Мацзу (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 24

Таможенный офицер, довольно упитанный и бодрый малый, приплыл на четырехвесельной лодке сразу после того, как шхуна встала на якоря неподалеку от форта Уильяма. Узнав, что привезли товары Джон-компании, сказал, где находится их офис, и сразу убыл восвояси, даже отказавшись угоститься байцзю, хотя уже начались вечерние сумерки. Я еще подумал, что ему нельзя употреблять спиртное, потому что принимает антибиотики, а потом вспомнил, что еще даже слова такого нет. Таможенник взял только корреспонденцию от Чарльза Эллиота. Это была кожаная сумка со шнуровкой, скрепленной сургучной печатью. Меня предупредили, что вскрывать ее нельзя. Я, конечно, послушался. Внутри были личные письма сотрудников миссии родственникам в самых разных частях мира и отчеты агентов о Китае. Я порадовался за британскую разведку: в ней столько будущих корреспондентов желтых газетенок!

Собирался навестить офис Джон-компани утром, но представитель ее приперся сам рано утром, когда я завтракал. Это был худой тип лет двадцати четырех с лицом желтушника, причем бакенбарды были под цвет кожи, напомнивший мне его кантонского коллегу, хотя оказался не таким занудой. Наверное, малярия колбасит их обоих. Или сюда набирают только таких, чтобы никто им не завидовал. Он забрал грузовые документы, сказал, что разгрузка начнется послезавтра, потому что нашего прихода не ждали. Лодочники и грузчики были отпущены до начала высокого сезона. У меня появилась возможность прогуляться по городу до наступления полуденной жары, которая в этой болотистой местности переносилась даже хуже, чем в Тринадцати факториях. Решил, что первая прогулка будет и последней, что отныне на берег только по делам.

На следующее утро после завтрака я решил порыбачить. Ганг сейчас прямо таки переполнен рыбой, включая пресноводных акул, что не удивительно при таком количестве плывущих по нему трупов людей и животных. Я закидывал спиннинг с кормы шхуны поперек течению. Брало буквально сразу. Попадались судаки, щуки, изредка золотые махсиры, причем экземпляры весом в десятки килограмм, запросто рвавшие снасть. После первого порыва я выбрал самую маленькую блесну и успел натягать рыбы на обед всему экипажу, пока меня не отвлекли.

На двенадцативесельном баркасе прибыл пожилой пехотный сержант в белом льняном кителе и штанах, а на голове килмарнок — шерстяной берет, который солдаты по неизвестным мне причинам называют пирогом со свининой. Сзади у головного убора чехол из ткани, закрывавший затылок и шею от солнца, а сверху красный помпон. Видимо, цвет этого украшения должен отсылать к традиционным красным мундирам британских пехотинцев.

— Капитан, с тобой хочет увидеться Уильям Макнахтен, — сообщил он.

— А кто он такой? — первым делом поинтересовался я, хотя и так знал, потому что одно из писем Чарльза Элиота, самое длинное, на шести страницах, было адресовано этому чиновнику.

— Главный секретарь политического департамента, помощник генерал-губернатора Индии сэра Джорджа Идена, — доложил сержант.

— Таким людям не принято отказывать, — произнес я, отдал спиннинг слуге и пошел в каюту переодеваться, ведь больше никто так четко, как чиновник, не встречает по одежке.

Дом правительства, как называлась резиденция генерал-губернатора, был похож на дворец набоба, побывавшего в Риме. Снаружи часовые-сипаи с мушкетами «Смуглянка Бесс». Внутри серый мраморный пол, дорические колонны, покрытые штукатуркой из морских ракушек, вдоль стен бюсты римских императоров, статуи львов и сфинксов, причем у двух какой-то пуританин отбил сиськи, на стенах гербы и трофейное индийское и афганское оружие. Кабинет, в который меня проводил пожилой слуга-индус, был слишком большим, поэтому не покидало чувство, что я во временно опустевшем танцевальном зале. В дальнем конце его за огромным столом из красного дерева сидел хозяин — сорокаоднолетний мужчина с лицом счетовода. Наверное, такое впечатление складывалось из-за подслеповатых глаз. Он сидел на стуле с высокой спинкой и холеными пухлыми пальцами барабанил по столешнице, застеленной толстым черным бархатом. Слева от него стоял молодой человек с грустной мордой побитой собаки и что-то читал с листа бумаги, который держал двумя руками. Когда я зашел, чтец замолк и ожидающе посмотрел на своего начальника.

