Красавица и Бо (ЛП) - Грей Р. С. - Страница 28

Но я очень хотела, чтобы это был Бо.

Начинается следующий танец, и меня снова выводят на танцпол. Вскоре моя карточка наполовину закончена, и у меня болят ноги. Все волнение, которое испытывала в течение ночи, улетучилось в мгновение ока после фантазии о Бо. Я стараюсь изобразить улыбку и как можно лучше скрыть зевоту, но танцевать тяжело, особенно с такими плохими и скучными партнерами, как эти. Я размышляю о том, как бы могла реалистично симулировать болезнь (нужно слишком часто засовывать пальцы в горло, верно?) и заканчиваю вторую половину танцев, когда за моей спиной раздается глубокий, хрипловатый голос.

— Я знаю, что твоя карточка заполнена, поэтому купил тебе новую.

Волна мурашек пробегает по моему телу, когда я поворачиваюсь. Мое плечо касается его, и улыбка расплывается по лицу прежде, чем успеваю подумать о том, как мне следует ему ответить. Как мы расстались все эти годы назад? Я забываю, потому что сейчас он здесь, и гораздо больше, чем я помню, более красивый, более уверенный в себе, более притягательный. Черты его лица, несколько расплывчатые в моем сознании, внезапно обретают обезоруживающую четкость. Даже сейчас моя кожа чешется от желания прикоснуться к нему, привлекаемая невидимой силой. Я сильнее сжимаю свой напиток.

— Бо, — говорю я на выдохе, прижимаясь к нему, когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку. Мои глаза закрываются сами по себе. Его аромат тонкий, но сильный, провокационная смесь цитрусовых и древесины, и из-за этого мне гораздо труднее открыть глаза и снова отступить на шаг. Но я не отпускаю его. Мои пальцы сжимают его мускулистое предплечье. Слишком боюсь, что все это не по-настоящему, слишком боюсь, что он на самом деле не стоит здесь и не улыбается мне после всего этого времени.

Его глаза точно такие, какими я их запомнила: самый темный оттенок синего, как небо через час после захода солнца.

— Ты прекрасно выглядишь, — говорит он, окидывая быстрым взглядом мое тело.

— И ты выглядишь…

Мой взгляд останавливается на его широкой груди в этом сшитом на заказ смокинге. Мне кажется, я дрожу, но этого не может быть, потому что это было бы неловко. Теперь я взрослая. Бо не заставит меня дрожать, и, кроме того, я на каблуках.

— Старше.

На этом прилагательном я остановилась, и это его рассмешило. Эта маленькая ямочка на его правой щеке привлекает мое внимание, и думаю, что, возможно, мне следовало вместо этого выплюнуть все остальные прилагательные, вертевшиеся у меня в голове. Они бы его не рассмешили, по крайней мере, я надеюсь, что нет.

— Ты была занята сегодня вечером, — говорит он, притягивая меня к себе, когда кто-то пытается пройти позади нас.

Как он еще может следить за окружающей обстановкой?

Для меня существует только он.

Я наконец убираю руку, но все еще прижимаюсь к нему. Не похоже, что у меня есть выбор, верно? Если я сделаю шаг назад в этой толпе, то не смогу его услышать. Да, в этом есть смысл.

— Мои родители действительно постарались. Я думала, что здесь будет гораздо меньше народу.

— Очевидно, все хотели тебя увидеть. Ты — гордость города.

— Тссс, на тебя это не похоже, — его глаза встречаются с моими, а затем на секунду многозначительно опускаются к моим губам. Другой. Наконец он снова поднимает взгляд, и я краснею с головы до ног. — Я видела газетную статью, — продолжаю я объяснения, — папа принес в обед.

Не стану утверждать, что прочитала ее еще два раза, как только вернулась в свою квартиру.

— Пресса любит все преувеличивать, — говорит он, на мгновение отводя взгляд.

Он смущен, и эта мысль вызывает у меня улыбку.

— Твоя мама уже видела? Я уверена, она гордится тобой.

Он проводит рукой по подбородку, и я прослеживаю ее путь вдоль этой точеной линии. Мой язык облизывает нижнюю губу, и я заставляю себя снова обратить внимание на его глаза.

— У нее есть несколько экземпляров, — он смеется. — Думаю, она выкупила несколько рядом со своим домом.

Я улыбаюсь.

— И как она? Хорошо, я надеюсь?

