Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 20

23

Десятого июля я отправился в следующий рейс на Чифу. Вышли на час раньше, чтобы уж точно пройти опасные районы засветло. На это раз во флотилии было пять джонок. На моей, имеющей закрытый трюм, были семьи с маленькими детьми, на других — остальные желающие поскорее удрать от войны. Таким способом я вносил свой вклад в оборону Порт-Артура. Чем меньше в городе останется мирного населения, тем больше продуктов питания получат армия и флот. Самому отправиться на фронт желания у меня нет. Я бы согласился офицером, но кто меня назначит⁈ Могут взять вольноопределяющимся, то есть рядовым, к которому командиры, не все, конечно, будут относиться чуть лучше. Это при моем-то боевом опыте какой-то сопляк будет командовать мной⁈ Я не юный, романтичный Лев Толстой, в вольнопёры, как их обзывают, не согласен.

Рейс протекал спокойно. Мы без проблем миновали полуостров. Когда берег скрылся за горизонтом, и я расслабился, с других джонок, а они шли восточнее, передали по цепочке, что увидели силуэт военного корабля. Русских здесь нет, все в гавани отсиживаются, надеясь, наверное, переждать там войну. Находился вояка милях в десяти от нас и шел на сближение вплотную. Солнце уже садилось. Примерно через час станет темно. Если поменять курс, смогли бы разминуться. Моя джонка, благодаря косым парусам, способна пойти круче к ветру, но остальные — нет. Как вариант, можно лечь на обратный курс, поджаться к берегу под защиту наших артиллерийских батарей.

— Что скажите, господа? — обратился я к пассажирам, которые стояли на главной палубу и слышали предупреждение о военном корабле на горизонте. — Повернем назад или понадеемся на авось, да небось, да как-нибудь?

После короткой паузы один из них, бывший начальник метеорологической станции Порт-Артур, солидный мужик с окладистой бородой и золотой цепочкой от карманных часов поперек пуза, отец семерых детей, пробасил:

— Только вперед! Иначе не успеем на пароход до Инкоу.

Его дружно поддержали остальные.

Обычно солнце заходит как-то неприлично быстро, но на этот раз не спешило. Военный корабль, опознанный диванными специалистами, как японский миноносец, стремительно приближался к нам. Он был милях в трех от нас, когда светило нырнуло за горизонт. Пеленг на миноносец менялся на корму, значит, шел не по нашу душу. Видимо, китайские джонки его не интересовали. Постепенно начало темнеть, и я опять расслабился и опять зря.

Я не сразу понял, откуда доносятся крики. Подумал, что кто-то свалился с одной из китайских джонок, следовавших восточнее моей, ближе к вражескому кораблю.

— Какой-то болван машет белым платком и зовет на помощь! — сердито оповестил бывший начальник железнодорожной станции.

— Где? — спросил я.

— Вон там, на носу самой дальней джонки, — показал он. — Наверное, шпион японский!

С сожалением я отметил, что он видит лучше меня. Я сколько ни пялился в ту сторону, так и не заметил, чтобы кто-то махал платком, хотя, вроде бы, что-то белое мелькнуло там. Зато разглядел, что японский миноносец поворачивает в нашу сторону, и чуть не плюнул на палубу от злости. Попасть в плен к японцам в мои планы не входило. Я, конечно, не военный, и, как мне сказали, с гражданскими непростолюдинами японцы обращаются прилично, но это ломало все мои планы.

Темнело слишком медленно. К счастью, и миноносец сбросил ход, чтобы остановиться неподалеку от джонки, откуда подавали сигналы. Я еще успел разглядеть, как с него спускали шлюпку для досмотровой партии. После чего стало совсем темно, и на корабле включили прожектор. Желтоватый луч пробежался по темному морю, выхватил одну джонку, потом вторую, к которой шла шлюпка, и замер на ней.

Я приказал рулевому взять левее и матросам поработать с парусами под новый курс, чтобы набрать скорость и быстрее уйти из опасной зоны. Само собой, кормовой фонарь зажигать на стал. Теперь каждый сам за себя. По корме у нас еще долго был виден луч прожектора. Один раз он даже пробежался по широкой дуге, осветив китайские джонки и зацепив «Мацзу», но мы к тому времени оторвались от флотилии кабельтовых на три-четыре. Если даже и заметил нас, то, пока будет возиться с ближними, мы уйдем еще дальше.

