Мацзу (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 22

Это был белый, сладковатый, с насыщенным ароматов и довольно крепкий херес самого лучшего сорта фино, то есть выдержанный под пленкой специальных дрожжей, которые называют флор (цветок), о чем я и сказал Бернарду Бишопу. Поскольку солнце уже садилось, не грех было отведать крепленого вина. Мы выпили по паре оловянных кружек, после чего жизнь показалась прекрасной, даже несмотря на жадных контрабандистов, которые лишили судовладельца половины доллара с каждого фунта наркоты.

Первыми прибыли почти одновременно сразу два плавучих табора морских цыган. Один ошвартовался к левому борту, второй — к правому. На ближних сампанах выстроились проститутки. Все остальное — продукты, стирку — начнут предлагать завтра, а первый день — разгрузочный. Бедным матросам приходилось бегать туда-сюда, чтобы выбрать девку покрасивее и подешевле. В это время на борт поднялись предводители таборов, оговорили количество нужного товара, заплатили серебряными «копытами» и «черепахами». К концу летнего сезона танка приподнялись, начали закупать по сто и более мешков. И сампаны у них почти все новые, красиво, по их меркам, раскрашенные и обвешанные шелковыми ленточками.

Хакка приплыли на следующий день. У них уже двенадцать «взлетающих драконов». Среди гребцов много молодежи. Так понимаю, дело только в надежных людях, а то бы изготовили еще с сотню таких судов. Впервые за последние месяца три командовал ими Бао Пын, как мне показалось, похудевший килограмм на десять.

— Где пропадал самый известный контрабандист империи Таньчао? — шутливо спросил я.

Таньчао — это нынешнее китайское название их государства.

— Сделал два рейса в Синцзяпо (Сингапур), — с долей хвастовства поведал он.

— Надеюсь, ты не подвел меня и показал себя, как настоящий опытный капитан? — продолжил я стебаться.

— Было трудно, но я справился, — скромно заявил Бао Пын, после чего спросил: — Я слышал, ты собираешься строить шхуну для себя?

— Да, есть такое намерение, — сознался я. — Неуверен, что в этом году, потому что не хватает денег на всё.

— Если надо, мы дадим в долг, — предложил он.

— Под какой процент? — поинтересовался я, потому что ставки в Макао начинались с трех процентов в месяц.

— Беспроцентный кредит с условием, что весть опиум будешь продавать нам по сложившейся цене. Если не расплатишься за первый год, тогда на оставшуюся сумму два процента в месяц, — сказал контрабандист.

— Хорошее предложение, обдумаю его, когда придет время, — пообещал я.

Привязывать себя к контрабандистам не было желания, но очень хотелось заиметь хорошую, мореходную шхуну, которая стоит больших денег, а у меня их пока нет. Может, поэтому желание и было таким сильным.

24

После продажи опиума клипер «Юдифь Перкинсон» перешел к острову Вампоа, встал под выгрузку легальных товаров и последующую погрузку местных. За это время я несколько раз бывал по делам в Тринадцати факториях, закупая материалы на постройку шхуны, и виделся с Бернардом Бишопом. Узнав, что от него во время предыдущего рейса жена сбежала с другим, прихватив все накопленное мужем, подогнал капитану молоденькую симпатичную китаянку из клана Лианхуа.

— Эта точно не сбежит и не обворует. Она будет с тобой и в горе, и в радости, и на борту клипера, — сказал я.

— Боюсь, мои родственники не примут язычницу, — усомнился Бернард Бишоп.

У американцев уже закладывается фундамент будущего уродливого коктейля из показной сексуальной распущенности и внутреннего пуританизма.

— Крестишь ее там, а не поможет или разонравится, вернешь сюда, дашь немного денег — и она будет счастлива, — посоветовал я.

Не сомневался, что капитан переборет своих родственников, потому что покладистая ночная кукушка перекукует всех пуританских индюков. В Тринадцати факториях как раз перед этим случился забавный эпизод. Один из британских суперкарго решил, что хватит с него, что пора возвращаться на любимый дождливый остров, но во время остановки на мысе Доброй Надежды пересел на встречный клипер и вернулся к своей наложнице-китаянке.

