Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 30

Мы поехали на находившуюся рядом улицу Гоголя. Я не знал, как она сейчас называется, поэтому подсказывал дорогу извозчику. Оказалось, что улица уже или все еще в честь русского писателя. Мы подъехали к трехэтажному дому номер двадцать три, где на втором этаже в двухкомнатной квартире с черного ход, отгороженной от большой коммуналки, будет жить старший брат моего отца и куда я буду приходить иногда во время самоволок. В увольнение был всего раз, после чего решил не утруждать себя и проверкой внешнего вида и получением увольнительного билета, который так и остался девственно чистым и немятым до окончания училища, уматывал в город, когда выпадала возможность и в любом виде, по большей части далеком от того, что нравился командиру роты. Скажем так, дом показался мне знакомым. Заходить во двор не стал, потому что оттуда выехала телега золотаря с большими бочками и закрепленным под углом черпаком на длинной ручке. Судя по ароматам, вывозила накопившееся в общественном сортире с несколькими, не помню точно, кабинками. В большей части Одессы все удобства пока во дворе.

Дальше мы поехали на Канатную, где на углу Карантинного спуска стояло новое, еще, как мне показалось, пахнущее краской здание Одесского училища торгового мореплавания, которое позже назовут Одесским мореходным училищем министерства морского флота. Пока есть только старый корпус и на его стене нет барельефа Героя Советского Союза подводника Александра Маринеску. Я слез с пролетки, прогулялся вдоль здания, вспомнив, что на другой стороне спуска вместо двухэтажного дома будет швейная фабрика Черноморского пароходства с большими светлыми цехами, в которых работали женщины. С четвертого этажа, где была аудитория моей группы, они отлично просматривались, и на скучных лекциях заменяли телевизор, по которому показывали сериал о швеях, перевыполнявших производственный план.

Вернувшись к парадному входу, увидел, что из здания выходят два юноши лет восемнадцати в черных флотских фуражках и шинелях. На плечах черные накидки с белой шелковой подкладкой, а на ногах черные сапоги с короткими голенищами, малость сморщенными, видимо, по молодежной моде. Один был толстым и длинным, второй худым и маленьким, словно дон Кихот и Санчо Панса поменялись весом.

— Господа, не расскажите, на кого вы учитесь? — обратился я.

— На штурманов дальнего плавания с правом управлять пароходом, — ответил худой коротышка, который, как я догадался, был в этой паре лидером.

— Сколько лет надо учиться и платно или нет? — задал я вопрос.

— Три года с ноября по март, а на лето устраиваешься на работу матросом. За каждый год надо заплатить сто двадцать пять рублей, — рассказал он.

Примерно столько же учился я, только был на полном государственном обеспечении и получал смешную стипендию в девять рублей, которой хватало на один, а если не повезет, то на пару походов в пивняк.

— Хотите поступить к нам? — поинтересовался длинный.

— Да вот думаю, надо ли мне это? У меня дядя был капитаном, натаскал меня, и я почти год проработал штурманом на португальском пароходе «Мацзу», пока он двадцать третьего апреля не подорвался на мине и не затонул возле Порт-Артура. Когда война закончится, смогу поехать к судовладельцу в Макао. Сообщил ему письмом о гибели парохода, он написал, что возьмет меня на другой, — рассказал я.

— Ух, ты! — удивленно воскликнул похудевший Санчо Панса.

— Можешь экстерном сдать, — подсказал раздобревший дон Кихот.

— Точно! У нас один капитан в прошлом году так сделал, — подхватил его друган. — Поговори с директором училища коллежским асессором Логвином Логвиновичем Гавришевым.

Коллежский асессор — это восьмой ранг, капитан по-военному, ваше высокоблагородие.

— Дальше по улице книжный магазин Минухина. В нем продаются учебники по штурманскому делу, написанные нашим директором. Здорово помогут! — подмигнув, подсказал коротышка.

— Намек понял! — улыбнувшись, произнес я и распрощался с ними.

По пути в гостиницу думал, ввязываться в эту авантюру или я и так самый умный?

