Дочь моего друга (СИ) - Тоцка Тала - Страница 53

Охуеть, конечно. В любом другом случае парни разбили бы все эти «доказательства» в пух и прах, но только не сейчас, когда за обвинением стоит Ринат Маркелов.

Мельник прокашливается.

— Когда вы ему дорогу успели перейти, Демид Александрович? — спрашивает не без сочувствия.

— Эта компания, «Инвест Холдинг», которую на меня переписал Глеб. Он через нее наебывал Рината, — поясняю.

— То есть Маркелов решил, что вы ему помогали? — уточняет Мельник.

— Именно, — киваю, но Скрипаль протестующе качает головой.

— Покровский не переписывал на вас компанию, Демид Александрович. Документы переоформлялись по доверенности. Вот по этой, которая откуда-то взялась у вас в сейфе.

— То есть, кто-то воспользовался доверенностью, чтобы оформить на меня компанию?

— От вашего же имени, — подтверждает Скрипаль.

— Охуенно.

Адвокаты молчат, но по из виду ясно, что они полностью со мной согласны.

— Кто-то очень крупно подставил вас перед Маркеловым. А тот уже дал своим команду «фас». Вывести из строя вашего безопасника, убрать Уно — это без сомнения их рук дело.

— Та-а-ак, — упираюсь руками в стол, — утро перестает быть томным. Я даже знаю, кто этот кто-то.

Феликс. И, получается, Арина.

Блядь.

По каменным лицам адвокатов видно, что они полностью разделяют мои догадки, и от этого еще херовее.

— Значит Дениса купил не Маркелов, а Фокс? — смотрю на Мельника в упор.

— Скоро узнаем, — очень тихо, практически беззвучно отвечает тот, — ваши парни его уже ищут.

Он снова прокашливается и смотрит на Скрипаля, как будто ища поддержку. Нехорошее предчувствие зарождается за грудной клеткой и сворачивается холодным клубком.

— Что еще? Говорите!

— Демид, Александрович, эта прога, что Покровская залила... — Мельник набирает в грудь воздуха и выпаливает на одном дыхании. — Она взломала не только мессенджер.

— Что еще? Ну не тяни ты!

В ответ он не говорит, шелестит.

— Ваш банкинг. Ваши счета пусты, там не осталось ни цента.

Это конечно не все мои деньги, но это был мой капитал. И теперь я нищий. Нищий, который сидит в тюрьме по обвинению в убийстве лучшего друга. Против которого свидетельствовала любимая девушка и которого как могла закапывала.

Прикрываю глаза.

Запоминай этот момент, Ольшанский, запоминай, сука, и помни до конца своих дней.

Никогда, больше никогда ни на одну бабу ты не посмотришь как на свою женщину. Никогда больше не станешь забивать себе голову всякой хуйней на тему жены и детей. И никогда ты больше не будешь таким до отвращения уязвимым и слабым.

Умирай, Ольшанский, сдыхай уже скорей. Пусть от тебя останется одна оболочка.

Так будет лучше всем.

И главное, легче.

***

Арина

Я плохая дочь. Просто ужасная. Если бы папа мог заглянуть в мое сердце или прочитать мои мысли, он бы сам умер от горя.

Я очень виновата перед ним, но несмотря на кричащие доказательства, все равно не могу видеть в Демиде убийцу.

Или не хочу.

Меня в этом прямо упрекнул следователь.

— Чисто по человечески вас можно понять, Арина Глебовна. Вы доверяли этому человеку, собирались за него замуж. Конечно вам сложно принять, что он оказался не тем, за кого себя выдает. Но вспомните, что Глеб Покровский ваш отец. И вам совсем не обязательно выгораживать убийцу.

Я понимала, что он прав. Но если бы полицейские не ворвались в дом, я бы не смогла донести на Демида. Пусть лучше бы папа считал, что у него неблагодарная дочь.

— Как по вашим ощущениям, Арина Глебовна, в какой момент подозреваемый решил нанять наемного убийцу, чтобы избавиться от вашего отца?

— Не знаю, — отвечаю честно, — это наверное лучше спросить у Демида.

— Мы спросим, не волнуйтесь, — не отстает следователь, — вы отвечайте на вопрос. Они при вас не ссорились?

— Ссорились, — отвечаю нехотя, — и даже не разговаривали.

— Расскажите подробнее. Кто первым начал ссору?

