Отдай туфлю, Золушка! (СИ) - Разумовская Анастасия - Страница 23

— Эй, воробей, выше нос, — рассмеялся принц. — Темница — это ещё не эшафот.

— Спасибо, утешил, — процедила я, прижимаясь к нему.

А что мне ещё оставалось делать? Он был очень тёплым. Марион принялся насвистывать «Куклу колдуна». А я и не догадывалась раньше, что вот это можно насвистывать. И вдруг вспомнила рассказ Кары.

— Слушай, ты же тут уже был! Отсюда есть какой-то выход? Ну там, тайный ход или что-то такое?

— С чего бы в темнице копали тайный ход? — удивился Марион.

Я прикусила язык. Зажмурилась. Кара же просила её не выдавать! Впрочем, принц не удивился тому, что я в курсе истории его заключения. Должно быть, об этом знало всё королевство.

— Дважды, — вдруг отметил Марион.

— Что — дважды?

— В темнице был дважды. В первый раз меня спас друг, а во второй — война. Забавно, да, воробей? Война это такая дрянь, честно тебе признаюсь. Но меня спасла. И всё же не ходи на войну. Лучше подрасти и женись на своей… как ты её называл?.. в общем, на своей прекрасной госпоже.

— Что? — я поперхнулась.

— Ну или не женись, — благостно разрешил Марион. — Чтобы любить женщину, не обязательно на ней жениться.

— Да я вообще… Причём тут моя госпожа⁈

Я возмущённо отодвинулась и гневно уставилась в темноту, туда, где предположительно находилось лицо сокамерника.

— Ой, да ладно! А то я не понял, — принц сгрёб меня, снова прижал к себе, кутая в трёхслойный тёплый плащ, и передразнил мерзким тонким голосочком: — «Мне моя госпожа слишком дорога. Не хочу, чтобы она стала вашей постельной грелкой! Она слишком добра и невинна». Эх, юность…

И тихо рассмеялся. Я молчала, охренев от его «проницательности». А что тут скажешь? Ну так-то… логично.

— Я вас любил, — прошептал принц мечтательно, — как любят только раз

и только в юности наивной.

Спасибо, что, явившись без прикрас,

вы растоптали чувства, и бессильно

я мог лишь наблюдать,

как в яд

всё превращается, и вянут розы.

Спасибо, что прервали мои грёзы.

Спасибо вам, что мой разрушен сад.

Мы помолчали. Мне стало до крайности грустно. Нет, я в курсе, что поэты любят приврать в стихах и обожают всё такое сентиментальное. Я вообще не очень жалую стихи. Но…

— Ты был влюблён? Да? И…

Марион фыркнул, растрепал мои волосы.

— Все мы когда-то влюблялись. Я и сейчас влюблён. В лучшую из женщин. Невозможно жить без любви. Без неё останется лишь отчаяться и сдохнуть.

Сердце пропустило удар.

— И в кого?

Бедная, бедная Синди!

— В жизнь, воробей. В жизнь. Только она стоит того, чтобы в неё влюбиться всерьёз.

Мы снова замолчали. Вокруг царил мрак и ледяной холод. Мне стало тяжело молчать, нужно было не только чувствовать, но и слышать его, чтобы не сойти с ума.

— Почему ты сломал шпагу из-за меня? — вдруг поинтересовалась я. — Я же тебе никто? Честно говоря, я думал-л-л…

Я затормозила, удерживая на языке рвущийся маленький, кругленький звук «а».

— Не знаю, — Марион пожал плечами. — Ты — славный малыш. И мне отчего-то тебя жаль. Если надумаешь жениться, а я ещё буду жив, то подарю вам дом. Ну или что-то такое. Ну, если, конечно, с взрослением ты останешься собой, а не превратишься в сволочь, в которую обычно превращаются все, кто был слишком романтичен в юности.

— А ты?

— Что — я?

— Тоже превратился в сволочь?

Марион заржал.

— Вот это мне в тебе и нравится, воробей! А, знаешь что, переходи ко мне на службу. Люблю таких…

— Смелых?

— Смешных.

Вот даже не знаю, воспринимать ли это как комплимент!

— Женись на Белоснежке, — проворчала я. — Она тоже ой какая смешная! Оборжёшься.

— Белоснежка злая, — возразил принц мрачно.

— Тебе откуда знать?

— Она чуть не казнила Бертрана, моего друга и своего кузена.

— Заслужил, может быть?

— Может и заслужил. Но это неважно.

