Духов день (СИ) - Бачурова Мила - Страница 47

— Забыл. Ну так вот: да, всё получилось. Сначала пробовали на лешака через Невидимку смотреть — мимо. А потом до меня дошло. Эти загадки, блин. «Тот, кто есть, но кого нет».

— Так-так?

— Вот мне и стукнуло в голову, что смотреть нужно через Призрака. Среди нас оказался человек, владеющий этим Знаком. Посмотрели — и появился леший во плоти. А если бы я всего этого не знал — мы бы там все погибли. Даже не увидев, что именно нас убивает.

Тут я немного покривил душой. Если бы я не знал, как сделать лешего материальным, я бы тупо не пошёл на лешего. И уж подавно не потащил бы за собой десяток. Но Дубовицкий чёт приуныл и ему требовалась поддержка.

Вообще, чего-то все кругом вдруг порасклеились. Луна, что ли, не в той фазе? Ночью — Земляна, теперь вот этот… Его я успокаивать так, как Земляну, не стану, конечно. Но пару добрых слов-то мужик всяко заслужил.

И сработало! Дубовицкий сразу как-то выпрямился и устремил взгляд сквозь стеллаж с книгами — за горизонт.

Я немного подождал, чтобы дать ему возможность поднять уровень тестостерона, и вернулся к теме:

— Вот такие дела. А сейчас мне нужна аналогичная помощь насчёт водяного.

Глава 24

— Гм, — тряхнул головой Дубовицкий. — Что ж… Я поищу. Когда вам нужна информация?

— Желательно — вчера.

— Ну тогда приходите завтра.

— А вы разве на званый вечер не собираетесь? К господину Салтыкову?

— Нет, я в последнее время, знаете ли, ограничиваю визиты только самыми необходимыми. Господин Салтыков мне малоприятен, и я вижу его насквозь. Он хочет приобщиться к высшему свету, только и всего. Однако ростовщик — всегда ростовщик. Он вкладывает деньги и с нетерпением ждёт прибыли. Ему неведома та щемящая радость, тот неукротимый восторг — поставить на карту больше, чем у тебя есть, не имея никаких гарантий. Это — бой, это — биение благородного сердца…

— Ясно. Сколько вы ему должны?

Собственно, кто именно устраивает сейшн, я сообразил только сейчас. Фамилия «Салтыков» мелькнула на краю сознания — что-то знакомое, неприятных ассоциаций не вызывает, ну и чёрт с этим. А сейчас, услышав разглагольствования Дубовицкого, свёл воедино двух персонажей.

Салтыков — устроитель вечеринки и мой кредитор. Один и тот же человек. Вот оно как интересно всё складывается.

— Это не важно! — взмахнул рукой резко смутившийся Дубовицкий. — Деньги — песок!

— Истинно, — согласился я. — Так, а сейчас насчёт водяного вы ничего сказать не можете?

— Могу, но лишь самые общие вещи. Хозяин водоёма, повелевает русалками, мавками…

— Да нет никаких мавок.

— Ошибаетесь! Мавки есть, просто вы, охотники, их от русалок не отличаете. Девушки — девушки, головы людям морочат — морочат, в воде обитают — обитают. Костей одинаковое количество. А на тонкости вам наплевать.

— Ладно, ладно…

— Поймите меня правильным образом: я ведь изучаю, в основном, не охотничьи трактаты, коих не существовало до недавнего времени вовсе. Я изучаю этнографический материал, поверья крестьян… Которые, естественно, убивать водяных не пытались. Они искали способы с ними поладить, получить выгоду…

— Коров угнать, — кивнул я.

— Да! Вы знаете про коров водяного?

— Как не знать — у меня в Ужиково эти коровы план по телятам выполняют. А про водяного, если коротко: у нас накопилось друг к другу много взаимных претензий, и чем всё это долго и нудно разбирать, проще закончить дело по-джентльменски, махачем. Вы почитайте ещё все эти ваши книги. Нужна какая-то киллер-фича. Потому что чую я, что просто так водяной не дастся.

— Понял вас, Владимир Всеволодович. Приходите завтра. Или когда вам будет удобно. Я постараюсь найти всё, что смогу. Буду очень рад оказаться вам полезным вновь.

Мы пожали друг другу руки, и я вышел на улицу, украдкой посмеиваясь.