33

Первым делом надо было решить квартирный вопрос. Гостиница — слишком суетное и затратное место. Хотелось поселиться рядом с морем, чтобы пешком ходить на пляж летом, и неподалеку от центра, чтобы зимой не скучно было, и в квартире со всеми удобствами, к которым я стремительно привык — восстановились дурные привычки, приобретенные в стартовой эпохе. Риэлтерских фирм пока нет или просто не попадались мне на глаза, поэтому приходилось искать самому. В газетах «Одесский листок» и «Одесские новости», которые мне приносили в номер по утрам, и я их просматривал за завтраком, попадалось по одному, редко больше объявлению. Телефон не указывался, видимо, по причине отсутствия. Приходилось ехать туда. Смотрины были короткими, потому что реальность отличалась от написанного в газете. После этого я приказывал извозчику везти на те улицы, где хотел бы жить. Иногда на воротах или стене дома висело объявление о сдаче жилья. Можно было и у дворников спросить.

В тех домах, которые интересовали меня, было по два и более работника метлы и лопаты. Точнее, один был страшим и занимался домовыми книгами, регистрацией в полиции и раздалбыванием младших, которых называют подручными. Во время исполнения обязанностей они носили фуражку с кокардой (картуз), фартук, овальную бляху на цепочке с указанием должности (старший или просто дворник), названием улицы и в центре номер дома и свистком для вызова городового. Дворники знали все предложения в нескольких соседних домах, а порой и на всей улице.

Общался с ними извозчик, который, распрощавшись с железнодорожным вокзалом, теперь дежурил у гостинцы «Бристоль», несмотря на то, что, кроме меня, его, скажем так, неброскую пролетку мало кто нанимал. Разговор с дворниками велся так, будто меня рядом нет. Извозчик вскоре знал мои требования к жилью лучше меня. Имя у него было редкостное по скрытым смыслам — Павлин.

— Барин так назвал. Мы из крепостных, — признался извозчик.

Однажды утром я открыл «Одесские новости» и увидел там на первой странице большое объявление, причем в рамке, что говорило о финансовой серьезности разместившего. «Дача Отрада. Д. Халайджогло (бывш. Томазини), по Французскому бульвару, у станции юнкерского училища. Отдаются на летний сезон и на весь год заново отделанныя квартиры о двух, трех, четырех, пяти, шести, семи, восьми и девяти комнатах со всеми удобствами, паровым отоплением, правом морских купаний, по весьма умеренным ценам. О ценах и условиях узнать там же в течение всего дня».

После завтрака я сел в пролетку Павлина и поехал узнавать, насколько отличается реальность от объявления. С Пушкинской перед железнодорожным вокзалом мы повернули налево и покатили по Порто-Франковской. Раньше эта улица была границей вольного порта Одесса, при выезде из которого надо было заплатить пошлины на все товары. В конце Порто-Франковской по правой стороне находилось Одесское пехотное юнкерское училище — одно высокое, трехэтажное, запоминающееся здание и несколько поплоще, огражденные каменным забором. В него принимают после начальной школы и за три года делают офицером. В военное училище берут только с полным средним образованием и учат два года. Мне кажется, если человек решил стать офицером, его остается только научить ходить строем.

Затем мы повернули направо, на Французский бульвар, по обеим сторонам которого были тротуары из плит, затем рельсы конки, а посередине проезжая часть, залитая гудроном, как сейчас называют асфальт. Пока это одно из немногих мест в городе с таким покрытием. Немного дальше станции (остановки конки), но ближе Мавританских ворот, которые доживут до моей учебы в Одессе, с левой стороны были в каменной стене высотой метра три чугунные ворота в два щита с калиткой в правом, сейчас открытой, над которыми простенькая деревянная арочная вывеска темно-синим на белом «Дача Отрада» и по чайке по бокам.

Извозчик, не мудрствуя лукаво, пересек рельсы и остановил коня перед воротами так, что задние колеса коляски были между колеями. На мое счастье паровозика, который, как мне сказали, называют из-за трубы Ванькой-головатым, не было видно.