Король медвежатников - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 91
- Предыдущая
- 91/109
- Следующая
– У меня еще будет для этого время. Кстати, в этих бумагах написано и о том, что вы обещали не бежать с каторги и даже дали «честное арестантское слово». На Сахалине это свято, и тюремное начальство вам поверило. Правда, потом, когда вы убежали, всех арестантов высекли кнутами и месяц держали в карцере. Вы опять будете отпираться?
«Граф» отрицательно покачал головой:
– Нет, не буду. Какой смысл? Барановский в самом деле каким-то образом узнал о том, что я не тот, за кого себя выдаю, и поэтому мне пришлось от него избавиться. Надо же мне было как-то остановить этого мелкого шантажиста. – «Граф» широко улыбнулся: – Я надеюсь, вы не из таких?
– Не из таких, – нахмурился Савелий. В прихожей опять скрипнула половица, и он невольно посмотрел на дверь. Черт бы побрал всех этих домовых! По лицу «графа» скользнула усмешка. – Вам случайно не приходилось знавать некоего Парамона Мироновича? Личность на Хитровке весьма известная.
– И что с того?
– Он был моим приемным отцом. Я вырос на Хитровке. И он был убит по вашему приказу, – глухо сказал Савелий.
– Ах, вот оно что! – Граф небрежно похлопал ладонями. Савелий вновь увидел на его запястьях глубокие шрамы. – Браво! Браво!.. Похвально! Вы, оказывается, одержимы благородным чувством мести! Отвечаю. На Сахалинской каторге мы крупно повздорили с этим человеком, и я поклялся найти и уничтожить его. Правда, для этого мне потребовалось три десятка лет.
– И чем же он провинился перед вами?
«Граф» нахмурился:
– Он отнял у меня женщину, которую я любил.
– Ах, вот оно как... Хорошо. И еще... Как вы сумели скрыть свою подлинную сущность и выдавать себя за графа? Просто хороших документов мало. Кроме них, нужны очень солидные рекомендации. У вас есть какие-то сильные покровители?
Всеволодов пожал плечами:
– Если у нас пошел откровенный разговор, хочу сказать, что я действительно принадлежу к этому славному роду по материнской линии. Она была из рода Артуа. И, конечно же, мне дороги семейные предания. Так что в рекомендациях я не нуждался. Мне просто следовало взять фамилию моей матери.
– Очередная ложь!
– Хм, не верите? Дело ваше. В России я жил под другой фамилией... А вы весьма смышленый молодой человек. Ловко вы меня с этой картиной... Не ожидал! А у вас в самом деле есть такой холст или это очередной трюк?
– К чему вам эта картина?
– Дело в том, что я ищу ее очень давно. Она в самом деле принадлежит роду Артуа. С ней связаны различные легенды. Кое-что мне удалось отыскать в архивах, и это меня очень заинтересовало. Я люблю всякие тайны.
– Теперь это не имеет для вас никакого значения. Вы не выйдете отсюда... живым.
– Пока я не покойник, хотите, я покажу вам картины двенадцатого века, которые мне удалось раздобыть? – неожиданно предложил Всеволодов. – Поверьте, вы не пожалеете. Далеко идти не нужно, они находятся вот за этой стеной, – ткнул он в огромный ковер, висевший на противоположной стене. – Не удивляйтесь, там еще одна комната, стена раздвижная. Сейчас этим никого не удивишь. Многие оборудуют свои сейфы подобным образом.
Голос у «графа» был совершенно бесцветный. Он как будто не предлагал, а делал одолжение. Не ловушка ли это старого хитреца?
– Покажите, – неожиданно для себя произнес Родионов.
В зрачках «графа» как будто что-то просветлело. Так бывает с человеком, угодившим в трясину: его неумолимо затягивает вязкая жижа, и когда, казалось бы, шансов на спасение уже не остается, его стопы неожиданно упираются в твердую поверхность.
А может быть, все-таки показалось?
– Пойдемте, – предложил Всеволодов, поднимаясь. – Вот здесь имеется небольшой тумблер. – «Граф» слегка приподнял ковер. Под ним открылись металлические двери без ручек. Действительно, из стены торчал крохотный рычажок. – Его надо всего лишь слегка повернуть вправо, и двери разомкнутся.
Граф повернул рычажок, и внутри стены что-то зашумело, а еще через мгновение металл дрогнул, и двери стали медленно расходиться.
Еще через минуту они шагнули в небольшую комнату без окон, оборудованную под мастерскую. Паркет был заляпан масляной краской, будто бы неведомый художник вознамерился использовать пол в качестве холста.
