Начальник милиции 2 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 17

— Погоди! — встал с кресла дежурный и, снимая массивную связку ключей с вбитого в стену гвоздя, шагнул к двери. — Пойдем вместе его отведем. Я же один. Тут и камеру отпереть, и за ним еще смотреть.

— Пошли.

Мы вышли из дежурной части и тут же свернули в темный закуток, который уходил ступеньками вниз, в преисподнюю. КПЗ у нас находился в подвале под кабинетами.

Протопав по щербатым ступенькам на глубину примерно три метра, мы уперлись в массивную крашеную сотней слоев серой краски железную дверь. За много лет присохшая краска сама уже стала, как броня, отчего дверь казалась еще крепче, еще неприступней.

Михаил отпер замок, который блокировал засов. Все правильно — по-тюремному сделано, запирается дверь на усиленный засов, а не просто на язычок замка.

Петли скрежетнули, дверь распахнулась, и мы оказались в мрачном тускло освещенном помещении. Коридор, что каменный мешок, по левую руку камеры, по правую — бытовка для постового, комната для допросов, туалет.

Воняет парашей, потом и подземельем. Знакомые запахи. Даже мурашки по коже, неприятные воспоминания вдруг нахлынули. Но теперь мне не туда, и никто мне не скажет встать мордой в стену. Теперь я по другую сторону «баррикад».

В коридорчике терся одинокий постовой, его задачей было следить за арестованными и задержанными через смотровые окошки в дверях камер, не допускать беспорядков и суицида. Для административников (в народе — суточников) была отдельная единственная камера. Она вмещала человек восемь. Но при необходимости можно было и десяток туда набить. Для арестованных и задержанных по уголовным делам имелось три камеры, вместимость каждой — человека четыре, но, как правило, такой контингент рассаживали отдельно по камерам. Редко когда четверо набиралось в одной. Подельников разделяли, разделяли и тех, кто в первый раз, ограничивая их общение с матерыми рецидивистами.

— К административникам его? — спросил Миха.

Я поразмыслил. Нет, такое не годится. Там сидят еще те два гаврика, что на меня покушались в гараже. Негоже, чтобы они с заказчиком пересекались.

— Слушай, а давай его в отдельную камеру засунем. — предложил я дежурному, как бы и не слишком настаивая. — Есть же свободная, я смотрю.

— А давай, мне без разницы, — пожал плечами Баночкин.

Он отпер камеру, и я тоже туда заглянул, будто хотел проверить, надежная ли она. Нет ли там подкопа, как в замке Иф.

Зашел и наткнулся на еще больший полумрак, едва подсвечиваемый лампочкой из коридора. Современные ИВС по сравнению с советскими казематами — просто курорты.

В углу вонючий оцинкованный бачок с крышкой — «параша». Вместо окон горизонтальные узкие «бойницы» на стене под потолком, забранные чуть ли не наглухо чугунной решёткой в мелкую ячейку — такой подход к конструкции меня вполне удовлетворил, он напрочь исключал возможность побега. В такие оконца и голова-то толком не пролезет, не то что остальной зэк. Даже если выпилить решетку — разве что духоты меньше будет.

Я осмотрел дверь. Железная, из «паравозной» стали, крепкая и несгибаемая, как сейчас коммунистическая партия. Запирается и на засов, и на ключ, все по тюремному фэншую. Остальное стандартно — глазок с откидной крышкой, окошко-кормушка. Через нее даже гном не протиснется.

— Ну что, Морозов? — вопросительно уставился на меня дежурный. — Выходишь? Там это самое… Никого нет в дежурке. Надо поторопиться.

— Думаешь, что-то своруют у тебя?

— Нет, конечно, но начальник орать будет. Никого нет, ядрёна сивуха! Всё такое. А что я сделаю, если у меня помощника нет, а по приказу положен.

— Все, Миха, выхожу, — удовлетворившись осмотром камеры, кивнул я и шагнул в коридор. — А ты заходи. Располагайся.

Я втолкнул Интеллигента в камеру, он брезгливо поморщился и остался стоять посредине, не решаясь сесть на дощатый настил у стены (кровать, сиденье и стол для приема пищи в одном флаконе). Вся поверхность настила испещрена надписями, царапинами, рисунками, датами.

А я про себя отметил, что Интеллигент немного ошарашен обстановочкой. Странно… Неужели не отбывал? С его-то профессией? Первоходку корчит.

Миха замкнул камеру, а я нагнал жути постовому молодому сержантику.