Моя наложница Лианхуа родила дочку, черноволосую, как мама, и с голубыми, как у папы, глазами. Хорошо, что не наоборот, а то у папы волосы не ахти, в отличие от прекрасного зрения. Я крестил ее по католическому обряду. Получила португальское имя Муриси (Морской блеск). Если будет жить в Макао, так ей будет легче. Если увезу в Европу, то и религию, и имя поменяем. В религиозном плане у меня только один твердый принцип — полное отсутствие их.

Педро Коста начал постройку моей шхуны незадолго до прихода клипера «Юдифь Перкинс». К тому времени у него закончились заказы, потому что почти все европейские корабли отправились на запад. Работы шли быстро, потому что опыт строительства такого корабля уже был. Я немного усложнил проект, решив заиметь марсельную шхуну, для чего удлинить мачты и добавить прямые паруса-марселя. При попутном ветре судно будет идти быстрее и лучше слушаться руля. Гальюнной фигурой опять стала богиня Мацзу, в честь которой была названа шхуна, но на этот раз с приставленными к уху и глазам ладонями, в покрашенной в синий цвет одежде и желтовато-белыми открытыми частями тела. Морских змей я не боялся, поэтому рисовать глаза по обе стороны от форштевня запретил, хотя местный художник порывался это сделать за скромную плату. Разрешил ему на транцевидной корме «нарисовать» на английском языке название шхуны «Мацзу» и порт приписки Макао, поскольку купил патент на плавание под португальским флагом. Насколько я знал, в ближайшие годы эта страна, находясь под протекторатом Соединенного королевства Британии и Ирландии, не будет ни с кем воевать, только внутренние разборки. Патент позволял не бояться наглых британцев, которые норовили под любым благовидным предлогом захватывать торговые суда других стран, чтобы получить призовые, но и не подвергаться атакам их врагов, если начнут с кем-либо воевать.

О том, что скоро случатся войны с Китаем, я помнил из учебников истории. Называться они будут Первая и Вторая опиумные, а сейчас был расцвет ввоза этого наркотика. Значит, мне надо подшустрить, чтобы нарубить бабла и свалить, пока не полыхнуло. К тому же, Хань Джаоцин начал вести двойственную политику: с одной стороны он наживался на контрабанде опиума, а с другой, видимо, по приказу сверху, громогласно порицал всех, кто этим занимается и употребляет наркотики. Кстати, к последним относились и многие его подчиненные, и влиятельные люди по всей стране, и даже родственники хуанди Айсиньгёро Миньнина, правившего под девизом «Дао гуан (Целенаправленное блестящее)». Опиум не блестел и направлял к другой цели. Жизнь в Тринадцати факториях и раньше была не очень комфортной, а теперь и вовсе стала напряженной. Как догадываюсь, жителям Гуанчжоу намекнули, что гвайлоу можно прессовать, что наказаний за это не будет, чем те и занялись с присущим им азартом. Дошло до того, что Чарльз Эллиот, назначенный главным смотрителем за британской торговлей с Китаем и судьей над всеми в этом регионе подданными теперь уже королевы Виктории, занявшей трон в июне тысяча восемьсот тридцать седьмого года, перебрался в Макао после ухода кораблей, под Рождество. Поселился неподалеку от меня в большом двухэтажном каменном доме без балконов. Ранее в нем базировались португальские налоговики и таможенники. При встрече мы здоровались и обменивались парой фраз о погоде, как всегда невыносимо жаркой, на немецком языке, потому что Чарльз Эллиот родился и вырос в Дрездене, столице королевства Саксония, где его отец служил послом Британии. На территории другой европейской страны, пусть и находившейся под их протекторатом, британцы становились менее чванливыми. Да и не так уж и много в Макао европейцев, говорящих на английском и, тем более, немецком языках. Хотя вполне возможно, что сказывалось детство в Саксонии. Недаром британским писателям разрешалось делать отрицательными героями своих соплеменников, выросших за пределами их кислого острова.