Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 31

— Дворник! — заорал извозчик.

Из торца одноэтажного здания, примыкавшего к стене и сложенного из неоштукатуренного ракушечника, выбежал дворник лет сорока в картузе и старой солдатской форме, с овальной бляхой на цепочке, но без фартука.

— Барин желают посмотреть кварте́ры, — проинформировал его Павлин.

Дворник тут же распахнул ворота и подсказал;

— Контора управляющего с другой стороны дома.

Дача «Отрада» представляла собой три короткие узкие — в две кареты — улочки, по обе стороны которых между деревьями находились каменные одноэтажные дома, судя по архитектуре, построенные в разные периоды, одинаковых нет. Еще один дом, поплоше, двумя третями служил жильем для дворников и последней — конторой управляющего, состоявшей из приемной, в которой сидела секретарша, пожилая и какая-то общипанная на вид, словно только что отбилась сумочкой от стаи гусей, и кабинета с полной ее противоположность — подтянутым блондином лет тридцати двух, одетым в черный костюм-тройку и белую рубашку с узким красным галстуком. На пиджаке ни морщинки, на рубашке ни пятнышка, на брюках идеальные стрелки, порежешься. Светлые, почти белые волосы зачесаны назад. Усы и короткая бородка аккуратно подстрижены и причесаны, ни одной волосины-нарушительницы. Выправка, как у штабного офицера, хотя явно из шпаков. В общем, истинный ариец, характер нордический, выдержанный. Их сейчас в Одессе навалом.

Встав из-за массивного дубового стола, он поздоровался со мной и первым делом поинтересовался с легким немецким акцентом:

— Как прикажите к вам обращаться?

— Можно просто сударь, — ответил я, после чего изложил цель визита: — Хочу снять квартиру для круглогодичного проживания. Три комнаты — гостиная, кабинет, спальня — и удобства внутри. Столовая не нужна, дома кушать не буду. Обязательны паровое отопление, электричество, ванная и телефон. Желательно ближе к морю, с видом на него из кабинета или гостиной.

— Есть у нас такая. Могу прямо сейчас показать, — предложил он.

— Поехали, — согласился я.

Увиденное превзошло мои самые смелые ожидания. Дом был крайним по третьей улице и разделенным на две части. Ближняя на пять комнат, дальняя, которую предложили мне, состояла из трех комнат с мебелью и с видом из гостиной на море, плюс небольшая кухонька и санузел с мраморными большой низкой овальной ванной, умывальником и унитазом, удивившим меня, повидавшего немало оригинального. Изготовлен он был в виде кресла с отверстием в сиденье и низкой спинкой, обтянутой, как и подлокотники, темно-красным бархатом. Деревянный съемный стульчак, тоже обернутый материей, весел на стене на специальном бронзовом крюке. О том, что по пьяне под раздачу могут попасть подлокотники и спинка, производители не подозревали. На кухне была большая чугунная печь с топкой, зольником, духовкой, плитой с четырьмя конфорками из съемных колец, две большие, две маленькие, расположенные наискось, трубой, уходящей в потолок, и приделанными к ней чугунными полками. Гостиная, как догадываюсь, служила заодно и столовой. Из окна кабинета видна лужайка с деревянной прямоугольной беседкой, верхняя часть которой была из пересекающихся планок, образующих просветы-ромбы. За планки цеплялась виноградная лоза, недавно подрезанная, несколько стеблей еще валялись на траве, зеленой с желтыми плешинами.

— Холодновато здесь и телефона нет, — нашлись у меня замечания.

— Потому что никто не живет. Кран на кухне, можно отрегулировать обогрев, как пожелаете. Пока никто не жаловался. Телефон установим и подключим сегодня, свободные аппараты у нас есть. За него придется платить станции два рубля в месяц. Я сейчас позвоню им, — объяснил управляющий Отто Августович Шефер. — Летом сдаем эту квартиру за девяносто рублей в месяц, но если на год, то девятьсот в год и сто пятьдесят залог.

— На год и, если понравится, то не один. Собираюсь поступить в университет, — поделился я планами.

