Разъяренный (ЛП) - Эванс Кэти - Страница 39

— Ответь на звонок, — Лео бросает взгляд в сторону кровати, где лежу я, прижав простыню к груди. — Ты не будешь от него в восторге.

Он уходит, а Маккенна хватает свой телефон и проверяет сообщения.

— Офицер, который ведёт надзор за моим отцом. Блядь. — Он набирает номер и расхаживает взад и вперёд, ожидая, по-видимому, когда кто-нибудь ему ответит. — Добрый день. Что случилось? А когда вы видели его в последний раз? Нет, я ничего не слышал.

После краткого разговора Маккенна отключает телефон.

— Сукин сын! — падает на кровать и глубоко дышит, трёт лицо ладонями, затем проводит руками от затылка к плечам. — Папа пропустил два последних заседания комиссии по условно-досрочному освобождению. Они не могут его найти. Он уволился с работы. Господи! — Кенна смотрит на меня, качая головой. — Знаешь, я посылаю ему деньги. Но моё условие — чтобы он работал. Иначе он снова начнёт баловаться наркотиками. Что ж, похоже, это и случилось.

Что-то сжимает мою грудь так сильно, что мне с трудом удаётся выдавить из горла слова.

— Кенна, — говорю я, протягивая руку, чтобы коснуться его спины, плеча, чего угодно. Но он вдруг кажется таким напряжённым и неприступным, что я останавливаюсь, прежде чем прикоснуться к нему, и отдёргиваю руку. — Мне действительно очень жаль.

Он снова и снова качает головой, погружённый в свои мысли.

— Если бы я знал, что всё будет именно так, то просто позволил бы ему отбыть наказание. Я чуть ли не жилы себе вытянул, чтобы вытащить его пораньше, и вот как он поступает. Вот как он использует свой шанс сделать что-то хорошее в своей жизни.

У меня плохо получается высказывать сочувствие. Разрываясь между желанием утешить и страхом того, насколько сильно меня волнует затравленное выражение его лица, я просто смотрю, как он одевается.

— С ним всё будет в порядке. Может, он нашёл новую подружку и всё это время проводил в её постели? — высказываю свою догадку.

— Оптимизм? Слышать такое от тебя? — Его губы чуть изгибаются в слабой улыбке, он качает головой и наклоняется ко мне. — Ты действительно слабачка.

— Нет.

— Я тоже слабак. По крайней мере, с тобой. — Он идёт к двери и оставляет меня с этими словами. Он что, чёрт возьми, собирается вот так вот просто уйти?

Что ж, он так и делает, и следующие полчаса я переписываюсь в групповом чате с Брук и Мелани.

Я: Ты веришь во второй шанс?

Мел: Безусловно.

Брук: Если бы Рем не дал мне второй шанс, я бы сейчас была в полной заднице.

Мел: Если бы я не дала Грею второй шанс и не спасла этим свою жизнь, мы бы сейчас тоже были в дерьме, в самом прямом смысле этого слова.

Я: Ладно. Просто спрашиваю.

Брук:Пан, почему ты мне не сказала, что у тебя были отношения с Кенной Джонсом из «Crack Bikini»? Ремингтон перед боем постоянно слушает их песню Used!

Я: Потому что я ненавижу их песни, вот почему.

Конечно же, я вру. Я ненавижу только одну песню. Ту, в которой поётся обо мне. Хотя во многих из них действительно говорится о гневе, о том, что его использовали и предали — как будто это я ушла и оставила Маккенну собирать осколки его сердца.

Но если хоть малая доля из этого ада и для него тоже была правдой, то что происходит сейчас? Почему мы снова оказались связаны друг с другом?

Он мог бы трахнуть любую из своих поклонниц, как это делают после концертов Джакс и Лекс. Он мог трахнуть любую фанатку, любую из своих танцовщиц. Они явно тоскуют по нему в своих постелях.

Но стоит нам только попробовать друг друга на вкус, — и мы, как наркоманы, становимся одержимыми.

«Опасность», — еле слышно шепчет тоненький голосок.

Заткнись, мозг! Ты, чёрт возьми, слишком опоздал.

Я зажмуриваюсь и ловлю себя на том, что добавляю имя его отца к своему браслету-талисману.

