Дочь моего друга (СИ) - Тоцка Тала - Страница 17

— Еще скажи, зациклен, — вскидывается и одаривает хищной улыбкой, от которой хочется юркнуть под стол и затаиться пока он не уйдет.

Но я никуда не прячусь и даже выдавливаю убогую улыбку.

— Я вас не так хорошо знаю.

«Дядя Демид» опускаю в последний момент. Он и так готов меня удавить, зачем добавлять себе минусики в карму?

— Итак, господа, что мы будем пить? — отец потирает руки. Он рад встрече, и меня на миг охватывает раскаяние. Но почти сразу же отпускает.

— На твой вкус, — быстро отвечает Демид, не сводя с меня глаз.

— Тогда проходи в дом, вместе посмотрим мои запасы. Дочка, подключайся! Ты же у меня теперь за хозяйку.

— Проходите, господин Ольшанский, — с преувеличенной вежливостью показываю на гостиную, — чувствуйте себя как дома.

— Я сегодня побуду джентльменом, — вместе в потоком воздуха выдает на выдохе Демид и пропускает меня перед собой.

Но стоит мне переступить порог, как я оказываюсь вжатой в стену. Между ног колено, запястья вверх и зафиксированы. Сам он нависает грозной громадой.

— Ну как, успела в общагу? — звучит над ухом угрожающее. — Троллейбус не сломался?

— Нет, господин Ольшанский, все прошло хорошо, — отвечаю, усиленно хлопая ресницами в слабой надежде, что его сдует образовавшимся воздушным потоком

— Дем! Аринка! — отцовский голос раздается совсем близко, и я мгновенно оказываюсь на свободе. Демид в двух шагах от меня рассматривает на стене картину. Папа входит с бутылкой вина в руках. — О, вы уже тут. Смотри, Дема!

Он с гордостью демонстрирует бутылку. Ольшанский смотрит на этикетку и уважительно приподнимает брови.

— Уверен, Глеб? Может придержишь для более торжественного случая?

Папа отмахивается и осматривается по сторонам в поисках штопора.

— Куда уж торжественнее! Моей дочке на прошлой неделе девятнадцать исполнилось. Я, конечно, ее днюху, как сейчас молодежь выражается, прое... Просвистел, короче, не смог приехать. Но отметить это святое. Согласен?

Демид кивает, и внезапно замирает.

— Когда ты говоришь исполнилось?

— Что, когда? — непонимающе спрашивает отец, но Демид смотрит на меня.

— Девятнадцать твоей дочке когда исполнилось? — снова безжалостно сверлит глазами.

Я молчу, а отец называет дату. Мне хочется спрятаться от убийственного взгляда Демида, закрыться руками. Но все, что я могу, это только поднять голову и спросить отца с делано беззаботным видом:

— Давай позову официантов, пап? Они в столовой ждут...

Демид

Сука.

Это был ее день рождения.

Не сказала. Правильно, было бы чем хвастаться.

О том, что Глеб таскает с собой на курорты шлюх, я давно знаю. И мне похуй, шлюхи для этого и нужны. Но о том, что он дочь в ее день рождения бросил, и она пошла в компанию, где ее чуть не изнасиловали пятеро подонков, не просто не похуй.

Меня бомбит так, что в глотку не лезет ни еда, ни коллекционное вино.

Как так можно обойтись с собственной дочерью? Как?

Напрягшись, вспоминаю нескладную угловатую девочку, вечно стесняющуюся своей худобы. Я знал, что у Покровского с женой проблемы, что он забрал дочь и отправил в Англию в закрытый пансион для девочек. Знал и поддерживал.

Глеб мужчина, деловой человек. Постоянно в разъездах, как и я. Как в таких условиях самому воспитывать дочь, когда ею заниматься?

Будь у меня дочь и жена с потекшими мозгами, я бы тоже так сделал. Или... Или нет?

Не знаю. Ни жены, ни дочери у меня нет и, надеюсь, не будет. А дочку Покровского я видел мельком пару раз. Как-то мы вместе приезжали, ненадолго. Глеб с ней обнимался, а я ждал. По телефону разговаривал, особо в них не всматривался.

Зато теперь, блядь, присмотрелся. Так, что и в глаза другу не глянешь.

Представил девчонку, которая целыми днями сидит одна в этом огромном доме. И в свой день рождения была одна. И потом, когда самой пришлось со всем этим дерьмом справляться.