— Дамы и господа, ложитесь спать. Завтра у вас будет трудный день, — как можно спокойнее произнес я.

Пассажиры погомонили немного и разошлись по, так сказать, спальным местам. Я тоже прилег часа через полтора, когда желтоватое пятнышко, в которое постепенно превратился луч прожектора, рассосалось окончательно. Когда меня разбудили на рассвете, горизонт был чист. Только во второй половине дня, на походе к Чифу, увидели рыбацкие джонки.

К моему удивлению, еще три джонки добрались до порта назначения. Японцы захватили только ту, с которой их звали на помощь. Проделал это некто Купчинский, журналист по профессии. Зачем нормальный человек захотел оказаться в плену, никто понять не мог. Высказывали самые невероятные и нелепые предположении, причем по большей части оправдательные. Они не догадывались, что слово «журналист» скоро станет ругательством. Впрочем, оно таким было с момента появления, просто не все об этом знали. В этом плане не везет обеим древнейшим профессиям.

Пассажиры тепло попрощались со мной и заверили, что напишут много лестного обо мне своим друзьям и знакомым в Порт-Артуре. Некоторые так и сделали, отправив со мной письма. Утром они погрузились на пароход «Сирса» и поплыли в Инкоу.

Я предлагал трем китайским джонкам задержаться в Чифу, взять на борт попутный груз, на котором заработали бы малость. Все три капитана отказались и ушли в ночь. Я на следующий день погрузился солониной и отправился вслед за ними. Дошли без происшествий. Первой новостью, услышанной в Порт-Артуре, была о захвате Инкоу японцами десятого июля. Если бы мы вернулись, убегая от японского миноносца, то услышали бы ее, и моим пассажирам не пришлось бы прятаться от вражеских солдат на борту английского парохода, добрались бы до своих другим путем.

24

Двадцать пятого июля японцы подошли настолько близко, что начали обстреливать Порт-Артур из осадных орудий большого калибра. Случайное это совпадение или нет, но первый снаряд прилетел, когда по городу проходил крестный ход. Я стоял возле джонки, руководил выгрузкой бочек с солониной, когда услышал пронзительный свист, переходящий в шипение и гул, а потом хлесткий взрыв в Новом городе, вдали от процессии.

— Одиннадцатидюймовый (двести восемьдесят миллиметров), — тоном опытного артиллериста произнес стоявший рядом со мной капитан Павловский.

Двадцать восьмого июля русская эскадра, оказавшаяся в гавани под обстрелом, предприняла еще одну попытку прорваться во Владивосток. Ее встретили превосходящие силы противника. После гибели в бою контр-адмирала Витгефта наши вернулись в Порт-Артур, кроме нескольких кораблей, которые продолжили путь к Владивостоку, чтобы погибнуть или быть интернированными. Остальные достанутся японцам сильно поврежденными артиллерией после сдачи крепости.

Каждый прилетевший японский снаряд добавлял по несколько десятков желающих умотать из Порта-Артура и несколько рублей к цене перевозки в Чифу. К началу августа она уже была триста рублей, потом сразу четыреста, пятьсот… Ктому времени я уже вывез в Чифу семью портного Трахтенберга и хозяина «Тавриды» Милиоти, до которого наконец-то дошло, что жизнь дороже гостиницы. Прибавилось и китайских джонок, хозяева которых хотели быстро разбогатеть, причем без выпендрежа принимали бумажные деньги. В Чифу кредитные билеты с небольшим дисконтом обменивали у китайских менял на серебряные «копыта» и «лодочки».

В середине сентября капитан Павловский обратился ко мне с просьбой:

— Интендант крепости подполковник Доставалов потребовал раздобыть свежие овощи: капусту, лук, чеснок. Много солдат и матросов заболели цингой. Привези, сколько сможешь.

Груз этот был не такой выгодный и удобный к погрузке-выгрузке, как солонина в бочках, но работать не мне, а китайцам, труд которых стоил дешево, и навар от торговых операций меня теперь не сильно интересовал, хватало дохода от пассажиров. Мои счета в банках, русском и американском, росли стремительно.