Где оживают грёзы - Анджелес Джанелла - Страница 26

Теперь он прикован к этому представлению до самого конца, как и все остальные. В том числе Каллия.

Дэрон пригладил взлохмаченные волосы.

– Послушайте, Рейн, вы же видели, что было за ужином. Она непредсказуема.

Он покосился на Каллию, которая вечно маячила где-то поблизости. Сейчас она обходила отреставрированную сцену вместе с ассистентом и циркачкой со шрамом на лице, которая рычала на строителей, стоило кому-нибудь задержать на ней взгляд.

Если Каллия обратилась за советом к артистке из Цирка Триумфаторов, то, надо думать, их ждет такое выступление, после которого пожар за ужином покажется уютным костерком.

– Значит, вы вызовете Покровителей? – осторожно спросил Эразмус. – Закроете шоу, которое еще не успело начаться?

Дэрона раздражало то, как все на него смотрели. Как на надзирателя, одного из Покровителей. Как будто он держал на поводках свору диких псов и готов был в любую минуту натравить их на город.

Какая ирония. К ужасу тети Каты, когда он выступал, все восхищались его бунтарством. Каждый показ балансировал на грани сценической магии и опасности, упрямства и дерзости.

Теперь его опасались совсем по другой причине.

– Разумеется, нет, – ощетинился Дэрон. – Хотя, если такие случаи продолжатся, уверен, новости сами до них дойдут.

Даже ему не под силу остановить расползающиеся слухи, но он сделает все возможное. Остальные даже не догадывались, что Дэрон сам отчаянно стремился избежать встречи с тетей Катой. Все это время она не нарушала его уединение, но, увидев его, сразу сообразила бы, в чем дело.

Ему нужно было больше времени. Чтобы исправить все, пока остальные не поняли, что к чему.

– Но ведь это просто случайность. Почему вы все так накинулись на Каллию? У вас есть хоть какие-нибудь доказательства того, что это сделала она? – раздраженно произнес Эразмус, и у Дэрона внутри все сжалось. Он не хотел, чтобы его ставили в один ряд с другими судьями и болванами-участниками. Это были одни из худших людей, встречавшихся ему в жизни, а он многое успел поведать за свою карьеру.

Эразмус щелкнул пальцами.

– А, так вы завидуете!

– Завидую? – Дэрон наморщил лоб. – Вы шутите… Чему тут завидовать?

– Ее силе, – злорадно выдохнул распорядитель. – Я прекрасно вижу, что судьи и остальные участники испытывают такие же чувства. Увы, все это следствие уродливых комплексов и неуверенности. Такое поведение не редкость…

– Дело не в зависти, – возразил Дэрон с излишней пылкостью. Собственные слова царапали ему горло. – Я тревожусь. Если мы не предпримем меры, она может кому-нибудь навредить.

Например, ему. Тогда, в коридоре, она уже пыталась разгадать его мысли, глядя на него своими змеиными глазами, выискивая его слабости, чтобы не выдать свои. Если Каллия добудет достаточно сведений о нем, неизвестно, что она с ними сделает.

А Дэрон еще не готов был покинуть Глориан. Совсем не готов.

Напряженную паузу нарушили далекие звуки разговоров на другом конце зала, перемежавшиеся со стуком и топотом строителей. Работники и трудовые волшебники суетились в особняке уже целую неделю, разбирая сцену, чтобы заменить доски и закрепить прожекторы по краям. Дэрон с радостью погрузился в завораживающий ритм молотков, забивающих гвозди, и не сразу заметил, что Эразмус оценивающе смотрит на него, сдвинув очки с фиолетовыми стеклами на кончик носа.

– Должен сказать, Демарко, вы постоянно поворачиваетесь то одной стороной, то другой, будто подброшенная монетка, – сказал распорядитель. – Если вы так хотите выгнать Каллию, зачем было одобрять ее кандидатуру на прослушивании?

– Она впечатляющая артистка. Даже я не могу этого отрицать. – Даже слишком впечатляющая, хотя признавать это ему не хотелось. – Но если во время ее выступления – или выступления любого из ее соперников, если на то пошло, – случится что-то, с чем мы не сможем справиться, я пожалею о том, что внес свою лепту.

Его мысли окутала черная туча, заставляя умолкнуть.

