Красавица и Бо (ЛП) - Грей Р. С. - Страница 22

Роуз хлопает меня по плечу:

— Да ладно тебе, Лорен! Сосредоточься! Если ты отгородишься от Фиби, как она собирается наладить твою жизнь?

Верно, конечно, как глупо с моей стороны. Я открываю свои чакры. Открываю свой внутренний взор. Чешу лодыжку под столом.

— Расслабь руку, — настаивает Фиби, бросая на меня раздраженный взгляд.

Вздыхаю и откидываюсь на дешевый складной стул. Фиолетовая скатерть, которой она накрыла карточный столик, зацепилась за мой браслет. От благовоний, которые она жжет, у меня слезятся глаза. Мистика явно не для меня.

Фиби разглаживает мою руку, проводя подушечкой пальца по центру моей ладони. Мне щекотно, и я воспринимаю это как хороший знак.

Она наклоняется и хмурит брови. Затем, в течение, как мне кажется, ненужного промежутка времени, я говорю о нескольких минутах, она озабоченно хмыкает, качает головой, хмурится. Затем, я не шучу, она бормочет:

— Нет, нет. Этого не может быть.

— Я знала, что мне следовало сегодня воспользоваться увлажняющим кремом, — язвительно замечаю я. — Вероятно, на моей линии жизни появилось больше трещин, чем обычно.

Ее карие глаза вспыхивают. Верно.

Я пробую еще раз:

— Ммм, хорошо, что ты видишь?

Ее палец проводит по моей коже:

— На тебя вот-вот обрушится что-то серьезное.

— Ух ты. Как автобус?

— Больше.

— Два автобуса?

Роуз наносит еще один удар по моему плечу:

— Она говорит не о долбаном общественном транспорте! А теперь открой свой разум!

Я закрываю глаза и откидываю голову назад.

— Ладно. Итак, что-то серьезное вот-вот обрушится на меня, но мы уверены, что это не связано с автобусами, — резюмирую я, злясь на себя за то, что вообще ввязался в это. — Возможно ли, что эта большая вещь является фигуральной? Типа на меня вот-вот обрушится большой месячный поток?

Я снова открываю глаза.

Фиби качает головой:

— Я не уверена. Просто приготовься.

— Приготовиться? К чему?

Она качает головой:

— Не могу тебе этого сказать.

О, ладно. Спасибо за помощь, Фиби. Иисус. Я смотрю в небо, просто чтобы убедиться, что в этот самый момент на меня не летит самолет.

— Ладно, к черту это, — говорит Роуз, наклоняясь и указывая на мою руку. — Когда она собирается выйти замуж?

Фиби снова хмурится:

— Нет. Никакого замужества в ее будущем, — она наклоняет мою ладонь ко мне. — Видишь? Трещины или не трещины, ваша линия жизни заканчивается здесь. Ты умрешь в одиночестве.

О, боже. Я боялась, что она скажет мне что-то ужасное, но это пустяки. Мне просто нужно подготовиться к тому, что меня поразит таинственная величина, а также приспособиться к моей новой жизни в качестве сварливой старой девы. Лучшие 30 баксов, которые я когда-либо тратила.

— Однако карты могут рассказать другую историю, — говорит Фиби, неловко доставая горсть карт Таро. — Еще за 20 долларов вы можете раскрыть…

— Буууууу, — перебивает Роуз. Она планировала погадать по своей ладони после моей, но вместо этого схватила меня за руку и потащила прочь на площадь.

— Она не знала, о чем говорила! — настаивает она. Мы направляемся к Канал-стрит, чтобы успеть на трамвай, и мне приходится бежать, чтобы не отстать от нее. Толпа собралась в полном составе.

Когда догоняю ее, я соединяю наши локти, чтобы снова не потерять:

— Не знаю, Роуз. У нее были золотые серьги, кольца и все такое, и ты видела тот хрустальный шар у нее на столе? Ты не можешь просто купить эти вещи в Spencer's.

Она бросает еще одну насмешку в мою сторону:

— Послушай, за ночь до того, как я встретила Джереми, экстрасенс сказал мне, что я вот-вот встречу любовь всей своей жизни.

— Хорошо, но разве Джереми не бросил тебя ради парня?

— Дело не в этом!

Я в замешательстве.

— Значит, любовь всей твоей жизни — гей?

— Нет, он отстой, но важно то, что я встретила его на следующий день.

Что ж, я убеждена.

