Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 27

Ночью несколько раз просыпался, когда прицеплялся вернувшийся с бункеровки и чистки паровоз. Машинист был то ли малоопытный, то ли пьяный, потому что толчки были такой силы, что я чуть не слетал с дивана. Утром позавтракал в постном буфете, а обедал на узловой станции Конотоп, где стояли почти час. Там пост блюли с учетом гастрономических предпочтений аборигенов, поэтому к запеченному свиному боку прилагалось много картошки и квашеной капусты с тмином.

В шестнадцать пятьдесят, минута в минуту, как подтвердили мои золотые карманные часы «Павел Буре», купленные в Москве, поезд прибыл в Киев, который я не узнал, несмотря на наличие реки Днепр. Город сильно изменился, как с моего пребывания в нем в составе дружины малолетнего князя Ингвара, так и в составе школьной экскурсии во времена СССР, когда был одиннадцати лет от роду. Двухэтажное здание вокзала из желтоватого кирпича было длинным, почти во всю пассажирскую платформу, и напоминало английский готический замок сразу с тремя донжонами. Зал для пассажиров первого класса был провинциально роскошен: не только лишь всё было громоздким и блестящим. В буфете меню длиннее ресторанного, даже свежие раки и немецкое пиво, которым я и посвятил минуты ожидания скорого поезда номер пять до Одессы, сидя за столиком у высокого прямоугольного окна. Мой багаж в это время находился по другую сторону стекол на тележке носильщика с нагрудной бляхой, которые дешевле московских. За двадцать копеек они готовы забрать ваш багаж из прибывшего поезда, поохранять до следующего и погрузить в него.

На посадку скорый поезд номер пять «Киев-Одесса» был подан минут за двадцать до отправления. Я успел добить пиво и раков, довольно крупных, после чего в сопровождение носильщика направился к синему вагону, оказавшемуся единственным, что навело на неприличные предположения. Если мест не хватит, придется заночевать в Киеве. Кондуктор в чистой и наглаженной, железнодорожной форме, мужчина лет тридцати с русыми гусарскими усиками и повадками жиголо, помог подняться в вагон перезрелой жопастой южанке с усиками чуть короче, после чего заулыбался мне.

— Вы как раз вовремя, осталось всего три места! — обрадовал он.

Я опять ехал в предпоследнем купе, но теперь не один. Соседом у меня был толстый губастый пожилой ашкенази с цепким взглядом полицейского. Приметил его еще во время посадки в Москве, но до Киева мы ехали в разных вагонах. Шая Лейбович Карапатницкий был почти моим коллегой — судовладельцем и заодно зерноторговцем. Возвращался из Санкт-Петербурга, где заказал две паровые машины для строящегося в Одессе на стапеле «Русского общества пароходства и торговли (РОПиТ)» парохода грузоподъемностью семьдесят пять тысяч пудов (тысяча двести тонн).

— И во сколько обойдется такой? — полюбопытствовал я, поскольку с американцем и евреем надо говорить о деньгах, но с первым, сколько он нарубил, а со вторым, сколько потратил.

— Шо тебе сказать⁈ Начинаешь — одни деньги, а чем дальше, тем больше. Думал, в семьдесят тысяч уложиться, но получится намного дороже. Одни паровые машины стоят целое состояние! Хотел одну, но главный инженер утверждает, что надо две. Зачем мне лишняя скорость за такие деньги⁈ — запричитал он.

— Дело не только в скорости. Иногда мощность спасает от беды, помогает преодолеть сильный встречный ветер или течение, — поделился я морским опытом.

— Вот и инженер так говорил. Думал, врет, мерзавец! — сказал судовладелец, а потом спросил: — А ты откуда знаешь?

— До недавнего времени был штурманом на португальском пароходе. Мы подорвались на мине возле Порту-Артура. Думал, вот не повезло, а оказалось, что судьба таким способом улыбнулась мне, — ответил я, после чего по просьбе собеседника поведал, как стал богатым, способным купить такой же пароход, какой строит он.

Правда, желания у меня такого пока не было. Менять жизнь богатого бездельника на джонку, пусть и железную, пусть и паровую — нет-нет-нет! Доживем до революции, тогда и порешаем.

