Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 50

По деревянной лестнице, скользкой внизу, где заливается небольшими волнами, поднимаюсь на причал. Доски кажутся еще теплее. Оставляя мокрые следы, я иду вместе со Стефани к берегу. Там она по короткой лестнице, держась обеими руками за перила, заходит в воду по колено. Постояв пару минут, возвращается на сушу. Кто скажет, что она не купалась в море, в того кинет камень!

Наши два сочлененных стеллажа застелены покрывалом в красную и коричневую клетку, купленном специально для этого. Один в тени от деревянного навеса на темных столбах с более светлыми образцами умения писать, второй на солнце. Стефани загорать нельзя. Кожа у девушки должна быть белой, подтверждая, что не занимается физическим трудом на открытом воздухе. Я никому ничего доказывать не собираюсь, ложусь на солнце. Под солнечными лучами в организме вырабатывается какой-то там витамин, который улучшает настроение. Может, благодаря ему, у меня появляется трудно преодолимое желание заорать от счастья. Я молод, здоров, богат, лежу под мирным небом на берегу теплого моря рядом с красивой женщиной — что еще нужно, чтобы достойно прожить эту эпоху⁈

53

Чего мне не хватало в жизни, так это тренировок по фехтованию. Меня не покидает тревожное предчувствие, что опять окажусь там, где умелое махание острыми железными предметами спасает жизнь. Говорили, что в юнкерском училище дают кое-какие навыки, но мне нужен был хороший специалист. С посредственным больше потеряешь, чем найдешь. Фельдфебель Губарев посоветовал съездить к казакам, которые натаскивают свою молодежь для службы в армии. Так и сделал, посмотрев, как пацаны рубят лозу на скаку шашками. Это облеченная сабля с меньшим изгибом и эфесом без гарды, благодаря чему она легче при одинаковой длине с саблей, выше скорость рубящего удара и меньше устает рука. Зато слабее в колющих ударах. Это чисто наступательное оружие. В общем, дешево и сердито. Шашкой вооружены все кавалеристы, артиллеристская обслуга, офицеры и полицейские. Носят ее в ножнах обухом вперед, как катану, чтобы, вынимая, была возможность сразу нанести удар без дополнительного замаха. Обучают фехтовальщика шашкой трем рубящим ударам (налево вниз, направо вниз и просто направо) и четырем колющим (вниз налево и направо и вполоборота налево и направо). Лозу рубили направо вниз. Не снес ухо коню — молодец, срубил лозу — удалец. Я умею это делать более тяжелой саблей.

Обратно ехали через Молдаванку, довольно густо населенную, несмотря на то, что многие обитатели Города считали, что за улицей Порто-Франковской жизни нет. По-своему они правы: разве это жизнь⁈ Одно-двухэтажные домишки, по большей части слепленные из самана и неприличных слов. Все удобства во дворе или где успеешь. Воду привозят с Бугаевки. Арбы, запряженные парой волов и с несколькими большими бочками, едут по не мощенным улицам, и возницы орут: «Вода! Бабы, вода!». В каждом дворике есть подземная цистерна для сбора дождевой воды, стекающей с крыш. Если бы не стекла в окнах, типичное южное средневековье. Ближе к Городу дома становились выше и лучше. На первых этажах мастерские, парикмахерские, магазины, забегаловки. У пивной некого С. Ройзмана была летняя терраса на невысоком фундаменте, огражденная деревянным решетчатым барьером и защищенная от солнца брезентовым навесом. Там ближе к входу с улицы за столом, накрытом коричневой клеенкой, сидела шумная компания из пяти человек, а дальше от него — два типа. Если бы они были порознь, не узнал бы. К тому же, один из них, что-то говоря корешу, скривился так же, как и тогда, когда в тамбуре поезда увидел в моей руке пистолет. Сперва я усмехнулся про себя, вспомнив, как вор у вора украл дубинку, а потом в моей голове начали складываться пазлы: неработающие телефоны, из-за чего не позвонишь в полицию, опустевшие городские улицы из-за летней жары и постоянной стрельбы и взрывов бомб, желание рассчитаться за кидок. За это время мы проехали метров двести.

Перед следующим перекресток я приказал Павлину:

— Поверни направо, остановись там и подожди меня.