Часть меня не может поверить, что мы здесь, говорим о его маме так, словно тот день в ее доме был 10 минут назад, а не 10 лет.

— Лорен? — спрашивает голос позади меня.

Я поворачиваюсь и вижу красивого молодого человека, стоящего с протянутой рукой. Судя по всему, скоро начнется следующая мелодия. О, боже мой. Это просто смешно. Одна из подруг моей мамы подумала, что идея с карточками была бы очаровательной, но она выходит из-под контроля.

Конечно, я не обязана соглашаться на танцы со всеми этими мужчинами. На дворе XXI век, черт возьми, эпоха согласия и радикального феминизма. Меня даже здесь не было, когда моя мама порхала по комнате, словно собирая подписи под петицией о прекращении целибата Лорен. Я не думаю, что танцевальная карточка имеет юридическую силу.

Он протягивает руку чуть ближе. Его улыбка становится шире. Я оглядываюсь на Бо. Он наблюдает за обменом репликами с непостижимыми эмоциями, таящимися в его тяжелом взгляде. Его глаза сужаются.

— Спасибо, но я собираюсь пропустить следующий танец, — говорю я с извиняющейся улыбкой. — Мои ноги убивают меня.

Нет никакого протеста. Он любезно откланивается, оставляя меня с Бо, и теперь я жалею, что не высказалась раньше. Я могла бы избавить себя от целого мира неприятностей.

— У тебя действительно болят ноги? — спрашивает Бо.

Я фыркаю и драматично обмахиваюсь своей оригинальной танцевальной карточкой.

— Ну, сэр, не очень-то по-джентльменски обвинять леди во лжи.

Он усмехается и протягивает руку, чтобы потрогать тонкую ленточку, которой карточка крепится к моему запястью.

— Ты хочешь потанцевать с остальными парнями?

«Ты хочешь, чтобы я это сделала?»

Он продолжает, как будто слышит мои мысли.

— Я так не думаю.

В изумлении смотрю на него, когда он подносит другую руку и осторожно разрывает ленту. Затем он разрывает карточку на две части. Вокруг нас раздаются звучные вздохи и как минимум одно «Боже правый!». Мир перестает вращаться вокруг своей оси на полсекунды, затем ускоряется, чтобы наверстать время. Пожилая женщина падает в обморок. Комитет по соблюдению приличий пишет поспешное письмо Эмили Пост.

Из меня вырывается смешок. Такое чувство, что он только что убил дракона ради меня.

Герой, как всегда.

Я наклоняюсь и шепчу:

— Я уверена, что ты только что нарушил какой-то аристократический французский закон 1700-х годов.

— Пусть едят торт, — шутит он, берет мою руку в свою и тащит меня к танцполу. — А теперь давай потанцуем, пока кто-нибудь не пришел и не утащил меня отсюда.

Все происходит так гладко, что у меня даже нет времени протестовать, прежде чем мы оказываемся там вместе, присоединяясь к другим парам. Одна моя рука опускается на его предплечье, а другая оказывается в его теплой ладони. Я так привыкла таскать мужчин по танцполу сегодня вечером, что мне требуется секунда, чтобы освоиться с танцем с Бо. Вот как это должно быть. Чувствую себя женственной, мягкой, податливой. Он ведет так уверенно. Впервые за весь вечер я могу расслабиться и сосредоточиться на настоящем моменте, на ощущении тела Бо, вибрирующего так близко от моего. Мы уже были здесь раньше, но тогда, на кухне моих родителей, мы держались на безопасном расстоянии. Наши бедра никогда не соприкасались так, как сейчас. Его рука не обвилась вокруг моей талии собственническим захватом. Именно так я хотела, чтобы ко мне прикасались все эти годы назад, и от этого ощущения у меня сейчас голова идет кругом. Может быть, так даже лучше. В свои 27 лет я едва могу справиться с этим чувством. В 17 лет я бы впала в кому.

Мы кружимся по танцполу, и мои щеки начинают болеть от улыбки. Даже в тот момент, когда я знаю, что нужно собрать маленькие кусочки мысленного конфетти, собрать мозаику, которую я захочу вспомнить позже. Его рука такая сильная, теплая и слегка мозолистая. На ощупь это похоже на мужскую руку, и мне интересно, каково было бы, если бы он дотронулся до меня в другом месте, по затылку, вниз по спине, под платьем…