Я рассказываю, и чем больше говорю, тем больше запутываюсь. Следователь задает наводящие вопросы, но они меня еще сильнее запутывают.

На допросе всплывает видео, которое показывал мне Феликс, с обращением от отца.

— Как думаете, ваш отец здесь говорит об Ольшанском? — спрашивает следователь.

— Не знаю, — шепчу, глотая слезы, — может и нет...

— Вы не должны жалеть его, Арина Глебовна. Подумайте об отце. Вы выполнили свой дочерний долг.

И я снова чувствую себя предательницей. Но потом представляю Демида в камере, и сердце рвется к нему, наплевав на все разумные доводы и дочерний долг.

Лучше бы я ничего не знала. Или лучше бы Демид что-то мне солгал, а я ему поверила. Потому что жизнь без него это не жизнь, а настоящая пытка. И я в душе уже много раз предала отца, только чтобы Демида отпустили.

Я ничего, ни слова не сказала следователю о Ясмин Айдаровой, мачехе Демида, для убийства которой он давно, еще в молодости нанял наемного убийцу. И к моему ужасу мне на это совершенно наплевать.

— Вы знали, что отец написал доверенность на имя Ольшанского?

— Да, — вру и стараюсь не моргать, глядя в глаза следователю, — он очень доверял Демиду.

— Вот. Ваш отец доверял Ольшанскому, а тот так подло предал его доверие. Вспомните, что ваш отец еще говорил об их отношениях?

— Мне больше об этом говорил Феликс, — отвечаю.

Но стоит заговорить о Феликсе, следователь мгновенно переключает мое внимание. Хотя его я тоже видела у следователя.

Когда меня отпускают, на улице уже ночь. Иду по пустым улицам, тусклый свет фонарей освещает дорогу, и мне хочется самой умереть вслед за папой. Потому что я все равно люблю Демида несмотря на то, что он пусть не прямо, но косвенно убил папу.

Я любила отца, и его убили.

Я любила Демида, его посадили.

Моя любовь это яд, который отравляет. Я уничтожаю все, к чему прикасаюсь.

Это я должна была умереть или сидеть в тюрьме.

Подхожу к дому Демида — он такой большой и пугающе темный. Толкаю дверь — открыто.

Куда подевалась охрана? Куда делся Денис, который сегодня дежурил? Это он подтвердил, что Демид встречался с Виолеттой. Давно, до моего отца. Куда делся Андрей, начальник охраны? Остальные охранники?

Иду по дому, везде включаю верхний свет. Холл, гостиная, кухня, моя спальня, в которой Демид поселил меня как только привез из нашего с папой дома. Только в его спальню не могу войти.

Четко осознаю, что больше не должна оставаться в доме у Демида. Не должна пользоваться его деньгами. Не должна присутствовать в его жизни.

Захожу в гардеробную, смотрю на свои вещи. Когда я уезжала из дома папы, мне хотелось забрать все, чтобы ничего не осталось.

Сейчас мне некуда все это забирать. И не надо.

Достаю чемодан, складываю платья, спортивный костюм. Простое хлопковое белье. К дорогущим кружевным комплектам, которые покупала для Демида, даже не прикасаюсь.

Беру с собой только те вещи, которые покупались на деньги папы. Все, купленное Демидом, оставляю здесь.

Он потом сам это выбросит.

Закрываю чемодан, окидываю взглядом забитую гардеробную. Как странно, моя жизнь с каждым разом занимает все меньше пространства. В прошлый раз мне понадобилась грузовая машина, сейчас она поместилась в один чемодан.

Спускаюсь в холл, оглядываюсь по сторонам. Грудь сдавливает щемящая боль. Мне больно оставлять этот дом, даже когда в нем нет хозяина. Но без хозяина мне не нужна жизнь, какой смысл в доме?

За окном слышится гул мотора, темноту разрезает свет фар. Хлопает дверца, и у меня замирает сердце.

Демид?..

Звук шагов отдается в пустоте дома эхом, а в моем подсознании тяжелыми ударами молота о наковальню. В дом входит Богдан, охранник Демида, и с ним еще трое парней. Молча поворачиваюсь к ним, на их лицах написано презрение.

— Куда собралась? — спрашивает Богдан. — Демид Александрович приказал оставаться здесь. Хотя лично я предпочел бы вышвырнуть тебя из дома.