Мацзу (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 25

— Надо же! Мне даже в голову такое не приходило! — и сделал вывод: — Теперь понятно, почему они отказались вести переговоры с нашим послом, который не захотел встать на колени перед их императором.

— Его счастье, что не отрубили голову за такую дерзость, — поделился я.

— А что скажешь об их армии? — спросил Уильям Макнахтен.

— А у них есть армия⁈ — иронично задал я встречный вопрос, после чего объяснил серьезно: — Они пару веков не сражались с сильными внешними врагами, поэтому в военном плане отстают от нас на такой же срок.

— Значит, мы сможем, как и здесь, справиться небольшими силами с их огромной армией, — сделал он еще один вывод.

— Конечно, — подтвердил я и поделился плохо запомнившимися сведениями, почерпнутыми когда-то из советского учебника истории: — Для этого даже не потребуется большая сухопутная операция, хватит морских десантов.

— Нам интересна любая информация о состоянии китайской армии и флота, расположении воинских частей и кораблей, запасах боеприпасов и продовольствия, — поставил он задачу и промотивировал: — За очень ценную будут премии.

— За дополнительную плату могу даже лоцманом и переводчиком послужить на вашем военном корабле во время боевых действий, — предложил я.

— Пока мы не собираемся воевать, но все может быть. Тогда и обсудим этот вопрос, — сказал Уильям Макнахтен.

26

Выйдя из кабинета, я сделал несколько шагов по полутемному коридору к широкой мраморной лестнице, ведущей на первый этаж, и едва не был сбит с ног красивой голубоглазой блондинкой, одетой в длинное бледно-кофейное шелковое платье с широкими рукавами, перехваченное широкой темно-красной лентой под небольшими сиськами, верхнюю часть которых открывало глубокое декольте. Между ними был приколот живой красно-фиолетовый цветок. На длинной тонкой шее с белой кожей, сквозь которую просматривалась слева от гортани бледно-голубая жилка, были бусы из мелких и тусклых жемчужин. Волосы завиты в большие локоны, свисающие по бокам, а сзади зачесаны наверх в шиньон, скрепленный золотой заколкой. В правой руке дама держала сложенный веер, точно намеривалась нанести удар, и сжимала сильно, как даймё во время сражения.

— Мой муж в кабинете? — сердито спросила она.

— Мистер Макнахтен? — задал я встречный вопрос, чтобы сбить с нее пыл.

Сработало. Красавица посмотрела на меня, как на инопланетянина, хотя пока что теории о внеземной жизни не будоражат умы людей, даже слишком умных. Видимо, все были обязаны знать, кто муж такой красавицы.

— Нет, мистер Кушинг, — ответила она после паузы.

— Это который с лицом побитой собаки? — задал я следующий вопрос.

Она уставилась на меня, приоткрыв розовые пухлые губки то ли от удивления, то ли от растерянности, после чего громко прыснула, а затем прикрыла рот левой ладошкой. На среднем пальце был тонкий золотой перстенек с маленьким фиолетовым аметистом. В голубых глазах блондинки запрыгали чертики.

— А ты злюка! — сделал она вывод и подсластила: — Остроумный злюка.

Что есть, то есть, не отнимешь.

— Я здесь всего второй день, мало кого знаю, — сказал в оправдание, после чего представился: — Александр Хоуп, американец, хозяин шхуны «Мацзу».

— Эмили Кушинг, — назвала она свое имя и посмотрела на меня со смесью надежды и испуга.

Бывает так — один взгляд, одна фраза — и вы вдруг понимаете, что искали друг друга всю свою жизнь.

— Ты женат? — спросила она таким тоном, будто надеялась обрести спасательный круг.

— Сожительствую с китаянкой, есть дочка, — ответил я и произнес уверенно: — А у тебя детей нет.

— Бог пока не дал, — виновато молвила Эмили.

— Видимо, у него было мало возможностей сделать это, — предположил я как бы шутливо, хотя не сомневался, что секс с мужем у нее не ахти, потому и случается очень редко.

У Эмили Кушинг порозовели щечки.

— Угостишь меня чаем? — предложил я.

— Здесь так не принято… — начала она и запнулась, не желая отказать и боясь согласиться.