Мы снова помолчали. Мне отчаянно захотелось есть.

— Что мы будем делать? — спросила я, снова не выдержав молчания. — Как отсюда выбираться? Ты же не уступишь отцу, да? И он снова станет тебя шантажировать мной. А если твой папа пригрозит повесить меня, как твой брат, что ты сделаешь?

— Хороший вопрос, — угрюмо отозвался он.

— А всё же? Что такого ужасного в том, чтобы жениться? Ты же принц! А, женившись, станешь королём. Вон, у твоего отца было четыре фаворитки. Да ты же вообще можешь забыть о жене! Сделать ей наследника и…

— Тебе так страшно умереть?

— Да, страшно.

Марион скинул с себя плащ, обмотал меня, затем встал. Раздался какой-то странный звук, вроде шлепка, и голос принца произнёс откуда-то снизу, в полуметре над полом:

— Женившись на королеве, мой друг, ты не становишься королём. Ты становишься мужем королевы. Это раз. А два: ты попадаешь в её полное рабство. В её королевстве ты чужой, и, например, бросить её в темницу ты не можешь. А она тебя — может.

— Твой отец тоже может.

— Да. Но отец не станет требовать, чтобы я его ублажал в постели. И с ним можно поспорить. А ещё рано или поздно он сдохнет.

«Марион что, на руках стоит?». Судя по звуку — да, именно так.

— И кто придёт к власти, когда умрёт король Андриан? Дезирэ?

— К счастью, нет. Он младше меня.

То есть, наследник более адекватен, хотите сказать?

Я немного путалась в общении, переходя с «ты» на «вы». Шорох, движение… Марион отжимается? Ну то есть, он умеет не только бухать и по бабам шастать? А, ну тогда понятно, почему у него такая атлетическая фигура.

Спустя несколько минут Марион нашарил меня в темноте и снова завалился рядом.

— И всё же, надо найти выход… — начало было я.

— Спи, воробей, — жизнерадостно отозвался принц. — Завтра я что-нибудь придумаю.

Слишком жизнерадостно, ага.

С другой стороны: а что тут придумаешь? Камера-колодец, люк наверху закрыт деревянным щитом. Лестницы нет. Даже как в туалет ходить — непонятно.

— Разбежавшись прыгнуть со скалы, — проворчала я мрачно. — Вот я был, и вот меня не стало…

— Что?

— Песня такая.

— У тебя странные песни.

— Они не мои.

— И кто автор?

— Так… пацан один.

Марион попросил меня спеть. А потом стал подпевать, а затем мы спели дуэтом, а потом он, посмеявшись, надстроил нижний голос под моим… Когда я засыпала, принц ещё распевал прекрасную и очень позитивную песню. Видимо, понравилась.

Проснулась я от света. Он бил по глазам, заставляя морщиться. Я ткнулась лицом в тёплый бархат.

— Быстрее! — прошептали сверху.

— Хватайся за канат и поднимайся. Ну! — Марион отцепил меня от себя, вложил в мою руку жёсткую верёвку.

Проморгавшись, я увидела, что то, что показалось мне нестерпимо ярким светом, было огоньком свечи. Свечи! Да ёжкин кот! Над открытым люком склонилась фигура, объятая пламенем. Огонь странно озарял её лицо, придавая ему красноватую зловещесть.

— Кара? — изумилась я.

— Ну давай же, — нетерпеливо прошептала фея. — Не медли, Дрэз!

Я крепко схватилась за канат руками, ногами и поползла вверх. Так вот зачем мы это практиковали на уроках школьной физкультуры! Но, признаться, в спортзале канаты были потолще. И всё же я смогла. Вывалилась наружу. Отдышалась. Встала с колен. Огляделась.

Двое стражников, свернувшись вокруг алебард, уютно дремали. Длинные усы колыхались от дыхания. Чадили факелы на серых каменных стенах, сложенных из крупных блоков. Плясали жуткие тени.

— Кара! — воскликнул Марион, выбравшись и вскакивая на ноги. — Ты-то что здесь забыла?

— А, Мар, ты тоже здесь? — насмешливо отозвалась фея.

— Давайте вы потом погрызётесь?

Они вняли моему разумному предложению, и мы, не став закрывать щитом люк, проскочили в узкий тёмный коридор. Он был пуст. В конце его тоже мирно дремал стражник в обнимку с алебардой. Взбежали по лестнице и оказались… В парке. В том самом.

— То есть, — прошептала я, — темница находится прямо под королевским дворцом?