Но вот стены по-настоящему заинтересовали Савелия – сплошь увешаны картинами в золоченых тяжелых рамах. Большие полотна висели рядом с крохотными холстами, и, что занимательно, совершенно бессистемно! Полотна, изображавшие святых, находились в окружении натюрмортов и жанровых сцен, и ангелы ликовали по соседству с веселым разгульем. Без всякого сомнения, это было собрание шедевров!
На какое-то время Савелий потерял чувство реальности, напрочь позабыв о «графе». Он очнулся только тогда, когда сдвинулись тяжелые металлические двери и дважды зловеще щелкнул замок, оставив его наедине с картинами.
Савелий оказался в ловушке.
Это надо же, так бездарно попасться! Право, растерялся, как гимназист, впервые перешагнувший порог публичного дома.
– Вам там не одиноко? – глухо донесся из-за двери сочувствующий голос «графа». – Знаете, мне очень жаль, что так произошло, но, видно, ничего не сделаешь. Такова ваша планида, как говаривали древние. Вы бы пока наслаждались картинами, потому что это единственное, что у вас осталось. Дней через десять произойдет обезвоживание организма и вы умрете. Мне придется разрубить вас на несколько кусков и вывезти за город. А знаете, что станет потом с вашими останками? – Всеволодов не пугал, его голос был исполнен скорби: – Их растащат бродячие собаки, благо, что под Парижем их бегают целые полчища. Впрочем, нет! Я поступлю совершенно по-другому, к чему все эти хлопоты с расчленением? Мерзко, знаете ли... Моей аристократической душе это претит. Здесь совсем неподалеку имеется один захолустный безлюдный мосточек, вот с него я и сброшу вас в Сену! А чтобы труп не всплыл, я вспорю вам живот. Надеюсь, вы не будете в обиде? – поинтересовался «граф» и, не услышав возражений Савелия, бодро воскликнул: – Вот и прекрасно, я знал, что мы с вами поладим!
– Значит, это вы занимались подделкой и сбытом картин?
Из-за двери раздался глуховатый смешок:
– Ну, разумеется, мой друг! Это весьма прибыльный бизнес. И почему мне отказываться от него? К тому же мне надо вести подобающий образ жизни – всевозможные приемы, салоны, а это подразумевает обширные расходы, так что мне никак не обойтись без э-э-э... бизнеса.
– Значит, вы убирали всех, кто становился на вашем пути, и Барановского в том числе?
– Он заслужил это – мерзавец, вор, лжец. И это, так сказать, еще не полный перечень его «добродетелей». А к тому же я не выношу конкуренции.
– Зачем же нужно было убивать художников, которые писали для вас картины? – удивился Савелий.
– Иные из них становились очень любопытными и пытались узнать то, о чем знать им не следовало. Вот за это они и поплатились. Кстати, все эти картины, висящие вокруг вас, всего лишь искусная подделка. Я бы не советовал вам рвать их. Если это случится, то вам придется умирать в хаосе, а я знаю, что вы не лишены чувства прекрасного. Если вы ответите мне, где держите «Мадонну», тогда я обещаю вам, что умрете не от жажды, а от голода. В этом случае вы проживете дополнительно еще три недели.
– Какая еще «Мадонна»? – выкрикнул Савелий.
– Та самая, лоскуток от холста которой вы мне прислали.
– Вам ее не видать!
– Вижу, что нам с вами не договориться. Жаль! Кстати, вы случайно не видите там привидений? Дело в том, что в этой мастерской сгинул уже не один художник. Вы следующий, хотя вы и не художник! Впрочем, у вас есть возможность проявить свои таланты. Я слышал о том, что вы медвежатник, попробуйте отомкнуть эту дверь. Желаю вам успеха! – «Граф» умолк. Очевидно, он ушел.
Савелий тяжело опустился на единственный стул, стоящий в центре комнаты, будто он был поставлен здесь для того, чтобы узник имел возможность рассмотреть все картины. Полотна принадлежали разным художникам, это точно – уж слишком разномастными выглядели эти «творения», несмотря на свою добротность. Холсты, висящие почти под самым потолком, были выполнены в спокойной манере, в явном подражании Рафаэлю. А вот картина, расположенная ниже, выглядела почти вызывающе: цвета кричащие, очень контрастные, причем настолько яркие, будто художник задался целью ослепить зрителя. Эта картина выделялась, точно ярко-оранжевое пятно на сером фоне. На полотне была изображена ваза с крупными наливными яблоками. Немного сбоку висела точно такая же картина с заметными помарками. Видно, неизвестный художник набросал немало эскизов, прежде чем достиг желаемого результата.
- Предыдущая
- 91/109
- Следующая
