Княжий удел - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 86
- Предыдущая
- 86/108
- Следующая
Если у них все воинство такое, нелегко тогда с ними будет сладить. А Касим, поглядывая поверх голов, спрашивал у князя Василия Ярославича:
– Кто такие?
Василию Ярославичу вспылить бы впору да отхлестать нечестивца нагайкой, а он смешался перед наглостью отпрыска хана, притронулся пальцами к бармам и отвечал покорно:
– Я князь Cерпуховской… Выехали мы с дружиной государя своего из заточения выручать, Василия Васильевича. Да, говорят, он уже отпущен Шемякой. А где он, пока неведомо. Может быть, в Твери, а может… да кто его знает! А вы кто такие? – овладел собой князь, придавая голосу должную строгость.
– Я ханич Касим. Прослышали мы от своих людей верных, что братья обидели эмира Василия. Глаз его лишили, в темнице держат. Вот отец послал нас за князя вступиться. Много он добра для нас сделал. Мне же на своей земле город в кормление отдал.
– Вот оно как вышло! – обрадовался серпуховской князь. – И мы за тем же собрались. Давай теперь заодно действовать. Вместе князя искать будем. Потеснится теперь Шемяка, если татары на него навалятся!
Касим сорвал с копья белую тряпку и бросил ее на землю, а конь, пританцовывая, втоптал ее в мягкую землю, и тотчас татарское войско снялось со своего места и двинулось навстречу полкам князя. Но совсем не так, как это бывает во время сечи – не с долгим и протяжным кличем да поднятыми наперевес пиками и бунчуками, а молчаливо, послушные воле своего повелителя. И князь вздрогнул, подумав – поднимет Касим палец, и сметет эта темная орущая орда и его самого, и дружину.
Таких воинов хорошо держать в союзниках.
– Клятву дадим, что воевать друг с другом не станем, – предложил Василий Ярославич, обнаружив, что находится в окружении батыров. – Так и отец твой поступил, взяв с Василия крестное целование, когда он у него в полоне был.
Татарская тьма уже подошла к дружине Василия Ярославича, первые ряды смешались с русскими ратниками. Поднимет Касим второй палец, и рухнут наземь русские отроки, сраженные кривыми саблями татар. Вроде бы и немного их подъехало, да уж больно быстры – пока русский всадник поводьями шевельнет, татарин вокруг дважды объедет.
Касим молчит, словно ожидает чего-то, а Василий Ярославич кашлянул и спросил:
– Так что скажешь, ханич? Договорились?
– Хорошо, – согласился Касим и притронулся кончиками пальцев к груди. – Беру Аллаха в свидетели, что не нарушу клятву, данную князю. Не буду воевать князя и вместе с русскими полками пойду искать Василия Васильевича.
– Крест целую, что клятву не нарушу, – обещал Василий Ярославич. – Воевать ни тебя, ни дружину твою не стану и буду делать все заодно с тобой. А теперь поехали, чего время зря терять.
Первые версты русские и татарские полки шли настороженно рядом, не доверяя друг другу, – никто не решался выехать вперед, чтобы не подставить спину. А потом долгая дорога притупила мало-помалу бдительность, полки смешались, и хоругви, не стесняясь близкого соседства с татарскими бунчуками, весело трепетали на ветру.
Серпуховской князь, прикрикнув на рынд, скомандовал:
– Куда выскочили?! Татары рядом!
Рынды, сомкнувшись, заслонили собой князя. Но и в сопровождении охраны Василий Ярославич чувствовал себя неуютно. Он все время ожидал, что неожиданно острый наконечник копья, кромсая броню, войдет ему между ребер, и упадет он на землю, харкая кровью. Нашел в себе силы князь – не обернулся. А татар, видно, притомил неторопливый бег русских полков, и, ударив коней нагайками, тьма ханича Касима вырвалась далеко вперед русских полков.
Ударили холода. И недели не прошло, как мороз заковал Москву-реку в ледовую броню, словно спасая от дурного взгляда, упрятал водицу до самой весны. Зимнему базару тесно показалось в кремлевских стенах: он выбрался на простор, облюбовав для торгов гладкую поверхность реки. Здесь купцы расставили лавки, а приказчики весело зазывали народ, расхваливая товар. Базар был шумный: здесь можно было купить меха и осетрину, пирожки и блины и другую снедь. Если пожелаешь, и подстригут – наденут горшок на голову и отрежут торчащие из-под краев волосы. И в город не надо идти: на базаре тебя пивом напоят, и поесть мясного дадут, и потешат бродячие шуты. Вот оттого и ютятся здесь нищие.