— Правила существуют для старых уродок, а красавицы сами пишут их, — поделился я жизненным опытом.

Она улыбнулась с вызовом, направленным, наверное, в адрес какой-то местной страшненькой блюстительницы нравов, и согласилась:

— Пойдем!

Жила она в квартире из двух комнатушек, расположенной в правом крыле Дома правительства. В левом жили старшие чиновники в более роскошных апартаментах. В первой комнате был овальный стол с белой с красными цветочками скатертью, шесть стульев, софа, два комода и большое зеркало слева от высокого окна арочного типа, закрытого наглухо, но шторы из плотной черной материи были раздвинуты. Справа от окна стояла молодая индианка в цветастом сари и с черной точкой на лбу. Эта точка (тилака, третий глаз) обозначает принадлежность к определенной ветви индуизма или касте. Пробор, разделявший черные волосы посередине головы покрашен в красный цвет — замужем,

— Нитя, приготовь нам чай, — приказала Эмили Кушинг служанке и, перехватив мой изучающий взгляд, пояснила: — Мебель нам досталась от предыдущих жильцов. Мы здесь долго не задержимся, поэтому не хотим покупать новую.

— Давно в Индии? — полюбопытствовал я.

— С августа прошлого года, — ответила она.

— А я уже десять лет в этих краях, — сообщил ей.

— Боже, я бы столько не выдержала в этом аду, сошла с ума! — на полном серьезе воскликнула она.

— Ад не снаружи, а внутри тебя. Как только заменишь его на рай, и все вокруг станет прекрасно, — порекомендовал я и, подойдя к двери во вторую комнату, спросил, открывая: — Там спальня?

— Да, — захваченная врасплох, смущенно молвила Эмили и рванулась, чтобы помешать мне зайти.

В будущем так будут поступать, когда на радиаторе сушатся трусы.

Я успел зайти. В комнате был полумрак, потому что черные шторы плотно закрывали окно. Жиденький свет просачивался сквозь них, вычерчивая абрис предметов там, куда не попадал через приоткрытую дверь. Само собой, ни радиаторов, ни трусов не было. До первых пока не додумались, до вторых — не докатились. Имелся высокий и большой, во всю стену, шкаф, еще один комод, трюмо с овальным зеркалом в резной деревянной раме и кровать с балдахином и антимоскитной сеткой, изогнутые ножки которой стояли в глубоких глиняных тарелках, заполненных водой для защиты от муравьев.

Эмили Кушинг зашла следом. Как догадался, смутило ее не мое нездоровое любопытство, а то, что, войдя в спальню, я как бы вторгся в ее личную жизнь. Решил не останавливаться и закрыл за ней дверь. В комнате стало темнее, причем ровно настолько, насколько надо для таинства любви. Я прекрасно понимал, что, если не оправдаю надежды, могу быть обвиненным в изнасиловании и провести в местной тюрьме остаток жизни, довольно короткий, но все равно продолжил, потому что знал о женщинах уже так много, что самому становилось стыдно. К тому же, мне, наверное, на роду написано соблазнять замужних фригидных англичанок, у которых бесплодный муж.

Ее губы были сухими, горячими и податливыми. Оторвался от них, чтобы, справившись с завязанной на спине бантом, темно-красной лентой, снять через голову платье, показавшееся мне слишком длинным. Эмили не помогала мне, но и не мешала. Под ним была только нижняя юбка, которая мне не мешала. Я перенес женщину на кровать, мигом расчехлился снизу и начал ласкать ее теплое упругое тело с гладенькой, нежной кожей, которое медленно расслаблялось, Подозреваю, что ожидала от меня таких же торопливых, неумелых действий, как от мужа, и теперь открывала для себя восхитительный, возвышенный и одновременно животный, низменный мир плотских наслаждений. Кончая первый раз, она, изогнувшись, застонала испуганно и сладко и схватилась руками за мои плечи, как утопающий за соломинку, а потом дернулась несколько раз, постепенно затихая, словно ее били слабеющие разряды электрического тока.

Затем были ее слезу и страстные поцелуи, будто и в том, и другом пыталась наверстать упущенное за многие годы.