Юрьев день (СИ) - Француз Михаил - Страница 53

Я стоял так и гладил её по волосам, как в другом мире, гладил временами по волосам дочь, которую что-то напугало или расстроило. Именно так. Ни о каком влечении или ещё чём-то таком, у меня и мыслей не было. Я просто гладил по волосам, шептал какие-то утешительные слова и стоял, позволяя ей плакать. Ей это нужно было. Она ещё кремень, что так долго держалась после такой встряски. Кремень — что в истерику не сорвалась…

Однако, стоять мне было тяжеловато. А слезокап не обещал скоро закончиться. Поэтому, я осторожно, увлекая её за собой, начал перемещаться обратно к дивану и опустился на него вместе с забравшейся ко мне под бок, с ногами, калачиком, Мари.

Свободная моя рука нащупала рядом со мной пульт. Не помню, как и куда я его бросил во время драки. Но, здесь и сейчас, он подвернулся очень кстати.

Я глянул на настенные часы, сверился с ними и решил попытаться включить телевизор. Пусть, экран и прострелен был, конструкция современных плазменных панелей оставляла возможность того, что он мог включиться. И даже продолжать работать. Кроме того места, которое было повреждено, и достаточно небольшой площади вокруг него, состоявшего из связанных с этим местом кластеров… ну, или как они там правильно называются? Не владею я профессиональной терминологией в этой теме.

Но факт — телевизор включился. И заработал. Я пощёлкал клавишами пульта, выбирая нужный мне режим и нужный мне канал. Какой? «Муз-тв», естественно. Вот-вот должны были начаться показы наших с Алиной клипов. Так-то, вся заварушка заняла совсем немного времени, так что, мы как раз успевали к началу.

Отреагировав на включение телевизора, повернула в его сторону свою голову Алина. Она посмотрела на телевизор, потом на нас с Мари. Что-то в своей голове сложила, вычла и поделила. После чего встала с кресла и перебралась на диван. К другому, свободному от Мари моему боку. И под руку подлезла, копируя позу… соперницы? Хм. Как-то, не смотрел я на происходящее с такой точки зрения. И как-то такая мысль была… новой. Непривычной. Беспокоящей.

А по телевизору начались наши клипы. И первым был Алинин «Дождь»…

Странно было вот так сидеть на диване, обнимаемым двумя девушками, смотреть клип на простреленном, но продолжавшем работать телевизоре… и слышать за окном приближающиеся сирены полицейских машин и экипажей скорой помощи…

Вторым клипом была моя «суицидальная» песенка, спёртая у КиШа. А третью — «Стрелу», послушать и посмотреть мы уже не успели, так как сирены доехали, а к нам в комнату, топоча ногами, ввалились люди из СБ Долгоруких и сам Борис Аркадьевич.

Москва, Кремль. Опять.

Только, в этот раз, забрали не меня одного, а нас, сразу всех троих. То есть, и Мари, и Алину. Лично Князь распорядился. Да-да, отец вместе с Мамонтом к нам приехал. Сам, своей собственной неповторимой давящей персоной. Просто, Борис Аркадьевич вошёл в комнату первым. А отец вторым. Сразу за ним.

Он посмотрел на открывшуюся ему занимательную картину, состоящую из слегка разгромлённой комнаты, в центре которой, на диване, прижавшись ко мне с двух сторон, прижухли, греясь две девчонки (а что вы хотели: ноябрь месяц, вечер, окно выбито — температура в комнате снижается довольно быстро, становясь уже вполне себе некомфортной для легко одетых нас, не в раздевалку же за куртками топать). Посмотрел на простреленный экран, на котором, как раз, начинался третий клип. Тот самый, где я, с самым суровым и одухотворённым видом поднимаю навороченный дорогой блочник, оттягивая его тетиву с наложенной на неё стрелой к своему подбородку и целюсь в зрителя.

Князь ничего не сказал. Он, как вошёл, так и вышел молча. Его волю нам чуть позже Борис Аркадьевич озвучил. Противиться ей у нас в головах даже и мысли не возникло. Собрались, оделись и поехали. Все втроём на заднем сиденье одной большой чёрной машины типа «чёрный, тонированный сарай на колёсах» (возможно, что ещё и бронированной. Не знаю. Не слишком в машинах разбираюсь. Да и всё равно мне было) смогли разместиться с достаточным комфортом.

