Война Поппи (ЛП) - Ловелл Л. п. - Страница 31

— Правда? Ты сидел здесь и спаивал его, потому что это кажется хорошей идеей?

Киан пожимает плечами.

— Боже, ты идиот, — бормочу я. — Просто убирайся отсюда. Иди, черт возьми, засунь свой член в какую-нибудь девчонку в пабе или еще куда-нибудь.

Брэндон смеется, пытаясь сесть, и смотрит на Киана.

— Смотри, не дай ей одурачить тебя, у нее такой грязный рот, — он хватается за промежность. — Делает мой член твердым.

Киан фыркает, но быстро опускает голову, чтобы скрыть это. Боже, это словно иметь дело с шестнадцатилетними мальчишками.

Я сжимаю челюсть.

— Ты… нет слов, — я делаю несколько шагов в сторону Кияна, кладу руки ему на плечи и разворачиваю его в сторону выхода, прежде чем взять оставшееся пиво и всучить ему в руки. — Иди.

— Эй, эй! У него бой через восемь часов, можешь попробовать и, — хихикает Киан, — немного протрезвить его.

— Вон отсюда. Он не дерется.

— О, черт возьми, это не так. Он пропустил свой бой прошлой ночью, Ларри выкрутит ему яйца, если он снова не появится.

Мое лицо горит, ноздри раздуваются, и я приподнимаюсь на цыпочках, приближаясь к лицу Киана.

— Передай Ларри, если он снова вздумает, что Брэндон дерется, я сама врежу ему по яйцам.

Киан изгибает бровь, криво усмехаясь.

— В тебе есть запал, не так ли?

Я толкаю его, и он, спотыкаясь, идет к двери.

— Хорошо, тогда увидимся позже, Брэндон, — и Киан покидает квартиру.

Когда я оборачиваюсь, Брэндон пытается снять футболку через голову, но безуспешно.

— Боже, ты иногда ведешь себя как ребенок, — цежу я, наклоняясь и стягивая ее через голову.

— Спасибо.

— Посмотри на меня, — его подбородок опускается, и я хватаю его, поднимая голову. — Брэндон, посмотри на меня. Какого черта ты делаешь? Почему ты пьян? Я имею в виду, ты всегда так напиваешься, но это… — я отпускаю его подбородок. Его лицо наклоняется вперед, и он смеется.

— Ты ушла, Опоссум, — невнятно произносит он.

— Я пошла к Хоуп. Я не уходила.

— Оставила меня, — бормочет он, не поднимая головы.

Вздохнув, я плюхаюсь на диван рядом с ним и прочесываю пальцами его волосы. Он смотрит сквозь ресницы, и я замечаю, что его скула распухла и покрыта синяками.

— Так, если ты не дрался, то почему у тебя вся щека расцарапана?

Он протягивает руку и проводит рукой по своему лицу.

— Моя щека?

— Ты меня утомляешь.

— Я могу вымотать тебя по-настоящему, если хочешь, — он улыбается, хотя едва может открыть глаза.

Я смотрю на него сверху вниз, борясь со смехом и с этим маленьким желанием позволить ему измотать меня.

— Правда? Вау, какой ты романтичный.

Он поднимает руку, пытаясь погладить меня по волосам, но вместо этого неловко гладит по щеке.

— Прости, — выпаливает он.

— Ага. — И сколько раз я буду это слышать? Это то, на что я себя настраиваю — извинения всю жизнь. Постоянный вихрь эмоций, и хотя я знаю, что это никоим образом нельзя назвать идеальным положением вещей, я жажду этого. Я просто хочу сделать нас обоих лучше. Вот и все.

— Ты не можешь вытворять такие вещи, Брэндон, — говорю я. — Ты должен лучше заботиться о себе.

Он качает головой.

— Прости, что трахнул тебя.

Пара ударов сердца, и я прикусываю губу. Не могу смотреть на него сейчас. Он сожалеет об этом, а я жажду этого, и что за хрень творится между нами? Вот почему вы не можете пересечь черту, потому что кто-то из вас воспримет это как нечто большее. Кто-то пострадает. Дважды я совершала с ним эту ошибку.

— Теперь ты меня ненавидишь, — бормочет он. — Пожалуйста, не ненавидь меня. Просто забудь, что это произошло. И мы снова сможем быть Брэндоном и Опоссумом, — он кивает сам себе. — Брэндон и Опоссум, — он морщит брови и выглядит таким искренне огорченным, что мне хочется разгладить глубокие морщины на его лбу.

