Физрук-8: назад в СССР (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 15

— Времени на — что? — решил уточнить я.

— На — все! На обретение силы, которую мы можем направить на спасение страны.

— Ты имеешь в виду — СССР?

— Нет, конечно, Россию… Для меня, потомственного дворянина, Советский Союз — химера. Злокачественное образование на теле России, которое, к счастью, отвалится само собою.

— С этим можно поспорить.

— Можно, — не стал отрицать он, — но нет времени на споры. Думаешь, меня интересует политический строй? Да нисколько! На своем веку я повидал всякое — монархию, военный коммунизм, диктатуру, хрущевскую оттепель и теперь вот — брежневский зрелый социализм. У каждого способа правления есть свои сильные и слабые стороны. Западная демократия, которой грезят наши диссиденты, вгонит русский народ в нищету и разбой. Так что меня не интересует власть, в том числе и личная.

— Чего же ты хочешь? — спросил я. — Каким образом собираешься спасать Россию?

— Я хочу дать ей силу. Опыт истории показывает, что только она может сохранить нашу Родину. Всякий раз, когда Россия ослабевала, на нее набрасывались, словно волки на лося, как западные, так и восточные соседи, и начинали рвать в клочья. Сейчас у СССР есть ядерное оружие и средства его доставки — это сила, но общее умонастроение народа, поддерживаемое как официальной пропагандой, так и интеллигенцией — стремление к миру и всеобщему разоружению. Почему-то никто не думает о том, что западные демократии, для того, чтобы обессилить Россию, сделают вид, что согласны разоружиться, а сами, наоборот, будут только наращивать свою экономическую, технологическую и военную мощь.

— Так и будет, — брякнул я.

Он внимательно посмотрел на меня и кивнул.

— Вот и я об этом. И, боюсь, что в эпоху Большого Распада именно на это и пойдут новые власти страны, кем бы они себя ни называли. Разочарование в Западе будет мучительным и ликвидировать последствия своей доверчивости россиянам придется тяжело и долго. Поэтому я хочу создать здесь, в провинциальном Литейске, ядро невиданной мощи. Именно оно позволит нашей Родине совершить прорыв в новое качество.

— К иному технологическому укладу, — подсказал я.

— Да, но не только! — подхватил Граф. — Одной технологии мало, если останется культурная и политическая зависимость. А ведь мы, сами того не подозревая, именно в этом очень зависимы от так называемых развитых стран. Не только мода и культура, но и сам образ нашего мышления, начиная с Петровских времен, ориентированы на Европу, а затем и на Америку. Изменить это очень непросто, а рабски следовать — губительно. На нашу церковь я не надеюсь. Она еще в дореволюционные времена показала свою слабость, да простит меня Господь. Не говоря уже о том, что несколько поколений воспитаны в атеистическом духе. Боги современного россиянина — культура и наука. Следовательно, нужно явить ему новые образцы и того и другого. Особенно — это касается культуры. Новая русская культура не должна конфликтовать со старой, она должна дополнять ее, сделав более привлекательной, по сравнению с той, что демонстрирует сейчас Запад.

— И все это ты хочешь взвалить на моих пацанов?

— Почему — взвалить? Помочь прорасти естественному дару каждого из них на благо Отечества!

— Если вы, Евграф Евграфович, закончили, — заговорил я, нарочно перейдя на «вы», — я хотел бы высказать свою точку зрения.

— Да, разумеется.

— Красиво говорили… Я даже заслушался… И знаете, в том, что касается оценки судьбы страны, я в основном согласен. Нюансы не в счет… А с чем я категорически не согласен, так это с тем, чтобы видеть в моих пацанах этаких спасителей России, человечества, да хоть — всей Галактики! У них должна быть своя жизнь, работа, увлечения, жены, дети…

— Да кто же с этим спорит⁈

— Это я так, уточняю, на всякий случай, — продолжал я. — Не позволю превращать этих мальчишек в орудия. Они имеют права на выбор, чем им заниматься, когда и где… В то же время, совсем пустить их судьбы на самотек нельзя. Вы правы, времена наступят лихие и произойдет это уже в конце текущего десятилетия… Как видите, я тоже с вами откровенен… Коротко говоря, я с вами ровно до тех пор, пока мои пацаны сохраняют за собой все права человеческой личности. Если вы хотите добиться своей цели с их помощью, то только при совершенно сознательном или как вы сказали — осмысленном — их участии. Вот мои условия.