— Следи в оба, это опасный рецидивист, — потом повернулся к Баночкину и спросил: — Ключи от камеры у кого? У тебя?

— Только у меня, — кивнул тот, а потом, скосив взгляд на постового, тихо добавил. — По сути, Грищенко здесь тоже узник. Я его запираю вместе со всеми… Чтобы казусов не было, это самое… Прихожу на шмон и кормежку. И смену наряда провожу.

— А еду где берете?

— Да тут в столовке соседней готовят. Кстати, неплохие харчи, я, бывает, сам не гнушаюсь перекусить государственным. Там нам с запасом привозят.

— Хорошо, что ключи только у тебя, казусы нам не нужны, ага, — удовлетворенно хмыкнул я, а про себя подумал. что КПЗ — самое надежное место в Зарыбинске, где можно спокойно «помариновать» Интеллигента. Ночку посидит и сразу сговорчивее станет.

Мы вышли из преисподней на белый свет. Я вдохнул поглубже. Побыл внизу несколько минут, а уже так по свободе соскучился. Из ментов в советские времена работать в КПЗ особо никто не горел желанием. Вроде, и бумаг мало, и в тепле, и ногами не надо протоколы натаптывать и за жуликами бегать, вот они, здесь, под присмотром. Но обстановочка еще та… Да и общение с тубиками и чесоточными никто не отменял. Смену отработал, считай, что маленький срок отбыл. Помнится когда сам попадал в ИВС, мой сосед по камере кому-то из постовых хвастался, мол, мы-то выйдем, а вы останетесь…

Все! Теперь домой, в душ и в кино! Надо торопиться, а то табор в небо без меня уйдет!..

— Привет! — помахала мне Ася из толпы. — Саша, мы здесь!

Я подошел к кинотеатру. Несмотря на будний день и рабочее время, народу собралось немало. Это был единственный кинотеатр на весь город. Как и положено советским кинотеатрам, он впечатлял своей монументальностью, величием колонн с лепниной и прочими ампирными штучками. Нет, конечно, ему далеко до московских и ленинградских собратьев. Всё, как потом принято будет говорить, на минималках. Но по сравнению, например, со зданием исполкома, трестов, комбинатов и прочих столовых (уже не говорю о ГОВД) кинотеатр «Родина» снаружи смотрелся очень респектабельно.

Я подошел к девушкам:

— Привет!

— Привет, — отозвалась Алёна сразу.

— А мы раньше пришли, — светилась Ася, будто это было великим достижением.

— Сорри, девочки, что заставил вас ждать, на работе неотложные дела были, но теперь я весь ваш.

Девочки повели глазками, немножко удивилсь слэнгу, но деликатно промолчали. «Сорри» и подобные словечки родом из буржуйского словаря англицкого в это время лишь в кругах фарцы-хипарей-мгимошников в ходу. А в Зарбинске о них и не слыхивали. Простой советский человек скорее сказал бы «пардон», позаимствовав красивое словечко из французского, такие повсеместно ходили по Союзу, ведь популярность французского кинематографа и экранизаций Дюма в СССР бешенная. Но я решил сказать, как сказал. Этакий намек, что в кино с ними идет не простой мент-летёха, а человек «в теме».

Я подхватил их под руки и потянул ко входу. Поймал себя на мысли, что мне доставляет огромное удовольствие вот так просто идти с ними бок о бок, с красавицами в модных платьишках и на каблучках. Снова я почувствовал себя этаким студентом.

Стали подниматься по ступенькам на широкое крыльцо. Там примостилась на перевернутом ящичке бабуля, торговавшая доморощенной и не только доморощенной флорой. Цветочки торчали из двух ведер.

— Молодой, человек, купите девушке цветы, — тянула она мне невзрачный букетик, приценившись по внешности к моим финансовым возможностям. — Недорого, рубль двадцать всего.

— Дайте мне вон тот, — ткнул я пальцем в наиболее презентабельный и красивый букет.

Вряд ли такой в огороде вырастить можно, скорее всего, предприимчивая бабуля не только свое толкает, но и перепродажей занимается. Не знаю, как обстоят дела в Москве, в Ленинграде и в крупных промышленных центрах, а вот у нас в Зарыбинске цветочный магазин и ларьки стояли полупустыми. Иногда там продавали самую настоящую гниль. Единственным местом, где можно было приобрести нормальные цветы в Зарыбинске, являлся рынок. Но там и цены были уже совсем другие. Негосударственные.