Я достал из подмышечной кобуры браунинг, без которого теперь не выходил за пределы дачи «Отрада» из-за предреволюционной обстановки в Одессе, переложил в карман легкого, летнего пиджака цвета слоновой кости, пошитого уже здесь, и пошел в сторону пивной. Опасался, что не застану там уголовную парочку. Нет, все еще допивали напиток из оловянных кружек объемом в пинту (немного более полулитра). Между ними стояла пустая оловянная тарелка, в которой затушили и оставили окурки. Красная пачка папирос с серой этикеткой, на которой рядом с четырьмя золотыми медалями, образующими крест, было написано разными цветами «Фабрика табака и папирос Конст. Иван. Месаксуди в Керчи Воронцовская ул. собств. дом». Далеко не дешевые. Как гласит реклама в газете «Одесские новости», папиросы Масаксуди курят все хороши люди. Оба хороших человека были в черных жилетках поверх синеватых рубашек со стоячим воротником, штанах и желтых штиблетах. Я присел на крепкую, дубовую лавку спиной к деревянному ограждению, лицом к входу на террасу с улицы и левым боком к бывшему владельцу смит-вессона, на которого направил браунинг, извлеченный из кармана, что не осталось без внимания.

Сидевший напротив не видел оружие, поэтому начал пускать пузыри:

— Занято! Вали за другой столик!

— Не ори, а то яйца отстрелю, — спокойно произнес я.

И тут он узнал меня и опять скривился.

Привлеченный криком на террасе, из внутреннего зала появился половой — юноша лет пятнадцати с длинными ногами, которые переставлял так, будто ниже колен протезы.

— Принеси нам по кружке, — распорядился я, а когда он закрыл за собой дверь, сказал своим соседям по столу: — Расслабьтесь, я не грабить пришел. Как вижу, вы на мели, брать с вас все равно нечего.

— Шо тебе надо? — намного тише спросил сидевший напротив, темноволосый, с мясистым носом молдаванина, хотя сейчас и в будущем людей этой национальности очень трудно найти на Молдаванке.

— Два вооруженных помощника, четырехместный тарантас с кучером и выход на барыгу, который сразу оплатит драгоценности на несколько тысяч, — спрятав в карман пистолет, коротко ответил я и сообщил дополнительную информацию: — Кучеру десятая часть, остальное делим поровну.

Я бы отдал им всю добычу, но тогда сочтут предельно мутным типом, с которым лучше не связываться.

— И шо ты собираешься хлопнуть? — спросил он.

— Ювелирный магазин, — признался я.

— Какой? — спросил он.

— Всё-то тебе расскажи! — шутливо молвил я. — Чтоб ты сам туда наведался?

— Может, меня там знают, — сказал он.

— Без обид, но что-то мне кажется, что ты не слишком известен в центре города. На всякий случай надень шейный платок и закрой им лицо, как сделаю я, — посоветовал ему.

В это время пришел половой с тремя кружками пива, забрал две пустые и тарелку и объявил цену:

— Сорок пять копеек, — а заметив мое удивление, объяснил: — У нас платят сразу-с.

На Молдаванке всегда жили исключительно порядочные люди. Я дал ему полтинник и махнул рукой: свали, сдачи не надо. Пиво было пенное и могло быть приличным, если бы доливали не так много воды.

Мои собеседники приложились от души, словно боялись, что передумаю и заберу.

— У нас таки есть всё, шо тебе надо, но мы тебя не знаем, а с незнакомыми дела не ведем, — вытерев густо покрытой черными волосами, тыльной стороной ладони пухлые темные губы сказал второй, который был по национальности наполовину «да» и, скорее всего, являлся мозгами этой пары.

— Я тоже так поступаю, но здесь у меня нет достойных знакомых, а вас я видел в деле. И вы меня видели, — сказал я. — Если вам не нужен хороший куш, предпочитаете мелочь по вагонам тырить, тогда найду других.

Они обменялись молча взглядами, после чего закурили, предложив и мне, но я мотнул головой. С вагонами, наверное, что-то пошло не так, предполагаю, что примелькались, а очень хотелось хорошо пожрать, выпить, с девками гульнуть…

— Приехал откуда? — спросил ашкенази-суржик.