Клетка (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 17

— Хватит! — со стоном выдыхает Нелли. — Я больше не могу-у-у-у, — взвывает. Потому что я мучаю нас. Она сжимает мои волосы, стискивает, то притягивает к себе, то в агонии пытается оттолкнуть, не выдерживая пытки. И, несмотря на то, что я сам на грани, мне чертовски нравится ее пытать. Мне нравится эта сладкая агония, я ментально кончаю и кайфую от ее стонов.

— Можешь. Покричи еще для меня. Еще немножечко, — продолжаю ее вылизывать, играя кончиком языка с клитором. И она кричит, так вкусно кричит, отзываясь во мне волнами жара.

На последнем ее срывающемся стоне довожу дело до конца, начиная трахать ее пальцами быстрее, чувствуя, как увлажняется сильнее, содрогаясь у меня в руках.

Отпускаю. Поднимаюсь на колени между ее ног, спускаю штаны, провожу рукой по давно болезненно пульсирующему члену под горячим, пьяным, невменяемым взглядом. Какая она красивая в этот момент. Я слепну и глохну от нее. Внутри меня взрываются сотни микрооргазмов.

Обхватываю ее бедра, дергаю на себя, упираясь членом в мокрые складки. Рывок – и я опять глубоко внутри. Нелли вскрикивает. Это было резко и жестко.

А я обещал аккуратно.

Черт...

Замираю. Наклоняюсь, ее руки обвивают мою шею, а ноги – торс. Мы сплетаемся. Ловлю ее губы, целуемся, медленно, лениво и одновременно жадно, лишая друг друга дыхания.

Делаю несколько плавных движений и снова останавливаюсь. Хотя хочется двигаться, хочется утонуть и захлебнуться в этой женщине. Но я намеренно торможу себя, растягивая ох*енный момент. И мы плавимся в этих чувствах. В запахе нашего секса, в несдержанных, рваных стонах, ощущениях мокрой кожи, жара, мурашек, дрожи.

— Денис! Двигайся! — требует она, не выдерживая. — Хватит ласки. Я хочу глубже, сильнее, быстрее, — кусает меня за губы, подаваясь бёдрами, требуя движений.

Усмехаюсь ей в губы. Хватаю ее руки, отрывая от себя, и прижимаю их к кровати, распиная под собой.

— Смотри мне в глаза! — требую я. Распахивает невменяемые глаза, тоже ухмыляется, намеренно стискивая мышцами лона мой член. Вынуждая меня шипеть от ощущений. — Скажи мне, как ты хочешь. Скажи еще, — опять делаю несколько плавных толчков и замираю.

— Я хочу... — задыхается, глотая воздух. — Сильнее! Прекрати меня жалеть! Хватит нежности! — пытается вырваться. Но я не опускаю. Делаю несколько грубых глубоких рывков и снова замираю. Хотя сам уже на грани оргазма.

— Так?

— Да-а-а-а, — выстанывает.

Всё. Срываюсь. Снова превращаясь в невменяемого зверя.

Поднимаюсь, обхватываю ее ноги, закидываю себе на плечи, целую ее икры, немного прикусывая.

— Денис! — почти рычит Нелли, расцарапывая мои бедра. Оставляя на мне очередные свои отметины.

— Тихо, моя пантера, — возбуждённо усмехаюсь я. Прогибаю ее сильнее, наклоняюсь и вхожу глубже, до предела. — Так?

На самом деле я понимаю, что хочет Нелли и как, но мне нравится ее дразнить.

— Да!

Вскрикивает, когда начинаю набирать темп, прижимая ее ноги к груди, вдалбливаясь до предела. Грубо, жёстко, не сбиваясь с ритма.

Ее ноги дрожат, голос срывается, сладкие, припухшие от моих поцелуев губы распахиваются, глаза закрываются. Последний вскрик – и мы улетаем вместе, почти одновременно. Я – остро, болезненно, а она – ярко и чертовски красиво.

Опускаю ее ноги, падаю сверху, прикусываю кожу на ее шее, ощущая, как пальчики Нелли уже нежно перебирают волосы на моем затылке. Я снова на мгновение умираю в ней.

Мне хочется сказать, что люблю. Парадоксально и нелогично, распирает от чувств и ощущений. Это неправильно, неуместно, не про нас... Но я хочу.

Молчу, стискивая челюсть, душа ее в своих объятьях.

Понимая, что придется отпустить… И все протестует внутри.

Денис

— Ты сказала, что Литвин тебя не отпустит? Почему? Объясни, — прошу мягко, но тело неконтролируемо напрягается.