На охоту он захотел, из благородных соображений… Ну-ну. Просто понаблюдав за мной и увидев, как стремительно выросло моё благосостояние, возжелал того же. Сколько должен Салтыкову, так и не сказал, но полагаю, что немало. А охотничья деятельность в глазах простого обывателя — верный способ заработать. Дубовицкий ведь наверняка даже не задумывается о том, что кости принимают только у зарегистрированных охотников, у тех, что с меткой на руке. Даже Захар исключением не был. Когда он приносил кости в приёмный пункт, будучи изгнанником, их просто записывали на одного из охотников его бывшего ордена. И брали за это грабительский процент.

А уж как удивится приёмщик, если к нему пришлёпает господин предводитель дворянства… Н-да, много вопросов возникнет к несчастному Дубовицкому. И вместо того, чтобы подзаработать, он окажется за решёткой.

Впрочем, смех смехом, а мужик-то реально помогает. Надо бы и ему как-нибудь помочь. Не денег дать, конечно — это слишком тупо. Да и нет у меня лишних денег, небось, не с неба падают…

Я подходил к своей карете, как вдруг рядом послышалось «тпр-р-ру-у-у!» — и остановилась другая карета. Через окошко выглянули две знакомые симпатичные мордашки.

— Господин Давыдов! — произнесли они хором.

— Сёстры Урюпины, моё почтение! — поклонился я. — Прогуливаетесь?

— Немного, но вообще-то мы едем на званый вечер к господину Салтыкову.

Это было ожидаемо. Если дворяне могли крутить носом и игнорить Салтыкова, по тем или иным объективным причинам, или без оных, то сёстры Урюпины были ему социально близки. Они — дочери адвоката, он — ростовщик. Обе — красавицы, и при деньгах. Ему их пригласить было не зазорно, а им принять приглашение — приятно.

— Значит, там и увидимся.

— О, вы тоже приглашены? — воскликнула Александра.

— И приняли приглашение? — подхватила Евгения.

— Ну а почему бы и не принять?

— Всё же формально в суде вы с ним выступали по разные стороны. И когда появитесь на званом вечере, это может вызвать пересуды.

— Пф! — развеселился я. — Да чего мне эти пересуды? Я в свет выхожу в полгода раз. Жизнь моя — где проходит-то, любезные сёстры Урюпины?

— Где? — спросили они хором.

— В болотах, в лесах, в озёрах моя жизнь. На воле, на природе. На волосок от смерти постоянно, — вспомнил я подходящее случаю высказывание Дубовицкого. — А вы меня какими-то пересудами пугаете.

Сёстры переглянулись и рассмеялись.

— Что ж, до встречи, Владимир Всеволодович!

Я помахал рукой, и коляска укатилась. Проводил её взглядом, улыбаясь. Приятно, что у сестричек жизнь, судя по всему, складывается и налаживается. Вон — катаются, смеются, платьями новыми затарились. Мужика бы им ещё. В смысле, двух. Но, уверен, найдут. Это уже точно не моя забота.

— Ехать-то будем, барин? — спросил мой кучер.

— Да, едем.

Я подошёл к карете, но остановился и задумался. Посмотрел на кучера.

Его я отработал вместе с каретой у градоправителя Абрамова. Ну, в смысле, подарили. Тогда кучер был очень рад сменить хозяина и согласился работать без зарплаты, за одну только тёткинатальину кормёжку и великую идею. А я ему сказал, что как только дела наладятся — жалованье ему положу.

— Ты ж у меня без жалованья работаешь? — уточнил я.

— Крыша над головой есть, кормят на убой, — тут же отрапортовал кучер. — Я ж разве жалуюсь? Я — ни в коем случае, не извольте беспокоиться!

— Да не кипишуй ты, нормально всё. Просто подойди к Тихонычу как-нибудь, скажи, что надо бы тебе жалованье положить. Я сам с ним могу забыть поговорить, а он уж точно не забудет, меня выловит. Есть подозрение, что уже вполне можно ослабить пояса. Будем повышать благосостояние сотрудников.

— Спасибо вам огромное, барин!

— Да не за что пока. Послушаем ещё, что Тихоныч скажет…

Я забрался в карету, закрыл дверь, и лошади зацокали копытами, везя меня обратно к Катерине Матвеевне.

* * *

— Вы задержались, Владимир Всеволодович, — встретила меня тётушка.

— Зачитался. Очень уж книги попадались интересные. А где же любезная моя Катерина Матвеевна?