Мацзу (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 16

— В чем дело? — спросил Бао Пын.

— Хотят досмотреть шхуну, проверить, не пираты ли мы, — ответил я.

— А мы похожи на пиратов⁈ — удивился он.

— Мы не очень похожи на купцов и проходим здесь впервые, нас не знают, — объяснил я.

Двенадцативесельный катер подошел к нашему подветренному правому борту минут через двадцать. Командовал им молодой человек лет двадцати. На нем был синий мундир с алыми отворотами, напоминающий фрак, и белые брюки. Когда я служил в британском флоте, мундир походил на камзол, отвороты были белыми и бриджи вместо брюк. Впрочем, каждый шил себе такой мундир, какой хотел. Видимо, с тех пор этот принцип не изменился. Эполеты молодой человек имел на обоих плечах. Для полного капитана с выслугой более трех лет слишком молод. Значит, уже перешли на новую систему знаков отличия, по которой эполеты без «звезд» на обоих плечах полагались лейтенанту.

— Доброе утро, лейтенант! — поприветствовал я, когда катер подошел к приготовленному штормтрапу. — Хотите досмотреть шхуну?

— Да… — он запнулся, пытаясь определить мой социальный статус, и добавил: — … сэр.

— Прошу, — сделал я приглашающий жест.

Лейтенант поднялся на борт, увидел матросов китайцев и растерялся. Видимо, собирался перекинуться со мной парой слов и убыть на фрегат, но непривычный экипаж сбил его с толка. Следом за ним вскарабкались четверо морских пехотинцев, вооруженных мушкетами «Смуглянка Бэсс» с надетым на ствол штыком с трубкой.

Почувствовав поддержку, лейтенант осмелел и задал вопрос:

— У вас есть документы на шхуну?

— Кончено, — ответил я, — но вы вряд ли поймете китайский язык.

— Она что, китайская⁈ — удивился он, как будто не видел желтый флаг на кормовом флагштоке или видел, но не понял, чей это.

Два дурацких вопроса за полчаса — это немного чересчур.

— А почему нет⁈ — в свою очередь выдал я.

— Не знаю… — стушевался он. — Первый раз вижу китайский корабль.

— Не был в Кантоне? — задал я вопрос, чтобы его позиция стала еще слабее.

— Не приходилось, — признался он.

— Думаю, в ближайшие годы королевский флот наведается туда. Где ступила нога Джон-компани, там жди фрегаты, — улыбнувшись, произнес я как бы в шутку.

— Вы подданный короля, сэр? — задал лейтенант самый важный для него вопрос.

— Нет, американец, — покаялся я. — Нанялся на службу к китайцам. Как моряки они не ахти!

— О, да! — радостно согласился он, после чего спросил: — Что везете?

— Ничего запрещенного: шелк, фарфор, — сообщил я. — Могу приказать, чтобы открыли трюм, но, поверьте, там нет рабов.

Еще во время моей службы в британском флоте вышел «Закон о работорговле», а три года назад, как мне поведал с издевкой Роберт Форбс, и вовсе приняли «Закон об отмене рабства», которые давали право капитану военного корабля захватывать суда, перевозящие рабов, и считать их призами. Я дал понять, что навариться на нас не получится.

Наверное, лейтенант по моему спокойному виду понял, что не вру, что подзаработать на нас не получится, поэтому сразу потерял интерес, «позабыв» добавить «сэр»:

— Не надо. И так ясно, что вы не работорговцы или пираты.

После чего пожелал удачи, попрощался и первым спустился по штормтрапу.

Я приказал поднимать паруса и ложиться на другой галс, чтобы курсом галфвинд пройти Малаккский пролив.

— О чем ты с ним говорил? — поинтересовался Бао Пын.

— Объяснил, что у них не получится отобрать шхуну, — ответил я.

— А за что отбирать⁈ Мы мирные купцы! — воскликнул он.

— Для них все жители этого региона — пираты. Вас бы сперва повесили на реях, а потом начали разбираться, кто вы, потому что у нас полный трюм ценных товаров, и каждый член экипажа военного корабля получил бы свою долю, — попонятнее ответил я и добавил шутливо: — Так что вам здорово повезло с капитаном!

— Это я уже понял, — улыбаясь кривовато, молвил Бао Пын.

18

Малаккский пролив мы прошли без происшествий за пять дней. Его северо-восточный, материковый берег контролируется англичанами, а юго-западный, остров Суматра и другие — голландцами. Недавно поделили. Пока что не захваченных территорий много, не воюют за них. Самый опасный участок в южной части, где между берегами около полутора миль и много мелких островков, на которых любят базироваться пираты. Чем дальше к северу, тем пролив шире и глубже. Судоходство в нем было слабеньким. Больших европейских кораблей не встретили. Наверное, все уже отправились в Европу, воспользовавшись попутным ветром. В основном попадались рыбацкие лодки и небольшие каботажные джонки, снующие между островами и материком. Уже на выходе из пролива увидели на горизонте еще один дрейфующий фрегат, скорее всего, британский. Наверняка нас заметили, но не сочли нужным догонять и досматривать. Местные пираты в открытый океан не попрутся.