Вечер, мы в этом самом чёртовом джакузи. Теперь вдвоем. Я лежу, откинувшись на специальную подушку в изголовье, Нелли на мне, между моих ног, прижатая к моей груди спиной. Мы просто лениво валяемся в горячей воде и смотрим на озеро. Меня распирает от умиротворения и кайфа, оттого что смог максимально близко прикоснуться к этой королеве. И одновременно пронзительно больно. Не надо объяснять, почему. Рано или поздно нам нужно будет вернуться. И окунуться в реальность. А она жестока. Там, за пределами этого рая, мы несвободны. Мне нечего предложить этой женщине взамен, кроме себя и своих чувств...

— Нет, — спокойно отвечает Нелли, накрывает мою ладонь на своей груди и играет моими пальцами. Приятно... Приятно дотянуться до богини и получить от нее внимание в ответ. — Не сегодня, не сейчас, — выдыхает она. — Давай не будем портить момент. Давай сегодня насладимся тем, что есть, пока мы наедине. Не хочу! Не хочу даже думать о том, что там за периметром, — капризно произносит она.

— Хорошо, мы вернемся к этому разговору завтра, — соглашаюсь я. Целую ее мокрое плечо, убираю волосы в сторону, прижимаюсь губами к ее родимому пятну за ухом. Да, я мечтал об этом.

Беру сигарету с бортика джакузи, прикуриваю, выпуская дым в небо, запрокидывая голову.

Она не задает мне вопросов о моей невесте. И это хорошо. Но, сука, плохо. Ее совсем это не волнует? Я только получил эту женщину и уже парадоксально хочу от нее много. Хочу того, на что не имею право.

— Ценность жизни не в вечности, а в моменте. И наш момент прекрасен, — лениво усмехается Нелли, водя пальцами по моим плечам, откидывает голову на мою грудь, хочет забрать у меня сигарету, но я не отдаю.

— Руки! — наигранно понижаю тон. Сам подношу к ее губам сигарету, позволяя затянуться из моих рук.

— Когда мне было тринадцать, — произносит Нелли, выдыхая дым, — я была страшненькой, — усмехается. — Такой гадкий утенок.

— Да ладно, не поверю, — снова даю ей затянуться, прикасаясь пальцами к ее губам.

— Правда. Я носила брекеты, была полненькой, круглолицей пышкой. Одевалась, как чопорная леди. Хоть одежда на мне и была брендовая, но настолько консервативная, что порой хотелось сжечь ее. До шестнадцати лет я не ходила ни в сад, ни в нормальную школу, как обычные дети. У меня были няньки, репетиторы. Домашнее обучение. Лучшие учителя сами приезжали домой. Я уже тогда знала три языка, школьную программу вперед и разбиралась в живописи. Мать таскалась с моими картинами, продавая их на домашних аукционах, чтобы показать всем, какая талантливая у них дочь. Так, мазня... — фыркает Нелли, снова затягиваясь сигаретой из моих рук.

Целует мои пальцы, ластится, словно игривая кошка. И меня несёт на этих волнах. Тушу сигарету в пепельнице. Обхватывая ее скулы, наклоняюсь, целую эти ласковые губы. Отпускаю, снова откидываясь. Мне хочется, да, снова... В этом джакузи посадить на себя сверху, дать ей власть. Но я уже затрахал ее. Мне жалко эти припухшие от моих поцелуев малиновые губы и уже воспаленную от грубых вторжений моего члена плоть. Пусть отдохнёт.

— И что там дальше? — спрашиваю я.

Мне интересно всё, что она говорит. Как открывается. Такие разговоры стирают границы между нами.