— Можешь идти, Сэм, — разрешил Уильям Макнахтен, после чего обратился ко мне, хотя я уже шел к столу: — Подойди ближе.

Я подошел, поздоровался. Стульев для посетителей не было, если не считать диван, стоявший метрах в семи от стола, поэтому продолжил стоять. Главный секретарь ответил, после чего молча уставился на меня подслеповатыми глазами. Наверное, его подчиненных это сильно нервировало, угнетало. На мне не сработало. Я начал демонстративно рассматривать кабинет и даже в какой-то момент ненадолго повернулся спиной к хозяину кабинета.

— Что скажешь? — с интересом полюбопытствовал он.

— Как кушать из фарфорового корыта, — ответил я.

Уильям Макнахтен улыбнулся, показав сильно прореженные желтые зубы, и сделал вывод:

— Ты настоящий американец!

Не стал его разочаровывать.

— Чарльз Эллиот написал мне, что ты давно в Китае и очень хорошие знаешь язык и обычаи этой страны, — продолжил Уильям Макнахтен.

— Не сказал бы, что очень хорошо, но лучше него самого и всех его сотрудников вместе взятых, — без ложной скромности сообщил я, потому что понял, что меня позвали, чтобы сделать коммерческое предложение, и начал набивать себе цену.

— Нам как раз нужны такие люди, потому что не хватает информации об этой стране. Слишком она закрытая. Если согласишься помогать нам, мы будем щедро платить, — сказал он.

— Щедро — это сколько? — поинтересовался я.

— Пятьсот фунтов стерлингов в год. Если не ошибаюсь, это две с половиной тысячи долларов, — произнес главный секретарь.

За такие деньги можно купить два новых больших дома в Бостоне или один в Нью-Йорке, как мне рассказал Джеймс Доу, капитан американского клипера «Благословение». Они помогут мне быстро расплатиться с китайскими контрабандистами.

— И возможность приобретать здесь опиум на аукционах, — выдвинул я дополнительное условие. — Тогда вы будете чаще получать мои донесения.

Во время прогулки я заглянул на опиумную биржу. Это очень высокое здание, в котором стеллажи с шарами опиума размером с человеческую голову и весом одна целая восемь десятых фунта (около семисот грамм). Стеллажи разделены на отсеки, в каждом из которых пять шаров. Потом их складывают в три слоя в ящики из мангового дерева: пять в длину и четыре в ширину, всего шестьдесят. В среднем один ящик стоит около ста восьмидесяти долларов, то есть три за шар. Это дешевле, чем в Египте в межсезонье, а Калькутта раза в два ближе.

— Хорошо, я договорюсь, — согласился он и перешел к делу: — Помоги мне понять эту страну. Я никак не найду хоть какую-то рациональность в действиях китайского правительства.

— Трудно найти в темной комнате черную кошку, особенно, если ее там нет, — поделился я афоризмом.

Эти слова приписывают Конфуцию, но в его трудах таких нет и не могло быть, потому что он знал, что у всех кошек в темноте горят глаза. Зато звучат красиво и сильно воздействуют на неокрепшие умы, к которым, как выяснилось, относился и мой собеседник.

— Хо-хо! Здорово сказано! Надо будет записать, если не забуду! — воскликнул он.

Таки забудет, иначе бы приписывали ему.

— Значит, их поступки изначально иррациональны? — сделал вывод Уильям Макнахтен.

— В них есть своя логика, но она отличается от нашей с вами потому, что мы считаете себя выше их, а они нас — грязными дикарями и имеют на для этого больше оснований, начиная с того, что моются каждый день, и заканчивая тем, что письменность появилась у них задолго до создания «Илиады» и Ветхого Завета, не говорю уже о том, что порой мы, не зная их правил, ведем себя, как пьяная матросня, случайно попавшая на светский раут, — поделился я.

Главный секретарь гмыкнул удивленно, после чего признался: