Мацзу (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 21

— Уважаемый, вы должны мне платить в три раза больше уже только потому, что свяжусь с вами и заимею верный шанс оказаться в китайской тюрьме, — сказал я.

— Не окажетесь, мы вас защитим, — заверил он.

— Может, и защитите, а может, и нет. Мой отец — мир праху его! — предупреждал, что обещаниям британцев не верят даже британцы. Так что рисковать за гроши я не намерен. Тридцать шесть шиллингов за ящик — и ни пенса меньше! — заявил я.

Шиллинг был равен примерно одной пятой доллара. В итоге остановились на тридцати и обещании зафрахтовать «Мацзу» для перевозки грузов в Калькутту и обратно, если до начала следующего сезона она будет построена. По договору я продаю половину опиума, привезенного каждым кораблем, а вторую они выгружают на склады Тринадцати факторий и продают через начальника таможни Ханя Чжаоцина.

В оплату с европейских торговцев брал не только деньги, но и нужные мне товары: порох, который намного лучше, чем у китайцев, изобретших его, мушкеты, листы меди, паруса, канаты, нагеля… Что-то складывал в своем сарае или во дворе под навесом, что-то отправлял на склад Педро Косты. Корабел знал о моей цели и был готов претворить ее в жизнь в межсезонье. Сейчас у него хватало заказов на ремонт прибывших кораблей, поэтому только закупал древесину и смолу для меня.

Обычно на работу я отправлялся во второй половине дня. На берегу ждала лодка. Я садился в носовой части ее, рядом устраивался слуга Земин с большим зонтом с бамбуковыми ручкой и каркасом, обтянутым черным шелком. Лодка отправлялась к кораблю, который я указывал. Обычно у его бортов уже был плавучий табор танка с Гонконга и/или Макао. Я проводил переговоры между покупателем и продавцом, после чего следил за оплатой и передачей груза. С наступлением сумерек морские цыгане уплывали. При наступлении темноты их место занимали «взлетающие драконы» хакка, для которых на корабле зажигали специальные огни, и процесс повторялся. Обычно заканчивали к середине ночи, и мне стелили на полуюте корабля, чтобы покемарил до рассвета.

Шляться по улицам Макао ночью было стремно. С началом «опиумного сезона» в город слеталась шваль со всей юго-восточной Азии, в том числе и европейцы. Особенно много было наркоманов, которые, пока были деньги, дневали и ночевали в опиекурильнях, оборудованных чуть ли не на каждом углу, потому что цены ниже, чем за пределами арендованного португальцами полуострова. Кстати, наркотик здесь называли опиумом Иисуса. В сознании аборигенов эта зараза стала символом христианства. В чем-то они были правы, потому что в Западной Европе опиум продавался свободно и считался лекарством. Там не было такой повальной наркомании, как в Поднебесной империи. Это вторая (или первая?) слабая сторона китайцев после тяги к азартным играм. Подсев на опиум, они не могли остановиться. Когда покупать становилось не на что, наркоманы — тощие, ребра торчат, похожие на живые скелеты — отправлялись на поиски денег. Кто-то, кто не совсем сдал, подрабатывал, как умел; кто-то попрошайничал, но их было столько, что мало кому подавали; большая часть подворовывала, что могла; самые отчаявшиеся занимались грабежами и даже разбоем, но не долго. Городская стража находила их быстро. Как догадываюсь, основными осведомителями были именно хозяева наркопритонов, которым в противном случае грозило соучастие в преступлении со всеми вытекающими последствиями. Часть преступников погибала, оказав малейшее сопротивления при задержании. Городская стража не церемонилась с наркоманами. Остальные представали перед судом, коротким и беспощадным. Европейцев судил и приговаривал к повешенью или заключению в тюрьму — подвал под зданием казармы городской стражи, что в большинстве случаев заканчивалось смертью от духоты, болезней и истощения, потому что паек был очень скудным — португальский, азиатов — китайский, имевший более широкий ассортимент наказаний, иногда экзотичных типа привязать, чтобы не мог шевелиться, над только появившимися и специально заостренными ростками бамбука, который растет со скоростью от десяти до девяноста сантиметров в сутки и имеет непреодолимую тягу к свету, пробиваясь даже через камни и упавшие стволы, или под капельницей, чтобы вода падала на темя — и к следующему утру преступник, если оставался жив, сходил с ума.

