Бумеранг вернулся (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 46

Когда я зашел внутрь баррикады, там валялось десятка три трупов. Уорент-офицер Кристиан Адкинс допрашивал раненого негра довольно крепкого сложения, наверное, культуриста, который лежал на спине, прижав обе черные руки к ране на животе. Желтая майка возле них была пропитана темной кровью.

— Где держите белых рабов? — спрашивал «зеленый берет», резко, сильно тыкая черным стволом «глока-26» в приплюснутый черный нос. — Отвечай, обезьяна, пока мозги не вышиб!

— Там… — промычал раненый, захлебываясь кровью.

— Где там⁈ — продолжил допрос мой заместитель, ударив сильнее.

— В под-ва-ле, — еле слышно молвил по слогам гангстер.

Уорент-офицер Кристиан Адкинс нажал на курок пистолета, прекратив мучения раненого.

— Пойдем искать подвал, — сделал я вывод. — Зато не надо будет карабкаться вверх по лестницам.

Пленных мы нашли быстро. Вниз вела всего одна каменная лестница в левой части здания. Заканчивалась она перед железной дверью с электронным кодовым замком, не работающим, закрытой снаружи на висячий «амбарный», причем скобы для него были приварены грубо, без последующей зачистки и покраски. Я быстро открыл его отмычкой.

— С такими талантами, командир, ты и на гражданке не пропадешь! — пошутил уорент-офицер Кристиан Адкинс.

— Ты даже не догадываешься, насколько прав! — в тон ему произнес я, рассмешив подчиненных.

Знали бы они, насколько я честен с ними!

Стоило открыть скрипучую дверь, как изнутри пахнуло зловоние, смесь общественного сортира с рыбными рядами. Я чуть не блеванул. Даже Локи сморщил кожу на морде.

— Натан, фонарик, — приказал я помощнику сержанта-инженера.

Коридор был длинный и высокий. На потолке лампы, но ни одна не горела, и не понятно было, где они включаются. С левой стороны коридора имелись открытые широкие проходы в просторные помещения.

В первом стояли большие картонные коробки, заполненные доверху полиэтиленовыми пакетами с белым порошком весом по фунту каждый. Судя по запаху рыбы, это амфетамин. В России до революции им лечили насморк и депрессию, а студенты-химики употребляли при подготовке к экзаменам. Становишься очень активным, забываешь об усталости. Всю ночь учишь и утром на экзамене свежий, как огурчик. Еще будешь бесстрашным. Думаю, здесь его производили именно для солдат.

Во втором и следующих помещениях находились люди, Оттуда и воняло ядрено сортиром. Мужчины и женщины сидели на полу, наклонив головы. Те, на кого падал луч фонарика, скукоживались испуганно.

— Мы Белая армия. Вы свободны. Поднимайтесь на нулевой этаж и там ждите, когда закончится бой в городе. Из здания не выходить, попадете под пули, — громко объявил я, чтобы слышно было во всех помещениях, а потом тихо приказал своим подчиненным: — Пойдем наверх, а то я сейчас облюю здесь все стены.

Поднявшись на первый (нулевой) этаж, я расставил своих людей так, чтобы не давали никому выйти на свежий воздух, а сам сел у приоткрытой входной двери на темно-красное кресло, принесенное с баррикады. Нет ничего приятнее чистого воздуха.

Из подвала начали подниматься по одному и небольшими группками освобожденные белые рабы. Были они худыми, грязными, зашуганными. И ведь всего несколько лет назад эти особи считали себя золотым миллиардом, мировым жандармом, вершителями судеб на всей планете Земля и ее окрестностях, хотя на самом деле являлись гнусным паразитом, высасывавшим соки из остальных. Теперь им доходчиво объяснили, кто они такие. Впрочем, сомневаюсь, что сделают правильные выводы. Пройдет лет десять, и старшее поколение пиндосов опять начнет надувать щеки, вспоминая прошлое величие, но это уже будут фантомные боли после ампутации, которые те, кто вырастет после Второй гражданской войны, будут считать старческой придурью.