— Университет — это хорошо, — похвалил он, не удержался и, как положено одесситу, пусть и нордической масти, похвастался: — Я закончил коммерческое училище, — после чего спросил: — Мебель наша или свою привезете?

— Ваша, — ответил я.

— Прислуга? — задал он следующий вопрос.

— Тоже ваша. Приходящая горничная. Уборка, стирка и глажка, когда меня не будет дома, — сказал я.

— Это еще десять рублей в месяц, — предупредил он.

— Как-нибудь потяну! — шутливо бросил я.

Немец растянул тонкие губы в подобие улыбки и задал самый важный для него вопрос:

— Заключаем договор?

— Да, — согласился я.

Этот документ сейчас заверяют у нотариуса, чтобы не было недоразумений. Впрочем, так сдают только дорогое жилье. Беднота предпочитает верить друг другу на слово. Договор был отпечатан секретаршей на машинке на трех страницах в двухэкземплярах под копирку, которая не была похожа на ту, что использовал я когда-то в будущем, слишком маркая. Прочитав его, я понял, у кого американцы переймут опыт учитывать самые невероятные случаи и доведут до маразма в десятки страниц.

34

Порт-Артур пал. Остзейский немец Стессель, который был генерал-лейтенантом и комендантом крепости, поступил чисто в духе западноевропейского рыцаря: уведомил сеньора, что без помощи осаду не выдержит, подождал, сколько мог, после чего сдался в плен, чтобы сохранить жизни, свою и подчиненных. Его сразу прокляли, объявив трусом и предателем. «Русские не сдаются» — корень нашего этноса.

Кстати, с крейсером «Варяг» сперва была такая же история. Капитана первого ранга Руднева, затопившего корабль после короткого неравного боя, объявили трусом, хотя в плен не сдался, только пообещал, что не будет принимать участие в русско-японской войне. Пока он и другие члены экипажа добирались на нейтральных судах до Одессы, австрийский поэт Рудольф Грейнц, восхищенный, по его западноевропейскому разумению, подвигом русских моряков, вступивших в безрассудный бой с многократно превосходящими силами противника, написал стихотворение «Варяг», которое вскоре было переведено на русский язык и опубликовано, а позже стало песней и неофициальным гимном российского военно-морского флота. Как обычно, заграничное мнение оказалось выше собственного — и трус превратился в героя. Несколько одесситов, узнав, что я прибыл из Порт-Артура, рассказывали, с какой торжественностью встречали в городе моряков «Варяга» и «Корейца». Командира наградили орденом Святого Георгия четвертой степени и присвоили звание флигель-адъютанта, но служить отправили на строящийся броненосец, а после окончания русско-японской войны, как я знал, по-тихому выпихнут в отставку с присвоением следующего чина контр-адмирал.

В это время Одесса готовилась к главному празднику года — Рождеству, который сейчас отмечают по старому стилю, то есть до Нового года. Везде продают елки и сосны и игрушки для них. Люди, особенно детвора, ходят в приподнятом настроении, в ожидании чуда. Правда, снега — главного признака зимы — пока нет. Выпадал пару раз и сразу таял.

Я перебрался в квартиру на даче «Отрада» и зарегистрировался в полиции. По месту постоянного жительства никакие документы больше не нужны. Таможенный паспорт, который будет годен еще четыре с лишним года, я оставил на тот случай, если вдруг надо будет срочно выехать заграницу. Заканчивать мореходку экстерном передумал. Работать под российским флагом я не собирался. Тогда зачем выкидывать деньги, как догадываюсь, немалые⁈

Они и так исчезают намного быстрее, чем я предполагал. Пришлось накупить в квартиру всякой всячины, начиная с постельного белья и заканчивая рюмками. Заодно пошил еще два костюмы и несколько пар обуви собственного фасона, точнее, копии той, что носил в будущем. Парить ноги в сапогах не собирался. В них удобно грязь месить, а в центре Одессы и на прилегающих к нему районах ее почти нет. Кстати, сейчас у одесситов в моде мужские штиблеты желтого цвета. Видимо, они послужат прототипом американских ботинок «Тимберленд»