Часть меня хочет сказать ему, что я забуду произошедшее, но это было бы ложью. Прямо сейчас я все еще чувствую все, что произошло.

— Я не ненавижу тебя, — шепчу я. — И мы всегда будем Брэндоном и Опоссумом. Этого ничто не изменит.

Проблеск улыбки касается его губ, но быстро исчезает, его глаза становятся отстраненными.

— Он возненавидел бы меня.

— Блин, — я чувствую, как сжимается моя грудь. Мое давление поднимается не от гнева, а от того, насколько жалкими мы оба на самом деле являемся. — Прекрати. Просто прекрати. Он ушел, Брэндон. Он. Ушел. Ушел. И если бы он был жив, нас бы здесь не было, но мы здесь. Что, черт возьми, мы должны делать с этим сейчас? Это? Просто… остановись, — я выдыхаю и опускаю подбородок на грудь. — Просто прекрати это!

— Знаешь, что он взял с меня обещание присматривать за тобой? Мы сидели в этой дерьмовой хижине посреди гребаной пустыни. Там была коза. И пули, много гребаных пуль, — он чертит пальцами круги на моей руке. — Эта коза была чертовски крута.

— Коза… — я качаю головой. — В своем письме он просил меня присматривать за тобой. Итак, вот мы и присматриваем друг за другом, — я провожу кончиками пальцев по линии его подбородка, его щетина щекочет мои пальцы.

Брэндон фыркает от смеха.

— Конечно. И именно поэтому Коннор всегда был чертовски достоин тебя.

Достоин меня… Я прищуриваюсь, встречаясь с его взглядом.

— Не говори таких вещей.

— Хорошо, — его пальцы крепко стискивают мою блузку. — Пожалуйста, не оставляй меня.

Я наклоняюсь лицом к его лицу.

— Я не оставлю тебя, — и я так сильно хочу поцеловать его, что ловлю себя на том, как закрываю глаза. Я делаю вдох, борясь с собой. — Друзья, несмотря ни на что, помнишь? Я обещала.

— Я не хочу быть просто твоим другом, — шепчет он, проводя пальцем по моей нижней губе. — И я чувствую себя гребаным придурком из-за этого.

Мое сердце бешено бьется в груди, и я понимаю, что улыбаюсь. Часть меня хочет сказать ему, что я не просто его друг… что я не знаю, были ли мы когда-нибудь действительно просто друзьями, но этот разговор должен состояться, когда он будет трезв — когда бы, черт возьми, это ни случилось. Брэндон может и развалина, но он моя развалина.

— Возможно, это не выбор. Это выживание.

И это действительно так. Действительно так.

Глава

26

Брэндон

“No One Will Ever Replace Us” — Courteeners

Я просыпаюсь и начинаю рычать от солнечного света, который бьет прямо по глазам, раздражая сетчатку. У меня раскалывается голова, а во рту стоит такой привкус, будто что-то туда забралось и погибло. Я закрываю глаза рукой, чтобы заслонить свет. Ощущаю рядом движение на кровати и упираюсь взглядом в Поппи. Она лежит спиной ко мне, а ее темные волосы рассыпались по подушке.

Вздохнув, провожу руками по лицу. Я не могу вспомнить ни хрена, кроме того факта, что она не пришла домой позавчера, и я начал пить. Что бы ни происходило между нами, это чертовски опасно для меня, потому что важно. Я выползаю из постели, иду в ванную и спотыкаюсь в душе. Такое ощущение, что в моей голове поселился марширующий оркестр, и, несмотря на то что в голове проносятся тысячи мыслей, думать больно.

К тому времени как я выхожу из душа, Поппи уже нет в спальне. Я надеваю рубашку вместе с парой спортивных штанов и морально готовлю себя, прежде чем отправиться на кухню. Она поворачивается ко мне лицом, как только я вхожу, и ее глаза встречаются с моими. Мое сердце болезненно сжимается в груди, и мне хочется пнуть себя за это.

— Эй, — бормочу я.

— Как твоя голова? — она ухмыляется.

— Бывало и лучше.

Поппи наливает чашку кофе, затем открывает шкафчик, берет бутылку виски и делает глоток. Улыбаясь, она передает ее мне.

— Как ты это называешь? — спрашивает она. — Собачья шерсть или что-то в этом роде?

Я фыркаю.

— И ты называешь себя чертовой ирландкой, женщина? — я беру кружку и делаю глоток горячей жидкости.

Низкий смех срывается с ее губ.

— Но я не ирландка, Брэндон… помнишь?

— О, я знаю, — ухмыляюсь я. — Полукровка.