Вот только зачем она про общагу наврала? На что она вообще рассчитывала? Если бы я сегодня застал в университете этого говнюка Бортникова, то уже через пять минут был в курсе, кого эти гондоны собирались изнасиловать.

Меня в очередной раз накрывает. Все пятеро из одной тусовки. Их родители так или иначе знают Глеба. Они все — столичная элита, где Покровский достаточно известная фигура.

Так почему это не остановило малолетних ссыкунов? Они настолько уверены, что родители отмажут? Или...

А вот тут становится совсем хуево. И тяжело сдерживаться, особенно когда друг сидит рядом и радостно о чем-то рассказывает. Не могу заставить себя вслушаться, чтобы понять, о чем. Хочется взять за затылок и впечатать мордой в тарелку. Повозить еще, чтобы проникся.

В этой тусовке все знают, что Глеб Покровский не вступится за свою дочь. Что смолчит, прогнется. В крайнем случае возьмет деньги. И от этого кишки выворачивает. Вымораживает до внутренностей.

И я вместе с ним оказываюсь с головой погруженным в это дерьмо.

Ясно, почему девчонка ко мне пришла. Она не могла не знать, что мы с ее отцом знакомы. И что если не сейчас, то потом это обязательно всплывет.

Весь пиздец в том, что Арина Покровская таким образом решила закрыть рот Демиду Ольшанскому.

Как я сразу не понял, идиот? Это же ясно как белый день, она для этого и прикинулась бедной студенткой.

Сделка. Девчонка теперь станет меня шантажировать. Я не стану говорить отцу про износ, она не скажет, что я ее трахнул. И чем мне крыть?

Как же ты так встрял, дядя блядь Демид? Совсем нюх потерял? Малолетка зеленая вокруг пальца обвела, а ты как пубертатный подросток пошел на поводу у собственного члена!

Теперь хочется не Глеба башкой о стол припечатать, а самому хорошенько приложиться.

Охуенные у тебя карты на руках, Ольшанский. Сегодня ты просто гений расклада.

— Дем, ты почему ничего не ешь? — голос друга выводит из полуанабиоза.

— Наелся, — встаю, задвигаю ногой стул. — Пойдем, Глеб.

— Куда? — тот смотрит непонимающе. Глазищи напротив опасливо моргают.

Правильно ты все поняла, студенточка. В этом ты не соврала, ты и в самом деле студентка. Это я лох. Я же поначалу все правильно вычислил — платье, туфли, сумка. У нее даже трусы были от «Эрес», а это пятьсот баксов.

Почему потом я повелся на сказки о том, что ей это все дала поносить подруга, сам понять не могу.

Вот сейчас мы и устроим небольшой пиздец и тебе, и твоему папаше. Но только без нервов, Демид. Без нервов...

— В кабинет твой, Глеб. Ты говорил, вискарь хороший привез. Не пошло мне вино. Выпьем, попиздим.

— Демид! Здесь дети! — с укором смотрит приятель и показывает глазами на вцепившуюся в бокал Аринку. Встречается со мной взглядом, но он слишком хорошо меня знает. Вздыхает и начинает выбираться из-за стола. — Ну, пойдем...

Еле сдерживаюсь, чтобы не заржать. Дети!

— Подождите! — вскакивает следом девчонка, глаза бегают. Такая же проницательная как ее отец или мои намерения слишком явно отражаются на физиономии? — Демид, можно вас на минутку?

Смотрю на нее и к собственному неудовольствию понимаю, что внизу в области ширинки начинается нездоровая движуха. То есть, она здоровая, конечно, но объект выбран явно не тот. Больше я так не поведусь.

— У меня к твоему отцу важный разговор, Арина, — выбираю правильный тон, девчонка бледнеет, на щеках выступает яркий румянец.

— Да поговори ты с ребенком, Дема, — влезает Глеб, — а я пока вискарь выберу. Мне если честно тоже это вино как компот.

Тебя, блядь, забыли спросить! Разворачиваюсь к нему, но он уже выходит из гостиной. Арина подходит ближе, глазищи сверкают, губы дрожат.

Переплетаю на груди руки, жду. А сам непроизвольно любуюсь.

Красивая все-таки дочка у моего друга. У друга, Демид, ты для этой малышки всегда был дядей Демидом. И у тебя не должно на нее стоять.

Она еще и смотрит туда, зараза... Поднимаю глаза к потолку, в сторону, возвращаюсь к хорошенькому личику. И глазищам в пол-лица.