Добравшись на рассвете до берега, отправлялся домой, где ждала приветливая жена. Она делала всё, чтобы угодить мужу, и, в отличие от европейских женщин, понятия не имела, что такое выедать мозги. По китайским меркам я обеспечил ее выше некуда: большой дом, слуги, дорогая нарядная одежда, отличная еда в любом количестве… В ответ она создавала для меня райские условия.

Если не сильно уставал за ночь, утром заходил к Педро Косте, чтобы посмотреть, чем он занимается, и поболтать. Мы с ним сдружились еще во время строительства шхуны «Макао». Этому способствовали две важные причины: я говорил на португальском и у обоих жены-китаянки. Корабел, овдовев на родине, женился здесь во второй раз, поэтому имел, с кем сравнивать.

— Тебе здорово повезло! Если бы я знал, еще молодым уплыл бы сюда и женился на китаянке! — однажды очень эмоционально признался он.

Так понимаю, эмансипация уже зашагала по Западной Европе. Природа очень изобретательна в придумывании способов по уменьшению рождаемости в неблагополучных по ее мнению регионах.

Не стал ему говорить, что жена у меня не первая и, надеюсь, не последняя. Не поверит. Он и так из-за случайных обмолвок считает меня врунишкой, приписывающим себе чужие подвиги. Я порой забываю включать дурака, скрывать знания и умения, которых не должно быть у простого американца, проведшего большую часть жизни на паруснике вдали от учебных заведений и общавшегося по большей части с малограмотными и грубыми людьми. К тому же, слишком умных не любят никогда и нигде, особенно начальство, даже в Китае, хотя усиленно убеждают в обратном всех и в первую очередь себя.

23

Клипер «Юдифь Перкинс» прибыл в последних числах сентября, перед самым окончанием летнего муссона. Командовал им, как и в прошлый раз, Бернард Бишоп. Он встретил меня у штормтрапа, попыхивая новой трубкой из вишневого дерева.

— Ты все еще здесь, парень! — обняв меня и похлопав по спине, как лучшего друга, радостно произнес капитан.

— Да, — подтвердил я. — Из этого болота труднее вылезти, чем в него попасть.

— Мое предложение всё еще в силе. Если надумаешь, заберу тебя с собой, высажу напротив твоего Уилмингтона, — напомнил он.

— Еще рано, надо подзаработать деньжат, чтобы вернуться не с пустыми карманами, — отказался я.

— Мне сказали, что в этом году у тебя было много работы, что такого количества кораблей здесь никогда раньше не было, — выдал капитан.

Я подплыл к ним на лодке, когда только встали на якоря. То есть ни с кем из местных поговорить не могли. Видимо, я не всё знаю о том, как разносятся слухи в эстуарии реки Жемчужной и его окрестностях до мыса Доброй надежды и Магелланова пролива.

— Эта новость для тебя плохая, потому что из-за большого количества поступившего товара цена на него снизилась на полдоллара, но есть и хорошая: теперь беру всего по три доллара с мешка, — сообщил я.

— Знаю. В Малаккском проливе встретился с британским фрегатом. Командир поделился со мной местными новостями, — выдал он новый источник слухов, после чего добавил: — В том числе о том, как ты отбился там от пиратов. Они не знали твое имя, но сказали, что капитаном был американец, свободно говоривший на китайском языке. Я знаю только одного такого капитана в этих краях. Это ведь ты был, не так ли?

— Каюсь, это я погубил тех невинных людей! — пошутил я.

— Черт, мне так хочется схлестнуться с пиратами, но они не нападают на большие корабли! — искренне пожаловался Бернард Бишоп.

— Вот и не накликай беду, — посоветовал я.

— Хорошо, не буду! — весело пообещал он, после чего потянул за свой стол, чтобы угостить вином. — Сказали, что отменное испанское, специально для тебя купил. Но я в них плохо разбираюсь, могли надуть.