Интересно наблюдать за людьми, когда впервые в течение нескольких дней не видят берег. Большую часть экипажа составляли опытные моряки. Не знаю, чем раньше промышляли, но явно в каботаже. Даже они на третий день погрустнели. А что говорить о Лианхуа⁈ Моя наложница выходила на полуют, с испугом в глазах вертела головой, пытаясь увидеть хоть что-нибудь, кроме водной глади, после чего убегала в каюту, чтобы пялиться на переборки, подволок и шитье. Успокаивали всех невысокие волны, устойчивый попутный ветер и мое спокойствие. На пятый день возрадовались, увидев вдалеке впереди справа вершину горы на острове Цейлон, которая, не знаю, как сейчас, но в двадцатом веке, когда впервые возьму пеленг на нее, будет иметь интересное для русского название Пидуруталагала. Она была видна еще пару дней, после чего опять начался многосерийный художественный фильм «Океан». Впрочем, кроме меня, пока никто из живущих на планете Земля понятия не имеет, что такое фильм. Или я не единственный путешествую по времени? Было бы интересно встретиться с товарищем по несчастью или наоборот.

Дальше был переход до мыса Рас-Хафун — самой восточной точки Африки, от которого начинается Аденский залив, переходящий в Красное море. Была у меня мысль не тащиться в Айн-Сохну, наведаться поближе, в Персидский залив. Когда я исполнял обязанности шумерского лугаля, опиум был очень распространен там, причем не только, как лекарственное средство. Опиумный мак называли хул гил (растение радости). Скорее всего, культивируют в тех краях и сейчас, но не уверен, что есть на продажу большие партии. Аден, мимо которого мы прошли, тоже всего пару веков назад был самым большим торговым центром в этом регионе, а сейчас забытое богом и людьми место. Наверное, и на Красном море есть порты, где можно затариться опиуимом. Решил поискать их, если не получится в порту Айн-Сохна, который сравнительно недалеко от Каира, где все налажено, где ждут американские клипера, как рассказал мне капитан Бернард Бишоп.

В Красном море дули свои ветра, поэтому несколько дней шли галсами курсом крутой бейдевинд. Заодно продемонстрировал своему экипажу преимущества шхуны с косыми парусами. Здесь движение было оживленное, но суда небольшие, в основном одно-двухмачтовые дау с латинскими парусами. И никаких пиратов, тишь да благодать в этом плане, хотя мы все время были настороже, готовые к бою.

Порт Айн-Сахна (Горячий источник) получил свое название из-за горячих серных источников, которых здесь много. Уже в те времена, когда я служил в армии фараона, сюда ездили лечиться больные и раненые. От столицы всего неполных пять караванных переходов или два-три на колеснице (верхом). Очень удобная гавань, закрытая с трех сторон. Нет рифа и берег песчаный. Сейчас это провинциальный городишко из слепленных из камней и глины домов, сливающийся по цвету с пустыней, начинавшейся сразу за крайними домами.

Едва мы встали на якорь, как на шестивесельной лодке с тремя гребцами и рулевым прибыл купец Сулейман ат-Табари. У арабов имена сложные: сначала идет кунья (отец того-то), начинающаяся со слова Абу-; затем личное (алам), которое может состоять из нескольких слов; к нему добавляется отчество (насаб) с элементом ибн, но могут добавить и деда, и прадеда…; далее идет титул, или почетное прозвище (лакад); и следом второе погоняло (нисба) по месту рождения, или жительства, или название племени, или религия, или социальный статус… Поскольку всем влом перечислять столько, обычно используют личное имя и одно из прозвищ. Так что к нам пожаловал Сулейман, выросший в Персии. По словам капитана Бернарда Бишопа, именно этот человек заведовал в Айн-Сахне налогами и по совместительству был оптовым покупателем привезенных товаров и продавцом опиума. Он высок ростом и сухощав, с узким вытянутым лицом с покрашенными хной усами и аккуратно подстриженной бородкой. На голове зеленая чалма: или совершил хадж, или потомок Мухаммеда. Это вызвало улыбки у членов моего экипажа, потому что в Китае зеленый головной убор — символ рогоносца. Одет в белую джалабию (тунику с длинными рукавами) почти до пят и вышитые разноцветными нитками шлепанцы с загнутыми вверх носаками. Он хорошо говорил на английском и, как позже выяснилось, на французском.