И этой ночью я провел так же плохо, просыпаясь при сцепках паровоза с составом. Окончательно разбудил меня сосед, который встал ни свет ни заря и открыл дверь в коридор, отправившись в туалет. Когда он вернулся, поезд подошел к станции Раздольная, освещенной светом газовых фонарей. Здание было двухэтажным, новым или недавно оштукатуренным, небольшим и без затей, не сравнить с киевским вокзалом. Впрочем, и населенный пункт был на порядки меньше. В коридоре послушались голоса пассажиров, которые собирались перебраться по платформе в вагон-буфет, работающий с шести утра до одиннадцати ночи. Безопасных переходов между вагонами пока нет, хотя закрытые тамбуры с обоих концов каждого уже есть. Шая Лейбович Карапатницкий умотал вместе с ними. Пожрать он был горазд, ужинал часа три, причем заказывал только самое дешевое.

Стоянка была короткой. Я понял, что не успею помыться и одеться, поэтому полежал еще какое-то время и только потом решился начать новый день. Бриться в тряском поезде не отважился, только умылся. Одевшись, посидел немного, глядя в окно, за которым только начинало светать. Степь да степь кругом и еще домишки-мазанки. От скуки достал газету «Кiевскiя новости», купленную на перроне у мальчишки-разносчика за пятак (две копейки на чай). Освещения из коридора через открытую дверь купе хватало, поэтому не стал звать кондуктора, чтобы принес керосиновую лампу. Ну её, вонючую. На первой страницы в толстой черной рамке сообщалось, когда состоится вынос тела дамы с нерусской фамилией. Наверное, оставила большое наследство, потому что такое объявление стоит дорого. Рядом было пафосное сообщение, что русская армия громит врага на подступах к Порт-Артуру. При этом гора Высокая уже захвачена японцами и русский флот уничтожен. Журналисты редко дружат с географией и еще реже с логикой. Судьба у них такая, потому что хорошие отношения с этими двумя дисциплинами помогли бы им найти правильный жизненный путь. Самое интересное было в конце газеты — брачные объявления. У меня появилось подозрение, что их пишут юмористы на зарплате. «Барышня, светлая блондинка, очень хорошенькая и стройная, хотела бы выйти замуж. Предупреждает, что имеет „грех“. Кто без греха, пусть кинет в нее камень. „Унтер-офицер желал бы сочетаться брачными узами с девицей, имеющей свой капитал. Свадьба за счёт невесты“. Правильно, потому что ей нужнее замуж, вот пусть и платит. „Только что кончившая гимназию девица желает выйти замуж за холостого и бездетного вдовца с состоянием. Возрастом не стесняться“. Чьим возрастом — ее или его⁈ „Вдовец сорока двух лет желает жениться на девушке 'без прошлого“. Образованный, знает музыку. Тёща нежелательна». Не побывав на похоронах тещи, не познаешь все радости жизни…

Я оторвался от чтения, чтобы обдумать, связано ли знание музыки с нежелательностью тещи, и увидел, как мимо приоткрытой двери моего купе прошли двое молодых мужчин в черных шапках и пальто, как у железнодорожников. Оба глянули на меня и проследовали дальше. Я было вернулся к чтению газеты, как вдруг понял, что шли они из задней части вагона. Попасть туда можно было или пройдя мимо меня ранее в обратную сторону, а я их не видел раньше, или перебравшись из вагона второго класса, но все три двери в тамбуре, задняя и две боковые, были закрыты на ключ. Я ради интереса проверил это еще вчера. Хотелось плюнуть на шпалы или в столбы, убегающие назад. Наверное, у железнодорожников есть ключ-самоход, и зачем-то, рискуя жизнью, спешат к машинисту поезда или делают служебный обход. Ладно, это их проблемы.

Я как раз читал о князе девятнадцати лет с капиталом в сто тысяч рублей, который искал девицу, интеллигентную и при таком несчастье еще и с капиталом в пятьдесят тысяч, когда через одно купе от моего негромко вскрикнул мужчина. Там ехал тип с бледным бабьим лицом и грустными глазами вдовы. Я подумал, что болезный ударился выступающей частью тела об острый твердый предмет. Через пару минут мимо моего купе прошли в обратную сторону двое в черном, причем один нес саквояж из коричневой кожи. Тут я и заметил, что у них нет ни погон, ни кокард, ни пуговиц с топором и якорем.