— Друзья семьи покупали мои картины за бешеные деньги. Склоняюсь к тому, что после покупки их отправляли в чулан. Это больше показные аукционы. Чтобы потом рассказывать, как их отпрыск был талантлив еще в юные годы. Славик у нас лепит из глины, Нелли рисует, Дианочка поет, а Светлана пишет стихи. Казалось, меня с детства готовили на выданье князю, — усмехается Нелли. — Я общалась только с детьми наших друзей, под постоянным присмотром. Считай, была изолирована от реального мира. И вот в тринадцать, когда отец начал заходить в политику, меня отправили учиться в простую школу. Ну не совсем простую – лицей с углубленным изучением языков, но всё же. Там были дети из разных семей. Социализироваться для меня было сложно. Я словно попала в другую вселенную. Но дочь начинающего политика должна была показать, что живет жизнью смертных и ходит в обычную школу, а не учится за границей. Такая вот пиар-компания. Меня не принимали там, как новенькую страшненькую девочку. Насмехались над моими строгими платьями и гольфами. В общем, игнорили, и я была сама по себе. Меня посадили за парту рядом с местным хулиганом-двоечником. Его звали Богдан, сын местного бандита. Учитель полагала, что я, как отличница, должна ему помочь в учебе. И я влюбилась в этого мальчика. Он был чем-то новым для меня, глотком свежего воздуха. Не лощеный сын друзей родителей, а эдакий плохой, дерзкий хулиган в кожаной куртке. Он курил за школой и буллил ботанов. Все девочки были в него влюблены. Меня он поначалу тоже игнорил и смотрел пренебрежительно. Но быстро понял свою выгоду, списывая у меня. На контрольных я писала свой вариант, а потом и его. Мы стали дружить. Точнее, мне казалось, что он со мной дружит. Я начала протестовать, распускать волосы, подкрашивать ресницы тайком от мамы, чтобы понравиться ему. Делала все его домашние задания и писала за него рефераты. Мне было так лестно, что он защищал меня, если кто-то пытался обидеть или высказать в мою сторону гадкую шутку… Так вот, в конце учебного года наш класс отмечал окончание учёбы, и родители организовали что-то типа вечеринки в местном кафе. Мама была против моего присутствия на этом мероприятии, но я закатила истерику. Я же не могла это пропустить. Там же был Богдан. Отец в то время уехал в какую-то поездку. В общем, я пошла. Не одна, конечно, ко мне приставили водителя, который ждал снаружи. Я хотела быть красивой, поэтому переоделась в туалете из строгого бежевого костюма в короткое блестящее платье и накрасила губы. Выглядела, конечно, нелепо, как сорока. Но мне казалось, что я прекрасна. Надо мной смеялись девочки, хихикая и обсуждая, а я думала, что они завидуют. Ведь со мной был рядом сам Богдан… Он пронес в кафе водку и подмешивал ее в сок и лимонад. Я на тот момент вообще никогда в жизни не пробовала алкоголь. Но я же смелая, мне хотелось показаться взрослой. И я пила всё, что наливал Богдан. Опьянела очень быстро. Девочке, не пробовавшей ничего, крепче кефира, много не надо. Начались танцы. Богдан пригласил меня. Голова кружилась, и я уже ничего не замечала. Ни его ухмылок, ни переглядываний с друзьями и подмигиваний, ни пошлых шуток и смешков. Богдан предложил подняться на крышу заведения, ибо там прекрасный вид на ночной город. Конечно, я пошла. Но на крыше оказались и его друзья, которые курили, ругались матом и пили пиво, уже не скрываясь. Конечно, меня это шокировало, но я не подавала виду. Я ведь взрослая и такая раскованная. После очередной порции алкоголя мне предложили сигарету. Я давилась дымом, кашляла, но курила из рук Богдана. Потом пошли откровенные пошлые разговоры, нас фотографировали, Богдан стал меня зажимать и пытаться поцеловать при всех. Мне стало плохо. Реально затошнило от алкоголя и сигарет, и вырвало прямо на этой крыше. Все смеялись. Но Богдан, как рыцарь, отвел меня в туалет, помогая прийти в себя, и даже сам лично посадил в машину и отправил домой… Мать мне устроила скандал за такой вид и поведение. Она, долго сокрушаясь, кричала и пила успокоительные. Мне не было стыдно, ведь я влюбилась в плохого мальчика и чувствовала себя бунтаркой. Просила только не рассказывать отцу. Она не рассказала, проводя со мной долгие беседы о моем моральном недостойном поведении. Но отец очень быстро обо всем узнал. Ему предоставили фотографии, как я, растрёпанная, со смазанной помадой, пью, курю и целуюсь с мальчиком. А потом видео, как блюю в туалете. Я тогда не заметила, как это всё снимали и смеялись за кадром. Выложил фото моему отцу отец Богдана, шантажируя его. Отец тогда впервые меня ударил по лицу. Вот так гадко закончилась моя первая любовь. Первое разочарование и горькое послевкусие. Первый урок о том, что мир и люди вокруг не такие прекрасные, и миром правят алчность, фальшь и грязь. Ничего настоящего и искреннего нет. Лучше жить расчетливо и цинично. Конечно, меня забрали из школы и отправили учиться заграницу... И мне казалось, что жить в своем мире, в своей клетке, куда безопаснее, чем на свободе, — выдыхает Нелли.