— Согласен! — ответил он.

— Отлично! А пока отдыхайте и выздоравливайте. Нам нужно будет еще о многом поговорить, принять важные решения и приступить к их реализации. Времени действительно очень мало. А что касается Стропилина-Жихарева, предоставьте его мне. Я разберусь!

— Только будьте предельно осторожны.

— Буду! Кстати, спасибо за спецудостоверение!

— Уже приходилось использовать?

— Приходилось!

— Хорошая ксива, надежная, — проговорил Граф. — У меня было два экземпляра, нужно было только вписать данные и вклеить фотографию обладателя. Один я заполнил на себя, ну а второй — на тебя. Так что нас таких двое в Союзе.

— Благодарю… Я пошел.

— Возьми мою машину. Оставишь у себя во дворе. Стеша ее потом заберет. Кстати, она же будет нашей связной. Позывной «Русалочка».

— Не боишься, что я отобью ее у тебя?

— Нет.

— Ну ладно, я пошутил. Пока!

И я вышел из номера, тут же наткнувшись на Русалочку.

— Ну что же вы так долго! — накинулась она на меня. — Ему же нельзя сейчас так много разговаривать!

— Ничего, он еще всех нас переживет.

Покинув главный корпус пансионата, я сел за руль «Жигуленка» и поехал в город. Встреча в кабаке с Коленкиным, препирательство с Лжестропилиным, а главное — поездка с Третьяковским в «Загородный» и разговор с ним заняли не только весь вечер, но и всю ночь. Когда я буду спать, совершенно непонятно. Светало. С окружающих шоссе заболоченных низменностей поднялся туман. Его расплывчатые языки переползали через дорожное полотно. Пришлось сбросить скорость и удвоить внимание.

Может, потому я и заметил фигуры людей, стоящих у одного их телеграфных столбов, вереница которых тянулись вдоль шоссе. Я притормозил, хотя они и не «голосовали». Худой, длинный, одетый во все черное взрослый и двое подростков. Туман сгустился и лицо «черного» словно скрылось в облаке. Да я и не стал его разглядывать, потому что все мое внимание было приковано к подросткам. Это был мальчишка в резиновых сапогах, болониевой куртке и лыжной шапке, такие мы в детстве называли «пидорками», и девочка, тоже — в резиновых сапожках, сером коротком пальтишке и вязанной шапочке с помпончиком. Можно было подумать, что это папаша с двумя детьми дожидается попутки, если бы… Я опрометью выскочил из машины.

— Володька, что ты здесь делаешь⁈ — крикнул я, потому мальчишка оказался моим брательником. — Кто это с тобой? Немедленно иди в машину!

Борисов не тронулся с места.

— Эй, мужик! — обратился я к неизвестному. — Какого хрена ты притащил сюда детей⁈

Мужик промолчал. Глухой он что ли⁈ Я протянул руку, чтобы встряхнуть его за плечо, но пальцы мои прошли сквозь туман, а черная фигура расплылась, будто клуб дыма. Видимо, мне померещилась в утреннем полумраке и никакого мужика не было.

— Володька, бери подружку и марш в машину!

— Ничего страшного, Таня, — как ни в чем не бывало произнес брательник. — Это мой двоюродный брат.

— Не знала, что у тебя есть брат, — в том же спокойно-равнодушном тоне откликнулась соплячка.

— И я не знал, — последовал ответ. — Он недавно объявился.

Они разговаривали так, как будто меня здесь не было. Я почувствовал острое, не педагогическое желание надрать обоим уши.

— Так, детишки, или вы сейчас садитесь в машину добровольно или я вас затолкаю в багажник!

— Мы туда не поместимся, Саша, — снизошел до меня Борисов. — Там лежит канистра, запаска и прочие автомобильные принадлежности.

— Откуда ты это знаешь?

— Посмотри сам.

— Если это не так — надеру уши!

Володька пожал плечами. Я обогнул «Жигули», открыл багажник и в свете зарождающегося утра увидел, что братишка прав. Впрочем, нетрудно догадаться, что обычно валяется в автомобильном багажнике. Володька меня просто дурачит. Когда я поднял голову и захлопнул крышку, никого рядом с машиной уже не было. Сердце у меня ёкнуло, но рванув дверцу на себя, я увидел, что оба ночных гуляки сидят на заднем сиденье.