Мы продолжаем идти рука об руку, пока она пытается все мне объяснить, но я слушаю вполуха, затерявшись в шуме вокруг нас. До меня еще не совсем дошло, что я снова живу в Новом Орлеане. Прошло так много времени с тех пор, как я называла Город Полумесяца своим домом — десять лет. Боже, тогда я была другой, такой наивной и неуверенной в себе, совсем ребенком. После школы-интерната мы с Роуз поступили в колледж Уэллсли, как и хотели мои родители. Они думали, что мне следует изучать историю искусств и бизнес в надежде что, вернувшись домой, я смогу погрузиться в художественную жизнь Нового Орлеана. Какое-то время я сопротивлялась, занимаясь литературой, но, в конце концов, я не смогла прочитать ни одного гребаного сонета. В какой момент мы все сможем перестать сосать член Шекспира? (Сразите меня наповал, актеры.) И, что еще хуже, я любила искусство так сильно, как мои родители и хотели, чтобы я любила искусство, что очень раздражало бунтаря внутри меня.

После колледжа я четыре года проработала на аукционе «Сотбис» в Нью-Йорке, в отделе современного искусства. Начинала как скромный стажер, разносивший кофе по офису для всех топ-директоров, брокеров и сотрудников отдела продаж. В конце концов, меня попросили начать помогать в отделе закупок, и к тому времени, когда я ушла, была старшим специалистом, специализирующимся на современной североамериканской живописи с 1900-х по начало 2000-х годов. Энди Уорхол, Джексон Поллок, Марк Ротко, когда одна из их работ поступала в «Сотбис» — я помогала провести оценку и продажу. Работа была захватывающей и стремительной, как и сам город. Нью-Йорк не для слабонервных, с его долгими днями, долгими ночами, дымом и грязью, системой метро, которая каким-то образом работает большую часть времени. В зимние месяцы я несколько дней не видела солнца, а свидания? Об этом можно забыть. На это никогда не было времени. Мой босс была одинокой стервой, и я клянусь, она поручила IT-специалистам взломать мой календарь Google только для того, чтобы разрушить все мои надежды на социальную жизнь.

Но я не жалею об этом. Нью-Йорк сделал меня толстокожей. Часть меня чувствует, что если я смогла выжить там, то смогу сделать все что угодно, вот почему я вернулась в Новый Орлеан. Я собираюсь открыть свою собственную галерею во Французском квартале. Знаю, это не совсем революционно, учитывая, что между Бурбон-стрит и Миссисипи их около миллиона, но я создаю нечто другое — место назначения не только для любителей искусства, но и для каждого туриста, пытающегося запечатлеть в городе момент, который можно опубликовать в «Инстаграме». Я работала с командой дизайнеров, чтобы создать пространство, которое является частично кофейней, частично художественной галереей. Наш латте будет подаваться в нежных розовых чашечках. Наша еда будет вкусной и восхитительной — тосты с авокадо, выпечка и сыр ручной работы. Здесь будет кирпичная кладка, оригинальные деревянные полы и достаточно естественного света, чтобы у девочки-подростка потекли слюнки.

А еще лучше то, что я заказала розовую неоновую вывеску, которая будет висеть снаружи на белом кирпичном фасаде. Название галереи: NOLA. Просто. Мета. У моей маркетинговой команды чуть не случился коллективный аневризм мозга, когда они пытались объяснить мне, насколько это затруднит SEO, но социальные сети находят выход. Это слишком хорошо, чтобы отказаться. Я собираюсь сорвать куш и использовать это место, чтобы привлечь внимание местных художников, таких как моя мать. Ее абстрактные картины идеально подходят для этого — большие полосы ярко-синего, розового и желтого цветов, от которых люди просто тащатся. Она всегда хорошо зарабатывала на своем искусстве, но ей есть куда расти, и я собираюсь использовать то, чему научилась в «Сотбис», чтобы помочь ей в этом.

Мы с Роуз едем по Сент-Чарльз, направляясь к дому моих родителей в Гарден-Дистрикт. В трамвае так тесно, что мы не смогли найти места, поэтому стоим в центральном проходе, переминаясь с ноги на ногу, чтобы не упасть. Это напоминает мне метро в Нью-Йорке, только трамваи здесь громче. Они проносятся над землей, их низкий гул сопровождается металлическим лязгом, от которого можно оглохнуть. Они украшают пейзаж Нового Орлеана своим милым очарованием Старого Света, но они чертовски медлительны. Большинство местных жителей не пользуются ими, предпочитая вместо этого машину или такси, но сегодня я не смогла устоять.