Разбитое зеркало.

Его крики.

Впервые за долгое время он позволил себе окунуться во мрак воспоминаний, пронзавших его, точно нож. Справившись с собой, он снова посмотрел на Эразмуса, который настороженно наблюдал за ним.

– Занимаясь сценической магией, мы осознаем, что она таит в себе опасности, и принимаем неизбежный риск, который влечет за собой такая жизнь. – Распорядитель посторонился, чтобы пропустить рабочих, заносивших в зал доски из красного дерева. – Наибольшую опасность таит в себе то, что происходит за сценой, когда мы пытаемся задушить чужой потенциал. Когда задуваем свечу до того, как публика успевает увидеть ее свет. Этот город и так слишком долго страдал во тьме, вам так не ка- жется?

Дэрона окатило волной жгучего стыда. Эва поколотила бы его по той же самой причине. Ее колючее осуждение чудилось ему с того самого мгновения, как он вошел в особняк Аласторов, намереваясь добиться исключения Каллии из «Феерии».

Этим утром Дэрон встал засветло и направился к старому особняку, надеясь застать Эразмуса или мэра Эйлина без свидетелей, но обнаружил в зале только одинокую фи- гуру.

Она сидела на одном из пыльных кресел в первом ряду спиной ко входу и смотрела на сцену с таким напряжением, будто стремилась прожечь доски взглядом. Она ничем не показала, что заметила его присутствие, хотя он не сомневался, что она услышала бы даже звук упавшей иголки на заднем ряду. Просто ей было все равно. Все ее внимание было сосредоточено на сцене, будто там разворачивалось представление, которое не видел никто, кроме нее.

Дэрон сам когда-то поступал точно так же. Рано утром садился возле сцены, представляя себя на месте зрителей и наслаждаясь спокойствием.

Даже когда в зал начали входить люди, она не сдвинулась с места. Дэрон тоже продолжал стоять в дверях, мешая строителям и трудовым волшебникам. Потом прибыли другие участники, которые начали зазывать его на разминку. Он только отмахнулся и остался на месте, с любопытством наблюдая за ней.

Дэрону самому было стыдно за то, как долго это продолжалось. Ведь это он тогда затеял спор, встретившись с ней в коридоре. Разумеется, свою роль сыграло выпитое вино и взвинченные после пожара нервы.

«Это не оправдание», – раздался у него в голове шепот Эвы.

Он бросил еще один взгляд на Каллию, обходившую зал. Несмотря на разбросанные у нее на пути доски, банки с краской и инструменты, она двигалась плавно и легко. Она была в брюках, заправленных в темно-красные сапожки, и длинный черный сюртук, чтобы не замерзнуть холодным утром. В этом наряде Каллия производила не меньшее впечатление, чем в облегающем платье, в котором явилась на ужин. Все напрягались при ее приближении, но без малейшего стеснения глазели на нее, когда она отворачивалась, будто на пламя, которое вот-вот распространится по всему залу.

– Уж вы-то могли бы ее и поддержать, – вдруг добавил Эразмус, будто подслушав мысли Дэрона. – По-моему, вы видите в ней то, что не имеет никакого значения для большинства судей. Возможно, ее история получит иное завершение.

Раскаяние, которое успело ненадолго проникнуть в голову Дэрона, мгновенно растворилось, уступая место холоду. И черному облаку воспоминаний.

Он весь превратился в лед.

– Очень жаль, что с вашей ассистенткой случилась такая беда. – Распорядитель сочувственно цокнул языком. – Вы так чудесно смотрелись вместе, и она была такая хорошенькая…

– Заткнитесь, Рейн, – прорычал Дэрон и отошел в сторону, чтобы окунуться в какофонию строительного грохота и криков, но вместо этого услышал женский смех, полны абсолютной уверенности в себе, хотя до представления оставалось всего несколько часов.

Настоящую предводительницу Цирка Триумфаторов звали Канари.

В честь алой канарейки, певчей птички, чей голос был намного глубже, чем можно ожидать от такого маленького существа. Рано утром Каллия велела помятому, сонному Ааросу, как только встанет, сразу же отправиться за циркачкой и привести ее в особняк Аласторов. В такое время он, наверное, согласился бы даже пройтись по городу голышом, лишь бы от него отстали.