Не было бы счастья - Лагутина Елена - Страница 32

— Да, она была синяя… кажется. И вроде бы «Москвич», но я не приглядывалась, понимаете? Сначала мне ни к чему было ее рассматривать, а потом не до того было.

— Про номер вас спрашивать бесполезно, правильно я понимаю? — вздохнул он.

— Правильно. А зато я его в лицо узнаю! — встрепенулась Лариса. — В любой одежде!

— Эт-то хорошо… — протянул милиционер. — Давайте его лицо опишем.

Но как бы плохо она себя ни чувствовала во время этого разговора, когда он закончился и милиционер с подписанным протоколом удалился, оставив ее в покое, стало еще хуже. Потому что теперь оставалось только ожидание.

Наконец в коридор вышел молодой парень в такой же голубой робе, как та девушка, что не пустила ее в операционную. Марлевая маска болталось у него на шее. Он с веселой улыбкой оглядел пустой коридор и громко спросил в пространство:

— Кто тут с раненым прибыл?

— Я! — Лариса вскочила было, но коленки подогнулись, и она снова рухнула на диванчик. Повторила шепотом; — Я?

— Ну что вы так волнуетесь? — Врач, слегка подволакивая ноги, подошел, сел рядом. — Все с вашим супругом будет нормально. Операцию мы сделали, обе пули вытащили. Можно было бы даже местным наркозом обойтись, но одна не очень удобно засела, поэтому дали общий, так что он сейчас спит. Пули, слава Боту, простые, без затей, так что повреждения получились минимальные. И кровопотеря не такая уж большая, тут вы уже «скорую» благодарите, хорошо ребята сработали.

Лариса, не сводя с него взгляда, быстро закивала, прижав руки к груди:

— А я смогу увидеть…

— Сможете, сейчас его мимо повезут, в реанимацию… Да что с вами, это послеоперационная палата так называется! Там аппаратура, чтобы следить за состоянием… Вы что, последние сто лет в больницах не бывали?

— Да как-то… не приходилось, — слабо ответила она. Двери в операционную распахнулись, показалась каталка. Ярослав, укрытый по подбородок простыней, лежал с закрытыми глазами, бледный и страшно далекий. Лариса рванулась было к нему, но тяжелая рука доктора, упавшая на плечо, пригвоздила ее к дивану.

— Отсюда смотрите, — строго сказал он. — А то знаю я… начнете сейчас у него на груди рыдать. Только инфекция от этих переживаний. Посмотрите и успокойтесь, он прекрасно выглядит.

После того как Ярослава увезли, Лариса выслушала еще одну порцию успокаивающих заверений врача и начала проситься подежурить в реанимации. Ей отказали, вежливо, но твердо. Объяснили, что сложнейшие приборы, являющиеся вершиной медицинской техники, будут следить за состоянием раненого гораздо тщательнее и продуктивнее, чем неграмотная («Вы же к медицине отношения, как я понял, не вместе?») женщина. И в коридоре ночевать никакого смысла нет. Чего себя на диванчике мучить, если можно спокойно выспаться дома и завтра к семи, пожалуйста, в больницу. Возможно, даже можно будет супруга увидеть, а если после обхода его переведут в обычную палату, то и поговорить. Только халатик белый не забудьте и сменную обувь, естественно…

Наконец объединенными усилиями врач и медсестра вытолкали ее на улицу. Лариса медленно шла, ежась от прохладного вечернего ветерка. Теперь надо было решить, что и в какой последовательности делать.

Прежде всего надо по крайней мере на ближайшие пару дней отменить занятия… Ох, как нехорошо, до экзаменов всего ничего осталось! Ладно, с учениками она разберется. В конце концов, кто весь год учился, тот уже готов, а кто бездельничал, тому неделя занятий не поможет. Хорошо, что Наташка взяла Людмилу под свою опеку, не до ее проблем сейчас. И какими они кажутся мелкими по сравнению с настоящей опасностью навсегда потерять Ярослава. Ха, вот и ответ — возвращаться Люське к мужу или разводиться. Пусть представит себе, что это Володька лежит сейчас простреленный в реанимации и что она при этом почувствует. И вывод сделает исходя из этих своих чувств. Ладно, это все не самое главное. Главное — это отец Ярослава. Может, если не говорить ему, он ничего не заметит? Ерунда, Славка звонит или забегает к нему каждый день. И потом, не та ситуация, когда можно в дурацкие прятки играть, Германа Александровича все это касается не меньше, чем ее. По крайней мере он действительно отец, а она, хоть и откликалась в больнице на «супругу», на самом-то деле никто.

