если при этом будешь представлять хасана-подростка или тот самый ручеек, так она тебя услышит.

С кобелем было сложнее, мы перебрали все от «Ветерка» до «Урагана». И только спустя девять дней эльф высказал мысль об имени из двух слов. Оказалось, «Ночной ветер», но, поскольку называть его так мало того что неудобно и пафосно, так еще и немного смешно, постепенно с моей легкой руки прозвали «Новером».

Малик разгадал последние два плетения жезла. Одним оказалось ментальное плетение, при котором разумный становился вялым, ему чудилось, что воздух вокруг него густеет. Собственно, в это плетение и попали Софья и Малик, когда их поймали светлые. А вторым было плетение исцеления. Оно помогало организму лечить раны. Испытывать его по понятным причинам мы не стали. С жезлом на всякий случай попробовали поработать все одаренные (кроме хасанов).

Приближался сезон цветов, но снег даже не думал сходить, хотя солнце светило ощутимо ярче.

Я осторожно попытался освободиться от руки Софьи, но она тут же приоткрыла глаза.

– Куда? Обесчестил девушку – и бежать? Нет. Пока еще раз не обесчестишь, не уйдешь, перебьются твои волчата.

Горячее со сна обнаженное тело Софьи обвило меня как кролика. Ее грудь прижала мое лицо к подушке. Живот обожгло, пламя, постепенно спускаясь ниже, напрягало всю мою мужскую сущность…