Базар обычно начинал шуметь поутру, сразу после заутрени. Рассветет едва, а народу на реке пропасть, того и гляди, лед провалится. Покупатель шел не только из Москвы – приходили из Коломны и Суздаля, бывали из Владимира и Твери! Но московский базар привлекал не только новыми товарами. Торговый люд спешил еще и обменяться новостями. А тут неожиданная весть подивила всех разом: Василий Васильевич снял с себя клятву и ушел в Тверь. Но скоро в Москву прилетела другая весть – Василий обручил своего старшего сына с дочерью тверского князя Бориса Александровича и с его полками двинулся на Шемяку. Вот только самого Василия Васильевича не сыскать нигде более, где-то сгинул среди лесов. Кто говорил, что видели его дружину неподалеку от Владимира, будто там он дожидался татарской рати, чтобы вместе с ней двинуться на московского князя. Другие так же уверенно сказывали, что стоит дружина Василия неподалеку от Твери, в селе Преображенском, и ждет рать из Литвы, а потом воедино они двинутся на Москву.
Кликуши ходили по базару и предсказаниями пугали народ, утверждая, что московский люд грешен перед Василием Васильевичем – не внимал его покаяниям, прогнал из родной Вотчины, а за это Христос ниспошлет им тяжкую беду и в черной язве переморит всех виноватых и грешных. Кликуш боялись и, желая предотвратить предсказание, ублажали нищих и юродивых, подкармливая их пирогами с мясом.
Дмитрий Юрьевич, наслушавшись разговоров, собрал большую рать и отправился на поиски двоюродного брата. И Москва осталась без князя.
Кто-то из дворовой челяди пустил слух, что видели небольшой отряд всадников, который остановился в лесу, разбив шатры. Но вели себя тихо, видно, опасались привлечь внимание: костров не жгли, из пищалей не палили. Наверное, неспроста укрылись и ждали часа, чтобы с воинством подойти к Москве.
Чувствовалось, что в стольном городе что-то назревает. Как и бывает в смутное время, на дорогах чаще стали появляться тати, которые грабили купцов, лишали жизни горожан. Казалось, разбойники живут у самых кремлевских стен, слишком дерзки они стали в последний год. Теперь нельзя было подъехать к Москве в одиночку без страха быть ограбленным или убитым. Миряне собирались в общины и шли от села к селу, а купцы нанимали дружину, чтобы довезти товар до ярмарки в целости.
Княжеская междоусобица нарушила покой людей, досталось всем, и горожане вздыхали:
– Вот если бы не распри, вывел бы князь своих отроков да припугнул татей! Но разве с ними совладаешь, если хозяина в городе нет. Был Шемяка, да Василия ушел искать, оставив на попечение бояр жену и малолетних сыновей. А вольные люди не поймешь в какую сторону глядят: Василий победит – будут ему крест целовать, Шемяка останется – так станут его встречать колокольным звоном. До татей ли!
Разбойников ловили: отрубали им головы и поганые руки, которые приколачивали к столбам на площадях и базарах. Но это пугало разве что старух, которые истово крестились, словно видели самого антихриста. А базары уже будоражила новая весть: разбойники пограбили гостя около Александровской слободы, товар весь забрали, а самого купца с приказчиками на дереве повесили.
Наступил мир бы между братьями, вот тогда и порядок бы навели в отчине.
Митрополит Иона, зная про крамолу, велел в церквах отслужить молебен на замирение. Священники отстояли у алтаря полдня, взывали к благоразумию, призывая Христа услышать молитвы и замирить братьев, но следующее утро стало снова печальным – на базаре поговаривали, что два передовых отряда Василия и Дмитрия встретились у Никольской слободы, расположенной как раз посередине между Москвой и Тверью, и резали друг друга, как басурмане.
Приближалось Рождество Христово. Небо сияло от множества звезд. Ясно. Значит, быть богатому приплоду и урожаю ягод. В канун Рождества ненадолго забыли о княжеских междоусобицах, готовили к празднику пироги с грибами да с луком, доставали из подвалов квашеную капусту, выпекали хлеб. Под самым Кремлем сделали крутую горку на потеху парням и девкам. Выстроили большую крепость на радость ребятишкам, слепили снежных баб.
- Предыдущая
- 86/108
- Следующая