Значит, надо сейчас ехать к нему. Лариса посмотрела на часы, не слишком ли поздно, и удивилась — еще и одиннадцати нет! А казалось, столько времени прошло, что должна быть глубокая ночь.

До места она добралась довольно быстро и без проблем. Перед дверью помедлила, снова посмотрела на часы. Не совсем приличный час, чтобы вламываться к пожилому человеку. Впрочем, она не со светским визитом пришла. Подумав так, Лариса решительно нажала кнопку звонка.

— Ларочка? — Герман Александрович, в шлепанцах и домашнем халате, из-под которого видны были голые ноги, удивленно смотрел на нес. — А где Слава? Что… Впрочем, что же это я, вы заходите! — Он отступил в глубь коридора. — Надеюсь, вы не поссорились?

— Нет. — Не поднимая глаз, Лариса скользнула мимо него в комнату. — Дело совсем не в этом.

Надо сказать, что Ярослав в больнице, вот только как это сделать? Как, какими словами сказать отцу, что в его сына сегодня стреляли?

— Все-таки что-то случилось, — встревожился Герман Александрович. — Ларочка, да вы садитесь! Куда же подевался Ярослав? Господи, да вы просто на себя не похожи!

— С ним все в порядке! — Голос прозвучал слишком звонко. Нет, срочно надо брать себя в руки, сейчас не время устраивать истерику. Она села в глубокое кресло, сложила руки на коленях. — Сейчас уже все хорошо.

— А было плохо? — Не сводя с нее внимательного взгляда, Герман Александрович присел на диван, стоящий напротив.

— Да, — коротко ответила Лариса. — В общем, он в больнице…

— Аппендицит! Я так и знал! У него же хронический, я сколько раз говорил…

— Герман Александрович! — остановила его она. — Это не аппендицит. В Славу стреляли.

— Что? Этого не может… Я не понимаю… как это стреляли? Кто? Зачем? Он же не банкир какой-нибудь… Подождите, он что, ранен? Я сейчас! — Он вскочил и кинулся к шкафу.

С трудом Лариса убедила его, что ехать сейчас в больницу бессмысленно. Он потребовал, чтобы она дословно повторила ему все, что сказал врач, подумал немного и снова сел на диван.

— Значит, в семь часов. Ну ладно, в реанимацию действительно не пускают.

— Они халат велели захватить, — пожаловалась Лариса, — белый, и тапочки. Тапочки ладно, а откуда у меня халат возьмется?

— Не проблема, — отмахнулся Герман Александрович, — у нас есть. Лариса, я думаю вам нет никакого смысла сегодня домой возвращаться. Переночуйте здесь, а? И мне не так тяжело будет… А завтра утром вместе в больницу поедем.

— Спасибо. — Она сморгнула слезинку. — На самом деле я сама хотела попросить разрешения… Так страшно было бы сейчас одной дома.

— Тем более остаетесь. Вы, наверное, с голоду умираете, сейчас я что-нибудь придумаю!

— Не знаю, — с сомнением сказала Лариса. — Поздно уже.

— А когда вы последний раз ели? Нет уж, для чашки чаю с бутербродом никогда не поздно! Иначе начнется самопереваривание, и голова будет болеть весь день.

— Ладно. — Она улыбнулась. Действительно, вдвоем было намного легче. — Только мне умыться надо и позвонить, можно?

— О чем речь! Телефон здесь, ванная там, осваивайтесь! А я пошел делать бутерброды.

Лариса снова посмотрела на часы. Поздно. Впрочем, Зойке еще можно позвонить, она наверняка сейчас телевизор смотрит, любительница ночных каналов. Сняла трубку, набрала номер. Длинный гудок, второй…

— Я слушаю?

Ну да, у нее же телефон рядом с диваном стоит, только руку протянуть.

— Зоинька? Прости, ради Бога, я не слишком поздно?

— Для меня нет, а вот для тебя… Что-то случилось?

— Ой, случилось! Но это не телефонный разговор. Зоинька, солнышко, меня завтра не будет, отработай за меня, а?

— А что там?