В ожидании рейса я оставил ему десять сообщений. К тому времени, как я приземлился, у меня на мобильном было одно сообщение. Инспектор по условно-досрочному освобождению уведомил, что нашёл отца, и пусть меня это не беспокоит. Ну да, конечно.

Он также написал название отеля и номер комнаты. Я беру ключ на стойке регистрации, ставлю, в итоге, пару автографов и оказываюсь, наконец, на двадцатом этаже, где, распахнув дверь, обнаруживаю своего отца развалившимся в кресле на террасе и уставившимся в пространство.

У окна стоит поднос с двумя бокалами шампанского.

— Что, чёрт возьми, с тобой происходит, пап?

Гнев на моем лице приводит его в замешательство, и ему требуется секунда, чтобы поднять отвисшую челюсть и выдавить слова:

— Чёрт, я… Ты как здесь? Сын… Я бы не нарушил условия досрочного освобождения, если бы эта сука не превратила его в такую занозу в заднице. Мне нужна свобода, Кенна, я здесь задыхаюсь.

— Посмотри вверх, папа. Ты видишь? Это грёбаный солнечный свет. Если хочешь каждый день получать хорошую дозу его, тогда ты будешь соблюдать все условия своего досрочного освобождения.

— Я сказал, что задыхаюсь. Такое чувство, что я всё ещё в тюрьме, только чуть стены раздвинули.

— Господи, — возмущаюсь я и наклоняюсь к отцу, пытаясь его урезонить. — Папа, я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь. Ты чувствуешь себя пойманным в ловушку обстоятельств, но не делай всё ещё хуже.

— Ты понимаешь? В самом деле?

— Ты же, блядь, знаешь, что да.

Отец выдавливает из себя улыбку и отводит взгляд в сторону, на уличное движение и город.

— Продолжай в том же духе, мой блудный сын, — цитирует он, его тёмные глаза обрамлены теми же тёмными кругами, с которыми он вышел из тюрьмы. — Помнишь эту песню⁸? Ты так зажигал.

— Точно, я зажигаю всё, к чему прикасаюсь своим языком.

Смешок.

— Когда закончишь, наступит мир и покой⁹, — продолжает он, вопросительно поднимая брови.

— Ты, чёрт возьми, прекрасно знаешь, что я тоже хочу свободы. Мы уже говорили об этом раньше. Я перевезу тебя обратно в Сиэтл, когда закончу, чтобы мы могли чаще видеться. Только не давай никому повода снова тебя посадить — слышишь меня? Будь умнее, папа, господи. Я, блядь, беспокоюсь о тебе. Просто хорошенько всё обдумай.

— Ты сам будь умнее насчёт этой девушки, — в пику мне говорит он.

Чёрт, я знал, что он заговорит о ней.

Каждая частичка меня напрягается, испытывая желание её защитить.

Но спорить с папой из-за неё бесполезно. Я пожимаю плечами и ничего не говорю, плотно сжав челюсти.

— Сынок, она токсична для тебя. Прежде чем отказываться от хорошей жизни ради призрачной мечты, стоит убедиться, что она тебя любит, и только потом выяснить, что всё это — воздушный замок, сын.

— Она мне очень нужна, — только это и могу выдавить из себя хриплым шёпотом.

Он вздыхает и закрывает лицо руками.

— Прости, просто не могу забыть, как её сучья мамаша засадила меня за решётку.

— Папа, ты сам угодил за решётку. Понимаешь? Мы пожинаем то, что посеяли. Никто не заставлял тебя заключать сделку, никто не заставлял тебя делать этот выбор. Признай это. Я тоже признаю свой выбор, и это поставило меня в затруднительное положение. Никто не заставлял меня это делать. Но мне пришлось. Просто иногда приходиться делать то, что должно. — Я провожу рукой по подбородку, потому что, чёрт возьми, этот выбор причиняет боль.

— Ты заключил с ней сделку, так? Поэтому меня выпустили из тюрьмы. Поэтому я под таким контролем. Поэтому моё условно-досрочное освобождение — полная лажа. Эта властная сука, вероятно, знает, что ты сейчас путешествуешь с её дочерью, и до сих пор пытается вмешиваться в ваши отношения!

— Мне это приходило в голову.

Он смотрит на меня, широко раскрыв глаза.