В голове осталась сцена, как отец стоит над трупом того воздушника и очень внимательно его разглядывает. Его и его раны. Очень-очень внимательно. Даже не обернулся на нас, когда мы мимо него к машине шли.

Да — мы. Девчонки от меня так и не отлипли. Ни на лестнице, ни на улице. Ни в машине.

В Кремле, правда, отлипнуть пришлось. Апартаменты-то, выделенные под наше проживание, были разными. Никто не стал селить нас вместе — малы мы ещё для такого. Да и, если с Алиной подобное бы ещё как-то прокатило — она Бездарная, и не из Дворян. То вот с Мари — вообще никак: она — официальная невеста моего брата. Нравится это кому или нет. И компрометировать её таким образом никто бы не стал и не позволил.

Так что, развели нас по своим комнатам и оставили. Впрочем, не запретив свободно передвигаться по Кремлю. Ни о каком домашнем аресте и речи не шло.

Потом что? Понятно, что — допросы. Каждого по отдельности и всех вместе. Правда, слава Писателю, не в белой комнате, и не «Имперские специалисты» допрашивали. Да и не столько допросы это были, сколько, пожалуй что, расспросы. И расспрашивал лично Борис Аркадьевич, без лишних лиц и свидетелей. Уточнял какие-то моменты, выяснял детали. Ну и сам на какие-то наши вопросы отвечал тоже. Почти приятная, почти беседа получалась.

Правда, не так уж и много я у него спросить, на самом деле, хотел. Были только две вещи, которые меня в серьёз интересовали: это вернут ли его специалисты мне мой аккаунт… и насколько давно он знал о побеге Семёновой с Мавериком?

На первый вопрос я получил совершенно однозначное заверение, что да — вернут. Конечно же вернут. И в самое ближайшее время. Специалисты уже работают над этим. Вот прямо сейчас, пока мы беседуем, уже и работают.

А вот на второй вопрос, Борис Аркадьевич предпочёл аккуратно уклонился от ответа. «Съехать с темы», как говорится. Обострять и додавливать, припирая его к стенке повторением и вопроса и ужесточением формулировки, я не стал. Но, по косвенным, понять получилось, что не меньше двух недель уже как… что очень сильно не обрадовало. На самые разные, но, в большинстве своём, неприятные мысли это обстоятельство наводило. Две недели двое опаснейших лично для меня людей в бегах, на свободе, а мне об этом «позабыли» сообщить… даже не знаю, как это вообще расценивать можно? Подстава? Пренебрежение? Забота? Предательство?

Однако, какие бы мысли в моей голове, поэтому и другим поводам, не крутились, поделать-то я, всё равно, ничего не мог. Не в той я ситуации и не в том положении. Не настолько крепки мои позиции. Нравится, не нравится, а дальше мне всё равно жить в этом городе, с этими людьми, в этих условиях. Ведь, и от Мамонта, и от отца мне, пока, никуда не деться. Недостаточно я «оперён» для этого. А значит: делаем вид, что всё нормально, что я ничего не понял и им всем, по-прежнему доверяю. И не дёргаемся. «Улыбаемся и машем, господа. Улыбаемся и машем».

Однако, следующий разговор был сложнее. Хоть и короче. Намного короче. Разговор с отцом. И инициатором этого разговора выступал я.

Не хотелось мне идти к нему, но, к сожалению, это было необходимо.

Рабочий кабинет Князя не был слишком большим. Никакой гигантичности, броской роскоши, ничего лишнего: стол, кресло, пара шкафов с какими-то книгами и бумагами. Карта Княжества на одной стене, карта Города на другой. И обе они — интерактивные. То есть, это не большие бумажные листы, взятые в рамку и прибитые к стене, а две большие интерактивные панели, имеющие жестовое «тач-управление», на экран которых были выведены карты Княжества в целом, и города Москва в отдельности. Каждую из этих карт можно было двигать, приближать, удалять, делать на них какие-то пометки, ещё что-то.

Не знаю, подключены ли эти панели были к Всесети, и, если нет, то в каком месте хранились данные с них, но место это должно было всяко быть очень защищённым и очень охраняемым. Всё ж, у Князя в кабинете явно не какой-нибудь общедоступный «Гугл-мепс» висеть будет. Уж про собственноручные княжеские пометочки я вообще молчу.