Локи, лежавший на покрытом темно-серой плиткой полу рядом с креслом, вдруг встал и направился к лохматому, длиннобородому, согбенному мужчине, как мне показалось, лет шестидесяти, хотя седины в волосах и бороде было очень мало. На нем были ветхая, рваная, коричневая с желтым узором, байковая рубаха и джинсы с прорехами на коленях, как у молодого модника, и в паху (новая мода⁈), а на черных от грязи ступнях розовые пластиковые шлепанцы маленького размера, из-за чего задние части пяток касались пола. Пёс принюхался и, радостно, по-щенячьи взвизгнув, уперся передними лапами в грудь мужчины, начал лизать его лицо.

Тот обнял собаку и, присев, забормотал иступлено:

— Локи, Локи, Локи…

Из бледно-голубых глаз мужчины текли слезы.

64

Освобождение Нью-Йорка растянулось на две недели. Точнее, через этот срок основные наши войска двинулись дальше на юг, на Филадельфию, а часть осталась патрулировать Гнилое Яблоко, отстреливая тех, кто не хотел жить по новым законам, выковыривая из нор тех, кто решил спрятаться, пересидеть лихие времена, а потом вернуться к старым делишкам. Сопротивление становилось все сильнее. В Филадельфии наша разведка засекла кадровые воинские подразделения, пополненные гангстерами из зачищенных нами городов. Их прикрывали системы противовоздушной обороны, которые мешали нашей авиации. Приходилось работать с дальней дистанции ракетами или планирующими бомбами, которых у нас было мало.

Команда «Альфа» номер 0413 получила задание найти и уничтожить батарею зенитно-ракетного комплекса «Пэтриот», базирующуюся где-то в лесах юго-западнее Филадельфии, заодно прикрывая Уилмингтон в штате Делавэр и Балтимор. После каждого открытия огня она меняет позицию.

Командир Десятой группы полковник Джордж Вебер показал мне на карте участок размером километров двадцать в ширину и тридцать в длину и с умным видом заявил:

— Батарея где-то здесь. Найди и уничтожь.

Наш неброский «форд-транзит» отправился в путь после полудня. Сперва понеслись на запад по освобожденной территории. Возле Маунтин Топ свернули с Восьмидесятого межштатного хайвэя на Восемьдесят первый, а затем, когда стемнело, поехали с выключенными фарами по второстепенным дорогам, огибая занятый врагами Рединг с запада и после с юга. Юго-восточнее этого города находился заказник Бердсборо, рядом с которым парк Френч крик. В нем в последний раз видели вражескую батарею. Я исходило из того, что зажравшиеся американские ракетчики не будут таскаться по грунтовкам. Большой лесной массив с хорошими дорогами давал им возможность быстро менять позиции.

Мы въехали в заказник с запада, замаскировались. Утром перекусив сухим пайком, разделились на четыре группы и пошли на четыре стороны. Я выбрал для своей западную. Когда проезжали ночью, заметил ферму на отшибе. В ней был тусклый свет в окошке: то ли свеча горела, то ли лучина.

С восходом солнца вместе с сержантом первого класса Хадсоном Имлером и специалистом Теодором Фарли отправился посмотреть, кто там обитает. На лугу, огороженном колючей проволокой, паслись три бело-коричневые коровы и стреноженный гнедой конь. Дом был большой одноэтажный с крышей, покрытой рулонной гибкой коричнево-черной черепицей. Рядом хлев, сеновал и какой-то сарай непонятного мне назначения. Дальше шло поле со старым жнивьём, не перепаханное осенью,

Возле сарая пожилые мужчина и женщина, белые, когда-то полные, пилили дрова на деревянных козлах двуручной пилой. Работали споро, рядом с ними валялось с десяток чурок. Увидев нас, женщина испуганно замерла и поправила темно-синюю косынку, покрывавшую голову. Мужчина медленно обернулся. На мрачном, давно небритом лице отсутствовал напрочь стандартный американский оскал жизнерадостного рахита. Видимо, военные здесь не являются источником положительных эмоций.

— Не бойтесь, мы из Белой армии, ничего плохого вам не сделаем, — сразу предупредил я.

— Нам нечего бояться. Все уже выгребли до вас, — ответил мужчина.

А то я не знаю крестьян! Если бы хорошенько поискали, много чего нашли бы.

— Нам ничего не надо. У нас снабжение отличное. К тому же, мы не трогаем белых, — повторил я и спросил: — Давно здесь были черные?